Так завершается карьера сыщика в XIX веке
Шрифт:
— Нет ваше императорское величество, — Константин Николаевич был благодарен императору и постарался замять тему происхождения современных английских дворян, — их задача тоже сугубо утилитарная — также заронить в вас зерно сомнения. Более того, факты показывает, что еще ни разу выдача денег напрямую не связывалась с деловыми услугами. То есть финансы это одно, а, так сказать, небольшая финансовая услуга другое.
А если надо будет совершить прямой подлог в бумагах, то на это есть совсем уж мелкие чиновники из подлых слоев — писарьки, другая канцелярская мелочь. Некоторые из них убьют любого за несколько копеек. А уж существующие цифирки
— Да-а, — протянул Николай, удивленно. К нему, однако подмешивалась и немного досады. Ничего, перетерпится. Его чиновники в его государстве!
Канкрин, более информированный по своему министерству, был гораздо стоек и индифферентен:
— К сожалению, ваше императорское величество, жалованье у них бывает небольшое, а на моральный уровень приходится совсем не обращать внимание. Выбирать не из кого-с. Тем более, законодательная база, дошедшая до нас с прошлых веков, относится к этим случаям весьма мягко. В XVIII веке, в условиях финансового дефицита, чиновникам нередко не платили годами и поэтому закрывали глаза на их мздоимство.
— Вот что, великий князь, — принял решение император после некоторого молчания, — повелеваю тебе пригласить оного английского графа и откровенно с ним поговорить. Если окажется, что вина его доказана или сам он в ней признается, объявить ему от моего имени августейший выговор. Не больше.
Приказ был откровенно мягок. Даже слишком. Тем более для иностранного дипломата. Да он им еще бравировать будет! Вот это монарший приговор!
Так думал не только попаданец, но и Канкрин. Он нехотя предложил:
— Ваше величество, может, хотя бы припугнуть его высылкой или за границу или, хотя бы, в ту же Сибирь?
Император махнул рукой, понимая их настрой, но стоя, прежде всего, на позиции государственных интересов:
— Нет, господа, не просите. У нас и так с бриттами отношения прохладные, а после этого дипломатического скандала, я боюсь, совсем ухудшатся. Международная же обстановка, без того напряженная, нам этого не позволяет. Россия сейчас совсем не готова к войне.
С тем и расстались. Канкрин, когда они шли по коридору, все же успел сказать:
— Можно подумать, мы когда-то были к войне готовы. Что же касается деятельности этого графа, — он сказал это таким тоном, словно это был дворник, причем вечно пьяный и безобразный, — поскольку провинившиеся чиновники происходят из моего ведомства, а государь лично мне напрямую не соизволил запрещать наказывать. При случае можете ему приватно передать, что министр финансов гневается, и с завтрашнего дня временно замораживает ему все финансовые счета. Пусть уматывает отсюда. Здесь не Great Britain. Так-то!
И Канкрин с независимой походкой пошел дальше по коридору. «Хороший человек, пусть и немец! Поехал к себе в министерство работать, а вот мне еще беременную жену ублажать»! — подумал Константин Николаевич с вздохом. Уважительно поклонился уже в спину его финансовому высокопревосходительству.
Настроение было такое, что ублажать ему даже любимую жену как-то совершенно не хотелось. Больше всего в этот момент великий князь страстно желал бы простонародно кому-то набить морду. И не любому, а конкретно Стюарту. Суки эти англичане. Всюду болтают о демократии и джентльменстве, а под шумок воруют и гадят по всему миру.
Еще раз вздохнул и аккуратно постучал в дверь личных покоев императора. Негромко, но внятно.
Личные у российских монархов — не значит
домашние. Дверь открыл один из статс-секретарей. Монархи могут претендовать на многое, но отнюдь не на положение приватности и интимности.Константина Николаевича секретарь, разумеется, пропустил. Лишь вежливо уточнил, где находится его жена Мария Николаевна. И даже без малейшей просьбы с его стороны.
Хотя это и так было все понятно. Мария сейчас точно находится в покоях Александры Федоровны, жены монарха и мамы его жены. И бабушки его сына. То есть, безусловно, своя насквозь родственница.
В покоях было весело и шумно. Мария Николаевна в очередной раз (в какой?) хвасталась будущим сыном, а окружаемые женщины, как правило, свои родственницы и их дети, ахали и завидовали. Муж присмотрелся. На счет детей он явно погорячился. Преобладали незамужние сестры, в то числе и «привязанная» к ним через кольцо великая княжна Ольга, которая стояла в первых рядах родственниц и внимала (иначе не скажешь) Марии Николаевне. Они-то и придавали яркий детский колорит.
А жена была откровенно в ударе, раскрасневшись. Для доказательства своих слов она почему-то все указывала на свой беременный живот и радостно смеялась. Зрители тоже смеялись, но как-то по-разному — кто-то просто радовался вслед великой княгине, а кто радовался сквозь слезы.
Впрочем, это совершенно не его дело. Вставать между радостными и сердящимися женщинами мог только круглый и надменный дурак. Ведь какой бы ты не был заслуженным чиновником, но от заколки, булавки или другого аксессуара это вряд ли убережет. При чем с обоих сторон. Помните это всесильные и горделивые мужчины!
А так Константин Николаевич мог бы умилиться этой патерналистской картинной, если бы не знал приблизительно, но гарантированно, что ребенок еще ничего не видит в животе и, кажется, не слышит, хотя последнее и без гарантии. Маленький он совсем, нескольких месяцев даже от роду, а от зачатия.
Так что, скорее всего, глядя на только что вошедшего отца, он на самом деле тихонечко радуется и практически спит в своих ребяческих мыслях, которые взрослые еще никак не узнают.
Но и пускай не узнают. Все равно Мария выглядит совершенно прелестно. Как говорят французы, шарман. А появление свежего мужчины, для кое-кого и совсем незнакомого, особенно для маленьких со стороны присутствующих женщин и немного детей вызвало настоящий взрыв восторга.
Они немного отвлеклись от предыдущей темы, и принялись громко и многословно здороваться и поздравлять Константина Николаевича с прибавлением совсем немногим в будущем в семье. При чем так двусмысленно поздравлять — взрослые осознанно, дети в след за ними, что было непонятно — то ли они поздравляют с прибавлением небольшую семью Константина Николаевича, то ли все уже обширное семейство Романовых. Хочешь — не хочешь, а его еще нерожденный первенец хотя бы на несколько ближайших лет стал общим билетом в будущее.
Самому попаданцу, собственно, было в данном случае не принципиально. Он быстренько покончил с ответными возгласами, поздравив всех окружающих в целом и каждого персонально в отдельности с чьем-то своим, и, укрывшись в тень, тихонечко поинтересовался ближайшими планами у жены.
Дражайшая Мария Николаевна, оказавшись снова дома, наслаждалась забытой домашней атмосферой. Как понял Константин Николаевич, как бы ему не оказаться в собственном доме в семейной кровати этой ночью одному. А такой был уже прецедент. И ведь даже не отругаешь!