Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав
Шрифт:
Вечером мама сказала с уважением:
— Да, надо признать, парнишка знает, чего хочет.
Я просияла от гордости. Ронни всякий раз оказывался умнее и сообразительнее, чем того все, кроме меня, ожидали.
Глава третья
Бабушка Элизабет и прабабушка Алиса, в отличие от некоторых других наших родственников, Ронни не боялись. Они вообще мало чего боялись.
Как-то в субботу незадолго до Дня Благодарения Ронни совершил нечто, что неожиданным образом заставило враждовавших старушек выступить единым фронтом.
За
Мы мирно поглощали сытный деревенский завтрак, состоявший из яичницы с колбасой, оладий с сиропом и дыни. Я, все еще полусонная, сидела в пижаме и халате между бабушкой Элизабет и прабабушкой Алисой. В мои обязанности входило передавать обеим блюда с едой, чтобы им не приходилось просить об этом друг друга.
— Сегодня я поеду за покупками в Атланту, — заявила вдруг прабабушка. — В «Рич».
Это была не просьба. Прабабушка известила нас о принятом решении. Значит, кому-то надо было четыре часа, именно столько и занимала поездка, поработать шофером.
— Я, пожалуй, тоже поеду, — встряла бабушка Элизабет.
Все замерли — кто с вилкой в руке, кто с чашкой у рта.
Единственным, кто не понял, что случилось, был Ронни, но и он перестал жевать и с любопытством наблюдал за происходящим.
— Тебя, Элизабет, я не приглашала, — по-королевски вскинув брови, сообщила прабабушка.
— Мамуля, я отвезу тебя на следующей неделе, — пообещала мама.
Бабушка Элизабет промокнула глаза салфеткой. Она умела плакать по заказу — словно водопровод включала.
— Ну как мне купить подарки к Рождеству, если все мной распоряжаются так, как им заблагорассудится? А на себя саму я уже полагаться не могу. — По ее холеной щеке скатилась одинокая слеза.
— Прекрати ныть, — сказала, поджав губы, прабабушка.
Дедушка умоляюще вскинул руки.
— Мама, — обратился он к прабабушке, — я бы руки свои дал отрезать, лишь бы этого больше не слышать.
— Джозеф, все начала она.
Бабушка Элизабет перешла в наступление.
— Я непременно поеду в магазин сегодня. И возьму с собой Клэр, она будет носить покупки.
Я боялась шелохнуться.
— Она будет носить мои покупки, — объявила прабабушка.
— Поскольку ты, Алиса, слишком стара, чтобы возить нас в Атланту, не тебе принимать решения, — немедленно возразила бабушка.
— Машина моя. А ты свои покупки таскай сама.
— Я вовсе не желаю трястись в этой развалюхе. Она насквозь провоняла твоими жуткими духами. — Бабушка Элизабет победно улыбнулась и обвела взглядом собравшихся. — Так кто же нас повезет?
Все наперебой принялись извиняться. Папе с дедушкой нужно было срочно ехать в Гейнсвилл, маме — делать яблочное пюре из пяти бушелей яблок. Попалась бабушка Дотти, не успевшая придумать отговорки.
— Я... Ну, я тоже... — забормотала она.
— Ты совершенно свободна, невестушка, — констатировала прабабушка. — Ты нас и отвезешь. Зря, конечно, с нами увязалась Элизабет, но, если
она тебя раздражает, мы можем запихнуть ее в багажник.— В этой семье вовсе не я всех раздражаю, — язвительно заметила бабушка, — а всем известно кто.
— Ну ладно, ладно! Умоляю, замолчите обе, — сказала бабушка Дотти. — Я вас отвезу. Только не орите!
Дедушка попытался ее спасти:
— Все равно вы все не можете поехать в Атланту сегодня. Не позволю я вам таскаться в такую даль без меня, Холта или мальчиков. Это небезопасно.
— Вот он, наш спаситель! — объявила бабушка Элизабет, показав на Ронни. — Никто не посмеет обидеть бедную немощную Алису, если ее будет сопровождать такой паж. С нами поедет он.
«Спасайся», — прошептала я Ронни одними губами. Он смотрел на меня, не понимая, в чем дело. Увы, было поздно.
Универмаг «Рич» в центре Атланты был сказочным замком, идеалом социального благополучия многих поколений. Там можно было купить все — от ложек с вилками до мебели. Огромный, помпезно-роскошный магазин начал терять свое былое величие, когда я была еще ребенком, но прошло еще много лет, прежде чем все наконец решили, что покупать там ничего нельзя.
Бабушка Дотти припарковала свой огромный, поглощавший прорву бензина пикап и заперла его. Мы были одни в полутемной бетонной утробе подземной стоянки универмага.
С Ронни произошла какая-то едва уловимая перемена. Наверняка папа с дедушкой объяснили ему, что он должен охранять женщин. Он пристально вглядывался во все тускло освещенные закоулки, и вид у него был как у тигра на охоте.
У меня по спине пробежал холодок. Я испугалась не стоянки, не грабителей, насильников и прочих страшных типов, которые, как мне рассказывали домашние, обитают в городах. Нет, испугалась я самого Ронни, и еще у меня немного закружилась голова, и я почему-то догадывалась, что это каким-то образом связано с моей принадлежностью к женскому полу.
Когда мы наконец оказались в универмаге, вдохнули его запахи, увидели хорошо одетых, приветливых людей и шикарные вещи в витринах, я по-прежнему смотрела на Ронни, шестым чувством ощущая, что неприятностей не миновать.
Это случилось в отделе товаров для мужчин.
Бабушки делали покупки по давно отработанному ритуалу. Бабушка Дотти уговорила продавца принести из примерочной два стула, и прабабушка с бабушкой, усевшись на них, рассматривали товары, которые мы им подносили.
Бабушка Дотти предусмотрительно рассадила их по разным углам и, вздохнув с облегчением, сбежала в дамскую комнату, оставив старушек на нас с Ронни. Мы сновали взад-вперед, принося на осмотр галстуки, водительские перчатки, пуловеры и одеколоны.
Посетителей в отделе было немного. Я сразу обратила внимание на хорошо одетую пару с худеньким светловолосым ребенком лет четырех. Отец его был из тех нервных раздражительных типов, которых я терпеть не могу. «Осторожнее! — рявкнул он на жену, помогавшую ему примерить пиджак. — Ты зацепилась подкладкой за мои часы!» Женщина виновато улыбнулась. Я представить себе не могла, чтобы мой папа так говорил с мамой или так злобно смотрел на нее.
Вымотанный продавец то кидался на помощь мужчине, то бегал за малышом и водружал на место разбросанную им одежду. В оставшееся время он, нахмурившись, следил за Ронни, хотя тот ничего подозрительного не делал.