Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав

Мое десятилетие в мае тоже было днем знаменательным. Утром Ронни положил мне под дверь букет алых гвоздик, и у меня от счастья закружилась голова.

Я не могу точно объяснить, что он во мне ценил больше всего. Наверное, мою искренность, преданность, доверчивость. Я была самостоятельной девочкой, и со мной он чувствовал себя уверенно, иногда поддразнивал, когда надо — защищал, со мной можно было о многом поговорить. Я тогда не замечала ни разницы в возрасте, ни того, что мы мечтаем о разном, потому что моей детской любви не было дела ни до реальной жизни, ни до игры гормонов.

В свой день рождения я не догадывалась о том, что нас подстерегает в самом ближайшем будущем.

Все волшебство наших отношений прекратилось одним жарким субботним днем в начале июня. Стояла духота, густая и

тягучая. Я помню тот день во всех подробностях, помню, как он начался и чем закончился.

Мама с бабушкой Дотти повезли бабушку Элизабет в Атланту за покупками. Папа с дедушкой поехали на ленч в Гейнсвилл. Хоп и Эван пошли ловить окуней. Джош и Брейди еще не приехали на каникулы из колледжа. Ронни остался дома — он возился с мотором старого «фольксвагена», по случаю купленного дедушкой.

Я же должна была сопровождать прабабушку Алису в косметический салон. Ей как-никак исполнилось девяносто три года, и одна она на машине не ездила. Собственно, водить ей вообще не следовало. Она уже не могла без посторонней помощи выйти из своего крохотного «шевроле», к тому же ее надо было предупреждать всякий раз, когда она ехала прямо на какое-нибудь препятствие, например на дерево.

Итак, мы катились вниз по Соуп-Фоллз-роуд, и тут из-за поворота выскочил огромный фургон.

— Осторожнее! — закричала я.

— Спокойствие! — гордо ответила прабабушка, свернула, и «шевроле» правой фарой выбил несколько кирпичей из невысокой изгороди.

Фургон исчез за поворотом, и больше мы его не видели. Следующие пять минут прабабушка возмущалась и кричала, что во всем виноват водитель фургона. Потом она достала из сумочки таблетку нитроглицерина, сунула ее под язык и запрокинула голову. Ее узловатые руки со вздутыми венами заметно дрожали. Меня тоже трясло.

— Прабабушка, миленькая, что с тобой?

— Ничего страшного, просто надо дать сердцу отдохнуть.

— Я пойду позову кого-нибудь на помощь.

Я выскочила из машины и огляделась. Куда идти? Домой? Слишком далеко. А там, за поворотом, ложбина.

Ложбина... Большой Рон...

Времени бежать домой не было, и я помчалась к ложбине.

Я не думала ни о чем, кроме того, что бежать надо быстрее. На повороте к дому я остановилась и перевела дыхание. Никогда раньше я не приближалась к жилищу Большого Рона, никогда не заглядывала в его ужасный трейлер. Мне было не по себе, но я взяла себя в руки.

Я медленно поднялась по ступенькам и постучала в дверь. Вокруг с противным жужжанием вились мухи. Внутри что-то загромыхало, и наконец дверь распахнулась. Передо мной стоял Большой Рон. Волосы у него были сальные и слипшиеся, футболка вся в пятнах.

— Чего тебе? — прорычал он.

— Сэр, разрешите воспользоваться вашим телефоном.

— Зачем это?

— Моя прабабушка попала в аварию. Ей нужна помощь. Ронни приедет и заберет нас.

— Угу.

Он почесал щетинистый подбородок. Глаза у него были красные, щеки в лиловой сетке полопавшихся сосудов.

Он посторонился, и я проскользнула внутрь. На столе стоял вентилятор, гонявший по комнате смрадный воздух. В углу работал маленький черно-белый телевизор, шел бейсбольный матч. Повсюду валялись банки из-под пива и пустые бутылки.

— Боишься меня? — спросил Большой Рон.

— Нет, сэр.

Я присела на диван, и над ним клубами поднялась пыль. Рон плюхнулся в обшарпанное зеленое кресло, рядом с которым на кипе старых журналов стоял черный телефонный аппарат.

Пока я набирала номер, он не сводил с меня насупленного взгляда. Я судорожно сжимала трубку. Ну, подойди скорее!

— Алло! — услышала я голос Ронни.

— Приезжай и забери нас! Мы попали в аварию. Я в ложбине, а прабабушка сидит в машине. Приезжай за нами!

— Клэр, иди на шоссе, — ответил он быстро. — Иди немедленно! Я возьму машину дедушки Малоуни и через пять минут приеду. Клади трубку и быстро на шоссе.

— Хорошо. Поторопись!

Я положила трубку.

— Благодарю вас, мистер Салливан. Я пойду к машине.

Я повернулась к двери, и тут вдруг Большой Рон положил свой железный протез на диван, преградив мне путь.

— Ты с моим сынком разговаривала, да? — спросил он.

Я смотрела на брючину, висевшую на протезе.

— Мистер Салливан, прошу вас, уберите ногу.

Мне было тяжело дышать.

Он не пошевелился. Я тоже застыла на месте. Кровь стучала у меня в висках. Наконец он наклонился ко мне и прошептал:

— Это ты настроила моего сына против меня.

— Нет, — прошептала я через силу. — Сэр, вы ошибаетесь.

— Что в тебе такого особенного? — Он протянул руку и ухватил меня за рукав футболки. — Как ты его охмурила, детка? Наверное, считаешь себя маленькой принцессой, да?

У меня кружилась голова — от духоты, от его мерзкого запаха, от страха.

— Не трогайте меня. Уберите ногу. Немедленно.

Глаза его недобро сверкнули. Он потянулся к моему лицу.

Я ударила кулаком по его мерзкой физиономии.

Он завопил и схватил меня обеими руками. Я завизжала и стала судорожно отбиваться. Рыча и ругаясь, он притянул меня к себе и стукнул по голове так, что у меня искры из глаз посыпались. Несколько мгновений я не понимала, что происходит и где я нахожусь.

Потом он швырнул меня на грязный, липкий пол, а сам повалился сверху. Он завел мне правую руку за спину, у меня в плече что-то хрустнуло, и стало очень больно. Он содрал с меня комбинезон и сунул руку мне между ног.

Я понимала только одно — происходит что-то кошмарное, безумное, страшное, из-за чего весь мир станет для меня совсем другим.

Потом я услышала шум. Кричал Ронни, кричал дико, яростно. Что именно происходило, я не знаю. Грохот, стук, удары. Вдруг я поняла, что на меня ничто больше не давит. Вопли и ругань Большого Рона. Ронни тащит меня по грязному полу.