Театральные подмостки

– - Вот и я не чувствую свою душу, -- тоже как-то виновато сказал я.
– - А если человек просто жил?

– - Что значит "просто жил"? Знаете, у хорошего человека в любом случае душа будет. Только человеку просто так жить нельзя, для себя жить вредно и губительно. Говорю же, какое сознание, такая и душа, оно формирует душу. Даже когда душа рождается и начинает жить отдельно от тела, сознание всё равно на неё влияет. Если человек хорошие и добрые поступки совершает, душа сильнее становится, а если что плохое -- душа слабеет, чахнет и отдаляется от человека. Иногда душа такая сильная становится, что уже сама больше влияет на сознание и на жизнь человека. Сильная душа и защитит человека, и на верную дорожку направит. Но какая бы сильная душа ни была, она не может влиять на других людей, на их судьбы. Потому что самое страшное в жизни -- это порабощать чужие сознания.
– - Власов помолчал с минуту, потом сказал: -- Да, всё начинается с сознания, от него многое зависит. Мне кажется, даже у животных душа может появиться, если они по-особенному мыслить начинают, а главное -- любить.

Власов замолчал, задумчиво глядя перед собой. А я не удержался и спросил:

– - Странно, вы правда не жалеете, что исчезнете навсегда? Что вас уже не будет?

– - Сейчас я просто... спокоен... Да... мы ведь теперь с вами точно знаем, что Бог существует...
– - сказал он и виновато улыбнулся.
– - Понимаете, вера в Бога -- это не то, что мы ищем какое-то бессмертие для себя или вдруг на нас сходит озарение: да, Бог есть. Подчас такое открытие пользы для души не несёт. Вера в Бога -- это когда человек определяет сам для себя -- сам!
– - нужен ли этот мир и вся жизнь вокруг без Бога или нет. Мне лично не нужен: смысла нет и вера в справедливость ничего не значит. Человек один всех защитить не может и всё хорошее ему сохранить не по силам. А когда веришь, что Бог есть, согласитесь, как-то спокойней... Не за себя, нет, за всё живое, за всё сущее. Всё просто. Видели когда-нибудь, как животные смотрят с надеждой? Я уж не говорю о людях. А что стоит эта надежда, если Бога нет? Ничего! Вера не имеет ничего общего с религиозным фанатизмом. Вера -- это благодарность за всё, что нас окружает. Благодарность за то, что жизнь во Вселенной -- вечна и наполнена смыслом. Когда осознаёшь это, уже не важно, будешь ли ты жить после смерти или нет. К сожалению, я это понял только здесь.

Я в замешательстве молчал.

– - Да, Иван Михайлович, а неблагодарность как раз большое свинство, её сплошь и рядом увидеть можно. Люди прямо-таки пропитаны ею, и всё за свою шкурку трясутся, или гадят, или спасаются... И я при жизни был таким же неблагодарным человеком и думал только о себе.

Мы некоторое время разговаривали, а перед тем как исчезнуть Власов предложил:

– - Знаете, вам обязательно нужно встретиться... с помешанным. Думаю, вы не пожалеете. Он во всём разбирается лучше меня, книжки даст почитать...

– - С помешанным? Может, не надо?

– - Не беспокойтесь, он разумнее нас с вами.

– - Как же я его увижу?

– - Нет ничего проще: он сам придёт.

Мы попрощались, и Власов растворился в воздухе. Исчез вместе со своей кроватью, с декорациями и со всеми зрителями.

Я ещё долго думал об этой удивительной встрече. Мне почему-то в голову втемяшилась фраза моего гостя, что если человек не может заслужить душу своей жизнью, то ему придётся добиваться её через страдания и болезни. Такая вот вынужденная мера. И я размышлял: можно ли назвать страданиями то, что со мной произошло? Взвешивал все за и против, смотрел и так, и сяк и в конце концов пришёл к выводу, что, увы, -- нет.

От всех этих тяжких дум я утомился и уснул. И приснилось мне, будто Бересклет и Лиза Скосырева оперируют меня в Детском театре, дети им ассистируют. Они что-то там напутали и вместо моей головы пришили голову забавного ослика. И вот я опять на балу и снова танцую с принцессой Ксенией. Она такая красивая и необыкновенная, и я пучу на неё свои ослиные глаза, скалю крупные вкривь и вкось посаженые зубы и хлопаю большими ушами. А потом Татьяна Ларина привела ко мне Пиковую даму, и та гадала мне на картах... И выпал мне казённый дом. Татьяна посмотрела на меня внимательно и сказала, что, скорее всего, это зоопарк...

Явление 1 4

Помешанный

Проснулся -- и глазам своим не поверил. Весь мой театр превратился в большую библиотеку. На сцене стояли стеллажи с книгами, а зрительный зал превратился -- в читальный. Прошёл вдоль стеллажей по узенькому проходу и с удивлением увидел, что стеллажи не заканчиваются арьерсценой, а уходят вглубь так далеко, что и глаз не хватит. И книги самые настоящие, не бутафорские, но какие-то чересчур красочные и новые, как будто к ним никто не прикасался.

Я вспомнил Власова, который обречённо пролежал в постели пять лет, и подумал: "А мне, наверное, суждено всё это прочесть. Одной жизни, конечно, не хватит... Ну, у меня теперь времени много. В миллион лет, может, уложусь..."

Меня охватило какое-то необъяснимое волнение, и я уж было потянулся за первой приглянувшейся книжкой, как из-за стеллажа вышел человек, необычайно кроткого и пришибленного вида. В нём я узнал юродивого Дионисия, который уже года три как приказал долго жить.

Вообще-то, настоящее имя его Денис Кротов, но так его, на моей памяти, никто не звал. Выйдя из психбольницы, он попросил называть себя Дионисий. Никто и не возражал... Это имя к нему и прилипло, как пиявистая кличка.

У Кротова довольно необычная и трагическая судьба, да и сам по себе был он человек странный и загадочный. О таких говорят -- не от мира сего. А ещё можно сказать, что он юродивый, блаженный. Поэтому расскажу о нём подробнее.

Спятил Дионисий, как ни прискорбно, от несчастной любви. Его тонкая, поэтическая натура и так была плохо приспособлена к жизненным реалиям и жестокости этого мира, а тут ещё такой удар... Та, в которую был влюблён, вежливо отказала ему -- и буквально через неделю вышла замуж за другого. Об этом Дионисий узнал из социальных сетей, наткнувшись на её свадебные фотографии. Боже мой! Перед его взором предстали на редкость превосходные и увлекательные снимки!.. Невеста в прекрасном белоснежном платье, вся такая светящаяся от счастья... Золотистые локоны ниспадали на открытые плечи и на длинные, как у Мальвины, приклеенные ресницы... Этими ресницами она хлопала, как грач перьями, отчего чёлка постоянно подпрыгивала, доставая чуть ли не до потолка, билась о люстры. И жених под стать... Что греха таить, прекрасная пара! Вот они прильнули друг к другу... Вот танцуют... А вот он её, нежно обвивающую его шею, на руках заносит в какие-то двери, украшенные цветами и надувными шариками, и на фотографии проглядывает уголок постели...

Кстати, лет двенадцать назад эта милая и симпатичная девушка работала костюмером в нашем театре. Я её немного застал. Потом она ушла в декретный отпуск и в театр больше не вернулась. Видимо, чувствовала какую-то вину перед Денисом.

Так вот, свадьба его возлюбленной так потрясла Дениса, что он на целый месяц ухнул в запой, уединившись в съёмной квартире, и вдохновенно писал поэму в прозе "Песнь о несчастной любви".

Вот кусочек из этого творения. "...И в тот ужасный день его с утра тревога охватила и странное неясное томленье. Разгадка вскоре объявилась, и оторопь взяла при виде тех изображений... Обида жгла, но локоть укусить не удалось.

О Боже! Что же он увидел? Невеста в белоснежном платье... или не в платье? В белой козьей шубе! И острые ресницы, словно крылья, и странные глаза, клокочущие счастьем...

И он дрожал, не в силах отогреться, и всё мечтал о тёплой козьей шубе, о шерстяных носках из козьей шерсти, о валенках и шапке из козы, и всё напрасно ждал, когда уймётся дрожь в коленях, и дрожь души, и тот сердечный трепет, который не проходит без следа. А рядом с ним любовь всё дребезжала, но тихо так, всё больше робко, виновато, и всхлипывала вдруг, держа в руках огромный бутерброд с копчёной колбасою. А он совсем не ел, хотя украдкой и кидал свой взор голодный.

Любовь доела и спокойно удалилась. Он думал навсегда (наивный!), и облегчённый вздох извергла его грудь, измученная страшными терзаньями. Но оказалось -- тщётно, вернулась она вскоре, ступая мягко, словно львица на охоте, держа в руках буханку хлеба, и колбасу, и сала пластушину, и майонеза банку, две бутылки водки, и что-то там ещё в блестящих и цветастых укупорках. А в сумочке заветный пузырёк с сильнейшим ядом, на случай, если он не сможет удавиться самосильно.

Дотошная любовь к нему тихонечко подсела и, обнимая ласково глазами, взялась вдруг терпеливо объяснять, как надо было сделать здесь и здесь, и там, на той злосчастной встрече, какие надо было применить слова и обороты. И он, страшась картин, которые ему любовь нарисовала, держался из последних сил, крепился и цеплялся, что есть мочи, и всё же слёзы, брызнув, как литая дробь, летели из его опухших глаз. И ничего не смог с собой он сделать, лишь только воровато озирался и вспоминал отчаянно и глухо, тот первый раз, когда любовь в тот первый миг задребезжала, лишь только встретились глаза. Он вспомнил, как тогда в надежде, что она со временем благополучно рассосётся, принял спасительную дозу алкоголя и ухнул в сон, забыв про всё на свете. Но цапкая любовь нисколь не рассосалась, а всё большала и большала, и пухла на глазах, пока не выросла совсем уж неприлично.