Тени Амиран. Белый рыцарь для ведьмы
Шрифт:
И спасению мира заодно.
Ничего, что эти два намерения вразрез друг с другом идут? Погибнуть, спасая мир, — вероятность большая, и что тогда с ней, с Аги, будет?
А может, ищейка-страж притворяется? Соврал? Как-нибудь хитро ею манипулировал?.. Кто их знает, экранов этих, и их экрановские штучки...
Доверия ему нет. Вот и мается Аги без сна.
— И когда ты собираешься? — Сим закончил с хрустящим печеньем и хищно оглядывал стол в поисках чего-нибудь еще.
— Не знаю точно.
Страж говорил поспешить, но... Он много чего
Вода с Аги тоже говорит. И воде Аги доверяет больше.
— Скажи, когда узнаешь. Я тоже... решил уйти.
Аги вскинула взгляд на друга. Его глаза за стеклами очков, как всегда, не разглядеть. И подумалось вдруг, что никогда-то она его читать не пыталась. Амулет ограничивал, так что без осознанного усилия потоки человека ее не касались, но... Не приходило в голову нарушить личное.
У всего должны быть границы. У ее дара тоже.
— С чего вдруг? — можно же спросить и прямо, без применения дара, который, вон, проснулся вслед за ней, заворочался, нагревая амулет.
Что-то слишком часто тот стал нагреваться... Не обжег бы.
Интересно, а срок годности у орденских изделий имеется? Эх... надо было у стража уточнить.
Не она забыла, он отвлек.
— По своим причинам.
— Ясно. А страж уже отбыл, не знаешь?
— Отбыл вроде. Не знаю точно. А ты с ним... у тебя с ним... что? — вопрос оформить как следует в слова Сим так и не сумел, взгляд в стол опустил. Смутившись будто бы.
— Ничего, — что еще отвечать, если сама понятия не имеешь, что происходит?
Не поверил. То, чему он и полдеревни в придачу вчера свидетелями стали, явно значило больше, чем «ничего».
— Вместе росли, как оказалось. Вспомнили детство босоногое, — добавила Аги.
Чистая правда, в Амиране им обувь не выдавали — закаляли. Только в самые холодные зимние месяцы.
— Мне еще в Перк нужно будет заскочить, письмецо одно отправить. Контейнер сдать на склад... Завтра утром выйду, к вечеру вернусь. Дождешься?
Перк находился в дне пути от Угольти, и, как друг собирался вернуться к вечеру, Аги не очень поняла. Решила, что рассеян, как обычно, и мыслями где-то в другом месте, поэтому и расчеты далеки от реальности.
— Да не спеши, время еще есть.
— Сколько тебе на сборы понадобится? Дом законсервировать, вещи ценные на хранение сдать? Хозяйство? — уточнил и деловито поднялся уходить, в последний момент утащив с блюда на столе оставшуюся поломанную печенюшку.
Аги вздохнула. Пусть... у нее еще хлеб остался, а из сладкого — варенье.
— Посмотрим, как пойдет, — ответила, закрывая за другом дверь.
Пошло не так, чтобы плохо. Аги отоспалась, доделала заказы.
На улице лило словно из ведра, так что сидела дома.
Параллельно делам обдумывала план отхода, как лучше запереть жилье, что куда отнести на хранение, чтобы не отсыревало... У друга оказались неплохие идеи, да и связей у него в окрестных деревнях больше, чем Аги могла бы подумать.
Аги же рассказала ему о безымянном
поселении в высокогорье, на три дома, два из которых пустовали.На высоте двух с лишним тысяч метров над уровнем моря. На скалах, окруженный лишь кряжистыми деревцами, что вцепились в эти скалы корнями, обдуваемые холодными ветрами под палящим солнцем.
Там жили козы. И козлы.
Бараны еще, с загнутыми спиралью рогами.
И одна семья, которая за ними присматривала. Женщина и мужчина за шестьдесят и дочка их, ровесница Аги. Познакомились, когда еще мама Анника жива была и устраивала вылазки к черту на кулички за редкими травами, которые и росли-то лишь в специальных условиях, возможных только у черта на куличках.
Много позже, когда Аги сама поднаторела в мудреной науке травничества, стала почти каждый год летом подниматься туда одна.
Любила эти походы. И никому о них не рассказывала. Никого с собой не брала.
Пришло время изменить традиции.
Ее план — отсидеться. По крохам вычленяя информацию из массы того ненужного, что несла вода, анализируя и сопоставляя, Аги сделала вывод — и надеялась, что он правильный! — что тот конкретный островок в горах переживет катаклизмы почти что нетронутым. Так... потреплет, конечно, но несравнимо меньше, чем побережье и среднюю полосу.
Весьма обнадеживающе.
Так, в ленивом спокойствии, прошел день на одном конце деревни. В доме Аги, если совсем точно.
На другом же конце деревни, в амбаре, настрой только накалялся. Злые с похмелья мужики устроили настоящий обыск и обнаружили платок.
Черный, заляпанный и помятый платок Аги, который та частенько повязывала на голову, работая на полях. Чтобы волосы в глаза не лезли.
Платок застрял между двумя ящиками, порванный: он, видимо, зацепился, когда стерва уходила, и выпал из кармана.
Голова болела у всех, но ничего, Герда принесла рассолу.
Хорошо, что две тяжелые бутылки, втихую подсунуые ведьмой на общий стол, староста еще вечером догадался быстро прибрать с глаз. Не стоит никому это пить... Мало ли. Или отравит, или очарует. Может, если бы отпили вчера, сегодня уже себя бы не помнили!
Как будто мало голода и дождей, ею насланных!
Все ей мало!..
— Ясно ж, как белый день! Ведьма уморить деревню решила. Ведь в соседних-то и не льет столько, как у нас, и урожай какой-никакой собирают... У нас только все поганей некуда!
— Пригрели змею на груди, — согласились с Гердой, закивали мужики.
Они, значит, в центре облака, ведьмой вызванного, а остальные деревни по краям, им меньше достается.
Восприятие Аги, как дочки старого Эдвина, бывшего стража и доброго знакомого старосты Алоиза, окончательно отступило. Забыли, как она девчонкой по деревне бегала, сборы разносила, что мама ее, травница Анника, составляла.
Даже то, что перестарок по местным меркам, что одинока и бездетна, что огородом не занимается, что волос черный и глаз темный... все оборачивалось против нее.