Тильда. Маяк на краю света

Но птицы теперь запрещены. Возмутительно!

Хотя — дерево само по себе диэлектрик. Пока не намокнет…

— Здесь лестница, развернись, — приказал доктор после продолжительного молчания.

Пока не намокнет! Пошарила ногой. Вот, пустота. Люк, должно быть.

Разминала губы беззвучной артикуляцией. Чтобы не было снова больно.

— Береги руки. Я попробую проверить.

Ладонями опираться на деревянные переборки оказалось испытанием, пусть и терпимым. Доктор не пожалел цитрусового и ветреного, плюс мази… Обезболил как следует. Что не значит, что завтра я буду в порядке.

Завтра можно будет лезть на стены.

Но при качке спускаться было сложно, меня то и дело впечатывало куда-нибудт, а потом я и вовсе свалилась на пятую точку.

Когда ребята упали в воду, деревяшки намокли. Следовательно — потеряли изоляционные свойства. Выходит, они должны были видеть своих демонов. А как повела себя ларипетра?.. У них — светилась. Она в принципе светится на свету. Возможно, дело в обычном преломлении света. Но у Ро — создала купол. Серебро — отличный проводник. Получается…

Я попыталась бинтованной «лопастью» найти охранную подвеску. Дернула, но снять не вышло. Пришлось попросить доктора:

— Возьмите сами, я не могу снять.

Доктор расстегнул ремешок, прикоснувшись к моей шее грубыми пальцами. И тяжесть подвески исчезла. Я тут же услышала:

— Ну и идиот из тебя, Тильда, отдала сокровище первому встречному, который даже не знаешь, как выглядит!

Мой первый белый мотылек. Я засмеялась.

— Я тебя не вижу, но рада, что не буду одна. Мне нужно разминать мышцы лица.

— Ты не будешь одна, — как-то странно ответил доктор. — Там есть командор. И не перестарайся.

— Фарра тоже забрали! Надежды нет! — вопил мотылек.

Бедняга. Его даже не утешает разгадывание загадок, как меня.

— Теперь будешь уродиной!

Грустно, но… не критично. Я и раньше о красоте не задумывалась, а с лицом или без для Чака я — пустое место. Я похолодела. Чак! Нельзя думать о нем! Ведь тогда…

— И Ча…

Я поспешно перебила,.обращаясь к доктору:

— А что с птицами? Теперь писем писать не получится?

Взмахнула рукой и во что-то врезалась. Еле слышный возмущенный ах и шмяк свидетельствовали, что я смела мягкого мотылька. Да. Все-таки белошепотовские аномалии осязаемы.

— Вероятно.

Я закусила губу. И вскрикнула. Больно!

— Завтра обезболивающее перестанет действовать, — усмехнулся голос доктора. — Ты береги себя.

Я знаю. Эх.

— Можно было бы написать письмо Ниргаве, она из топольцев. Моя Голубинка ее знает. Ниргаве знает, что означает вензель на охранке: этот узор используют в Тополе. Возможно, это что-то расскажет нам о свойствах ларипетры. Когда до нее добирается ток.

Ток. Поток заряженных частиц. Солнечный ветер. Как реагирует ларипетра на него, если при встрече с воздействием сирен, серебром и морской водой…

Дух захватывает, как много мы еще не знаем об окружающем мире! Я напишу трактат, как только с рук сниму бинты.

— Подумаю, что можно сделать.

— А я узнаю про… звездную пыль у командора.

— Тебе сюда. Мы пришли.

Но у меня еще оставались вопросы.

— Почему вы помогли мне? А не Седрику Джарлету?

— Я оказал ему первую помощь. Остальное терпит.

Я вздохнула.

— Передайте ему мои извинения. Я не собиралась его… уродовать.

Доктор тихо засмеялся.

— Думаю, он вас тоже. Господин Джарлет… не просто так заслужил уважение Буканбурга. Ума не приложу, что с ним случилось сегодня.

Месть. Ненависть. Вот, что сводит людей с ума. Не сирены. А собственные страхи, обиды и злость: все, с чем мы никак не можем согласиться, но с чем ничего не можем поделать. Как говорила Ро, «мы должны принять, что чего-то не сможем принять никогда».

Я вспомнила ее бледность. И силу страхов. Даже за пределами моря Белого Шепота она их знала и слышала…"Я не могу принять тысячу вещей', «и мне их учить!», «ты собралась учить их, как справляться со страхами? Ха! Самозванка!».

Как она там, совсем одна?

И чего боюсь я?..

— Ты боишься, что Чак узнает, — ответил белый мотылек.

Доктор подтолкнул меня вперед, пахнУло влагой — обоняние надежно защищала повязка, и впервые можно было порадоваться ее наличию. Бедный Чак. Милый Чак…

Когда месть становится смыслом жизни…

— К вам пополнение, командор. Завтра навещу тебя, кудесница.

— Тильда?.. Тильда! — услышала я сначала неуверенный, а после — пораженный возглас Фарра.

И звон кандалов. Приехали. Трюм для рабов, как он есть. Судя по книгам — узкий сырой колодец с решеткой на палубу, чтобы удобнее было сбрасывать еду. Я задрала голову кверху, но ничего не увидела, конечно.

Скрежет запираемой металлической двери. Пошарила руками вокруг себя. Пустота.

— Выглядишь, как Аврорина Соция, — попытался пошутить Фаррел.

Мы никогда не плакались друг другу. Кроме того самого дня, когда втроем рыдали. Хотя, рыдали Ис и я. Не припомню слез на глазах Фарра после того, как он вернулся с поисков «Сциллы».

Фарр тоже… бедный. Всегда… один, гордый, одинокий и сильный. Кого удивит, что он наглухо зачехлял душу в черное? Я никогда не думала об этом.

А теперь кандалами гремит.

С людьми, кажется, вообще сложно. Почему я раньше не замечала? Всюду чувства, всюду истории, всюду недосказанное. Ничто не является тем, чем выглядит. Опасно, словно на поле, полном коровьих мин.

Только с наукой и книгами можно что-то знать наверняка. Да. Я непременно напишу обо всем.

— Я… могу сесть? — уточнила я. — Безопасно?

Куда удобнее быть бравым, и делать вид, что все идет как надо. Негласный принцип нашей дружбы.

— Как тебе сказать. Где-то тут бегала пара крыс, всюду разлагается прелая солома. В углу гниют испражнения наших недавних предшественников.

— Какое счастье, что я могу дышать только ртом.

— Завидую твоей броне, мне не выдали.

Я оглянулась вокруг, скорее по привычке — по-прежнему тьма.