Тьма внутри

Лина перебралась к мужу и свекрови из общежития; из имущества – пара сумок, и Инна Петровна почитала своим долгом научить ее азам «нормальной жизни». Лина полагала, что и прежде жила нормально, но у свекрови было иное мнение.

Решительно все Лина делала неправильно: готовила, убирала квартиру, стирала, гладила, одевалась, разговаривала, ходила. В корректировке нуждался каждый шаг, и Лина задыхалась в бесконечном потоке рекомендаций и замечаний.

Капусту в борщ следует добавлять на двадцать минут раньше остальных овощей. Блины делаются исключительно на сыворотке. Генеральная уборка подразумевает (в том числе) и мытье окон, неважно, какая погода на улице. Зубную щетку нужно хранить в футляре. Постельное белье меняют раз в десять дней. Розовый цвет отвратителен. Фиолетовый и сиреневый еще хуже. Тоник для лица, как и лосьон для тела, – бесполезная трата денег. Хорошая хозяйка сама выпекает торты, печенье и пирожные, не покупает готовые. И так далее и тому подобное.

До открытого конфликта никогда не доходило, Лина улыбалась, благодарила за науку и делала все так, как ей велели. Хотя, наверное, более независимая, своенравная женщина попыталась бы поставить Инна Петровну на место, отстоять право поступать по своему разумению, но у Лины на это не хватало духу.

Однако в глубине души она ненавидела свекровь все более отчаянно. Невысокая, поджарая, с коротко подстриженными волосами и накрашенными бордовой помадой губами, источающая запах фиалки, Инна Петровна улыбалась с оттенком снисходительности, говорила тихо, но ядовито, в дверь входила без стука. При одном лишь звуке ее голоса в душе Лины все чаще поднималась тяжелая, душная волна неприязни, которую, впрочем, ей удавалось подавить.

Скорее всего, учитывая безропотность, терпеливость Лины, эта ситуация могла длиться годами. Но вышло иначе.

Однажды свекровь завела старую пластинку про то, что Лине нужно продать гараж. Находится на краю города, машину (которую молодые супруги собрались покупать) туда ставить все равно не будут. Хоть какие-то деньги можно выручить! Лине следовало бы более активно вносить вклад в семейный бюджет.

В итоге в одну из суббот Лина отправилась готовить гараж к продаже: разбирать завалы, выкидывать старье, делать фотографии для объявления.

Настроение было, мягко говоря, не очень. Не то чтобы гараж этот был нужен Лине, стоял и стоял себе на окраине годами, обычная скромная прямоугольная коробка в ряду таких же однотипных строений гаражного кооператива. Но вместе с тем, как ни смешно звучит, это была единственная недвижимая собственность, которая принадлежала лично ей, здесь были вещи, который связывали Лину с детством.

Серое небо будто приклеилось к земле, моросил дождь, что тоже не добавляло оптимизма. Лина с трудом повернула ключ, открыла замок. Дверь взвизгнула, повернувшись в петлях, и Лина вошла в гараж. Включила свет, поморщилась от запаха сырости.

Велосипед со сдувшимися колесами и погнутой рамой, санки без спинки и двух дощечек, пара ветхих стульев, шкаф с оторванной дверцей. Тюки с тряпьем, полки, затянутые паутиной, на которых был навален всякий хлам: журналы, сломанные инструменты, ржавые ножницы, перегоревшие лампочки. В углу – куча тряпья и полусгнивший ковер, свернутый в рулон, несколько коробок.

На секунду в голову пришла мысль выбросить отсюда все ненужное, привести помещение в порядок, благоустроить. Печку притащить, диванчик поставить, стол – и сбежать от Инны Петровны. Нет, не навсегда, как тут жить-то, но хотя бы соорудить временное укрытие.

Глупость, конечно.

Следующие несколько часов Лина трудилась, аки пчела. Разбирала вещи, складывала в заранее принесенные пластиковые мешки, относила на свалку. Освобождаясь от хлама, гараж рос в размерах. Ближе к вечеру оставалось разобраться лишь с содержимым картонных коробок.

Лина откладывала это на потом, поскольку понимала: будет нелегко. Там были вещи родителей: мамино зеркальце, шкатулка с дешевой бижутерией, отцовские часы, какие-то блокноты. Выкинуть рука не поднимется, но и к Инне Петровне не притащишь. Этакая грязь и ветошь в ее стерильно чистой квартире! Даже в кладовку или на балкон не даст поставить.

Зазвонил сотовый.

– Ты скоро? Темно уже становится! – сказала свекровь.

– Собираюсь обратно, мама, – ответила Лина.

Инна Петровна требовала, чтобы она называла ее только так.

– Все сделала?

– Очень много всего, придется еще прийти, – соврала Лина.

Будет повод уйти из дома – это раз. Можно потихоньку перетащить, не привлекая внимания, кое-что из самых ценных родительских вещей, которые она не хочет выбрасывать, – это два.

– Ладно, не задерживайся. Опасно там, гаражи, алкаши, – недовольно проговорила Инна Петровна. – Хлеба купи. И йогурт мне возьми, слышишь?

Лина сказала, что слышит, нажала отбой и продолжила перебирать вещи в картонной коробке. Сломанный будильник, керамическая собачка с довольной улыбкой на мордашке, свадебная фотография родителей в простенькой рамке. Смотрят, улыбаются, не знают еще, что ничего хорошего их в семейной жизни не ждет. Юная невеста через несколько лет попадет под машину и погибнет, а жених начнет пить все сильнее и в итоге допьётся до цирроза.

А их дочь…

Ну в общем-то Лине жаловаться не на что.

Но все равно сердце заныло от жалости – к родителям, таким молодым и уверенным, что весь мир у их ног, к себе, одинокой и не очень счастливой, зависимой и слабой.

Лина не заметила, как расплакалась. Плакала, убирая фотографию в сумку, плакала, доставая из коробки следующую вещь. Куклу.

Маленькая пластмассовая куколка в грязном рваном платье, с ярко-синими глазами, которые смотрели живо и осмысленно. Слезы Лины капали и расплывались по ее личику, а в голову пришла старая сказка про Василису Прекрасную, которую ей, малышке, давным-давно читал отец.

Сказка забылась, подробностей Лина не помнила. Но кое-что в памяти осталось. Мать Василисы умерла, отец женился второй раз, разумеется, на злой женщине, у которой были собственные дочери. И все они завидовали Василисиной красе. Изводили, мучили, а под конец послали к Бабе-яге за огнем.

Лине запомнилось, как страшна была изба Бабы-яги: забор из человеческих костей, на заборе – черепа; вместо столбов у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – оторванные руки, вместо замка – рот с острыми зубами. А еще был черный всадник, да и сама старуха – малоприятная особа. Все, конечно, закончилось хорошо – встречей с женихом и свадьбой, а помогла Василисе куколка. Куколку оставила ей матушка. Умирая, сказала, что нужно кормить ее и обращаться за советом.

– На, куколка, покушай да моего горя послушай, – вслух проговорила Лина.

Конечно, мама не оставляла ей ничего, и вообще это сказки, выдумки и полная чушь, но почему-то пальцы, державшие куколку, стали горячими, сердце забилось часто-часто, кровь прилила к лицу. Слезы высохли, появилась уверенность, что все будет хорошо.

Куколку Лина взяла с собой. Убрала в сумку, на самое дно. Назавтра зашла в магазин тканей, а после, вечером, потихоньку от свекрови, сшила куколке красивое платье. Вымыла ее, расчесала каштановые волосы, нарядила в обновку.

«Что я делаю? Зачем?» – спрашивала она себя.