Тьма внутри
Шрифт:
– Не сложилось у меня. Замуж вышла рано, как школу окончила. Года не прожили вместе, дрались, ругались. Развелись. Потом как-то все… – Она сделала неопределенный жест рукой. – Влюблялась, но вечно не в тех. Искала свое счастье, понимаешь?
Платон закивал, мол, а как же, хотя понятия не имел, где и как следовало это счастье искать. Сам он его просто покорно ждал. И, кажется, дождался.
– Потом показалось: вот он! Толик предложение сделал. Три года вместе были, а потом он бросил меня.
Как можно было бросить Лилию, не укладывалось в голове. Неведомый Толик, видимо, не дружил с головой.
– Я теперь женщина одинокая, – кокетливо улыбнулась Лилия, допивая очередной бокал и заметно захмелев. – А ты, смотрю, в порядке, да, Платоша? Эх, дура была, не оценила тебя, не разглядела. Мама говорила, смотри, Лилька, пробросаешься, разберут хороших мужиков. А тебя еще никто не подобрал?
Она засмеялась, и он вместе с ней.
Закрутился стремительный, головокружительный роман. Ошалевший от любви Платон не чуял под собой ног, летал над землей, не веря в собственное счастье. Приземлила его Лиля, заявив, что беременна. Увидев, как любимая женщина хмурится, напряженно покусывает губы, Платон не мог взять в толк, чем она расстроена. Потому что, спустившись с небес на землю, Платон понял, что стал еще счастливее: сбудется мечта, появится семья, родится ребенок!
– Ты выйдешь за меня замуж? Ты согласна?
Спрашивал с замирающим сердцем: решалась его судьба. Если Лиля откажется, значит, у нее нет к нему чувств. Сделает аборт и вскоре его бросит.
Лилия согласилась.
Сыграли свадьбу. Не пышную, для своих. Многочисленные подружки Лили веселились от души. Платон, все еще не пришедший в себя, не замечал, что приглашенные с его стороны (дядя – мамин брат, двоюродная сестра с мужем, близкие друзья, пара коллег, с которыми он приятельствовал) не очень-то радуются за него, хотя усиленно делают вид.
Жили у Платона (у Лили имелась лишь комната в коммуналке). Беременность она переносила тяжело. Подолгу приходилось лежать в больнице, никаких вечеринок и подружек. Лиля капризничала, сердилась, и только подарки могли ненадолго облегчить ее страдания.
Дочь родилась в марте, и родители решили назвать ее в честь первого весеннего месяца – Мартой. Счастье Платона, когда он впервые взял на руки новорожденную дочь, не поддается описанию. Удивительно, как сердце из груди не выскочило. Марта была прекрасна, как сама весна, и очень похожа на мать: синеглазая, с тонкими светлыми волосиками.
С той поры минуло четыре года. Платон по-прежнему работал вахтенным методом, приезжал и уезжал, трудился еще усерднее, чем раньше, ведь у него теперь была семья, его любимые девочки.
Когда приезжал, брал на себя все заботы по дому, проводил время с дочкой. Лилия постоянно жаловалась, что устает, плохо спит и выматывается, сетовала, что Марта непослушная, чересчур непоседливая, избалованная. Платону так не казалось. Дочка любила рассматривать картинки в книжках, рано научилась говорить, с первого раза делала то, о чем ее просили. Но с женой он не спорил: понимал, как тяжело тащить на себе дом, хозяйство, заботиться о ребенке, когда ты постоянно остаешься одна, мужа нет рядом.
Когда Марте исполнилось два года, Лиля заявила:
– Ее нужно отдать в садик. Там развитие, занятия
и питание правильное.– Но ты можешь сама с ней заниматься, – попробовал возразить Платон. – Давай запишем ее в школу раннего развития, в городе есть хорошая, «Соколенок» называется, там…
Что «там» Лилия не дослушала. Раскричалась, заявила, что устала быть привязанной к ребенку, ей нужны свобода и личное пространство. Платон уступил, и Марта пошла в садик. Он нашел самый хороший, частный, где маленькие группы и всесторонняя забота о малышах. И все равно ему было так жалко оставлять дочку с чужими людьми!
– Нечего делать из нее неженку, – говорила Лилия.
Она снова расцвела: ходила на массаж, в салоны красоты, покупала красивые вещи. Пошла на йогу, чтобы похудеть, но это показалось скучным, Лилия заявила, что спорт – это не ее. Подружки, с которыми она обожала проводить время, завидовали: отхватила-таки богатого мужика.
А вот Платоново счастье постепенно становилось не таким безоблачным. Таяло, как мороженое в жаркий полдень.
В первые год или два после рождения Марты он, если и замечал что-то нехорошее в поведении жены, старался закрывать на это глаза. Объяснял трудностями позднего (как говорили в женской консультации) материнства, особенностями Лилиного характера – активного, вольного.
Но постепенно не видеть становилось все сложнее. Лиля была ленива, ни к чему не стремилась; кроме бесконечного шопинга, сидения в соцсетях и встреч с подругами, ее ничто не интересовало. Больно, но замечал он, что Марта вовсе не так дорога жене, как ему, мать не была привязана к дочери, с большой охотой отдавала ее в руки воспитателей, учителей, аниматоров – кого угодно, лишь бы не заниматься ребенком самой.
Но холодность к малышке, как и легкомыслие, и мотовство, и неряшливость Платон готов был жене простить, считая, что его любви к Марте хватает сполна, хозяйством он и сам может заняться, к тому же есть клининговые службы, чтобы убираться, а еду можно заказывать.
Гораздо хуже были тяга Лили к выпивке и подозрения в ее неверности. Пристрастие жены к алкоголю Платон игнорировать не мог, частенько пенял ей, но она всегда отмахивалась. Подумаешь, немножко винца, шампусика выпила, чего ты из меня алкоголичку делаешь! Да, веселая, да, заводная, не всем такими занудами быть!
Когда Платон бывал дома, Лилия почти не пила, но когда уезжал…
Жена знала: он по голосу поймет, пила она или нет, потому, если была подшофе, не брала трубку, отговаривалась после по-всякому. Платон, конечно, сразу догадывался, в чем дело. Таких случаев становилось все больше и больше.
Что же до измен… Лилия под мухой теряла над собой контроль, это тревожило. Но доказательств неверности не было, Платон не находил (да и не искал) переписок с любовниками или, упаси боже, следов на теле Лили. Но подозрения были, и это разъедало душу Платона.
Он отлично знал: стоит ему уехать на вахту, встречи с подругами, вечеринки возобновляются; не мог отделаться от мысли, что на них присутствуют и другие мужчины.
«Ой, брось, просто с девочками посидели», «Перестань, у Зои был юбилей, я что, должна отказаться?», «Да, мы обожаем в сауне собираться, для здоровья полезно», «На девичнике была, что ты дуешься?»