Тьма внутри
Шрифт:
А что выбежал вон, едва приехав из командировки, сел в машину, покатил куда-то, с управлением не справился и в ограждение бетонное вписался, так это к кому вопросы? К Платону. Лилия не при делах.
Умер на месте, оставив ее вдовой с дитем малым на руках – так Лилия всем говорила, превратившись в собственных глазах в страдалицу и героиню.
Девятый день проходил в квартире. Лилия и в церковь сходила утром, и столы накрыла, все чин по чину, кто бы что ни говорил о ней. Сейчас застолье подходило к концу. Незаметно получилось, что собравшиеся позабыли, зачем они тут, по какому поводу. Скорбные гримасы пропали с лиц, голоса стали громче, кто-то включил музыку.
–
Платон бы второй раз помер, увидев, что в доме курят, подумалось вдове, и она хмыкнула.
– Да, смотри-ка, и квартира шикарная, и машина – всё тебе! – завистливо протянула вторая.
– И на карточке немало, последняя зарплата, накопления, – сказала Лилия.
Пускай прямо лопнут от зависти.
– Мужика всегда найдешь, богатая теперь невеста! – воскликнула третья.
Лилия, конечно, порой задумывалась, что станет делать, чем на жизнь зарабатывать, но не хотелось о грустном. В конце концов, замуж можно снова выйти. Тот же Володя холост, при должности. А она завидная партия. Прицеп, конечно, имеется, но это ничего.
Наверное, грешно, но кто узнает? Лилия думала, что без Платона, без его постоянной опеки и присмотра, назойливого внимания она станет счастливой и свободной, сможет делать, что захочет. Начнется ее новая жизнь!
К моменту, когда все разошлись, оставив в квартире полный разгром, стукнуло десять вечера, и Лилия была основательно пьяна.
«В ванну – и в кроватку», – думала она.
Мысли тяжело ворочались в голове, перед глазами все расплывалось.
Лилия кое-как выбралась из ванны, завернулась в банный халат. Вышла в коридор и уже хотела выключить за собой свет, как голова ее дернулась от удара. Кто-то отвесил ей подзатыльник! Кто? В квартире никого нет, кроме нее и Марты, которая давно спит в своей комнате. Новый удар невидимой руки сбил с ног. Хмель смыло ужасом.
Подвывая, Лиля поползла обратно в ванную комнату, надеясь укрыться. Заперлась, отдышалась – вроде бы все прекратилось. Глянула на зеркало – и обомлела. На запотевшей поверхности было написано: «Получила, дрянь?»
Завопив, Лилия попятилась к двери, и тут зеркало лопнуло, словно по нему ударили кулаком, рассыпалось на сотни осколков. Некоторые из них попали в Лилю. Она закрыла лицо руками, но все равно на щеке осталась рана. И на руках – тоже.
Но раны заживут, а вот как пережить то, что происходит? Даже подумать о том, кто это творит, было страшно, невозможно. На ум пришло, как Платон в сердцах ударил кулаком по стене, слова его вспомнились, которые успели позабыться: «Никогда этого не прощу. С того света достану».
Кровь текла из ран, и Лилия поплелась на кухню, чтобы взять антисептик, пластырь. Странно, что Марта ничего не слышит. Хотя, с другой стороны, у детей сон крепкий, да и привычная она к шумным посиделкам, если честно. Мало ли что билось, кто кричал, смеялся, пока она в детской сидела.
На кухне Лилия потянулась за аптечкой и в этот момент услышала звонок телефона. Немыслимо, невероятно, но эту мелодию Лиля установила для входящих только с одного номера. А тот, кто звонил с него, чьи звонки она так часто игнорировала, лежал на местном кладбище. Сам телефон был разбит в аварии, не подлежал восстановлению.
Телефон звонил и звонил, не умолкая. Сердце Лилии колотилось, готово было переломать ребра и пробить грудную клетку.
«При жизни он ждал, пока я перезвоню, но теперь…»
Теперь лучше ответить, не злить еще сильнее.
Дрожа всем телом, прошла она по
коридору, взяла телефон, который лежал на тумбочке в прихожей. Номер не определился. Может, ошибка? Или хулиганы телефонные?– Алло, кто это? – произнесла Лиля тонким, жалобным голосом.
– Сама знаешь, – отозвалась трубка.
Платон говорил жестко, голос звучал приглушенно, но слова раздавались отчетливо.
«Неужто и вправду звонит из могилы»?
Руки затряслись так сильно, что Лилия едва не выронила телефон.
– Ты! – только и сказала она.
– Слушай внимательно, милая женушка. Всю тебя теперь вижу насквозь, душонку твою поганую, мыслишки мерзкие. И будущее твое знаю. Если не изменишься, сопьешься через несколько лет, все потеряешь: и остатки красоты, и квартиру, и деньги. Плевать на тебя, да дочь жалко. Значит, так. Либо станешь Марте лучшей матерью, завяжешь с гулянками, либо сгинешь. Может у тебя возникнуть искушение не поверить, оставить как есть, и будь что будет. Но в этом случае знай: изведу я тебя быстро, ни на секунду в покое не оставлю, а Марту родственники возьмут, не оставят на произвол судьбы. Никуда тебе от меня не скрыться, я и сейчас смотрю на тебя, лживую гадину.
Как только прозвучала последняя фраза, некая сила развернула Лилю лицом к зеркалу, и она увидела рядом высокую фигуру. За спиной ее стоял Платон в черном похоронном костюме. Взгляд, при жизни кроткий и любящий, полыхал ненавистью.
«Погубила, предала!» – раздался в ее мозгу яростный вопль, и Лилия, выронив телефон, повалилась на пол.
– Мамочка! Мама!
Открыв глаза, Лиля увидела дочь. Девочка встревоженно смотрела на нее и трясла за плечо.
– Ты почему здесь спишь, не в кроватке? У тебя кровь, мамочка, тебе больно?
Лилия повертела головой. Было утро, солнечный свет заливал квартиру. То, что случилось ночью… Возможно, это сон? Она с трудом поднялась на ноги. Руки были изранены, на щеке красовалась глубокая царапина. Лилия прошла в ванную – зеркало разбито.
Но могло же быть, что оно случайно разбилось, Лилия поранилась, а остальное – игра воображения? Все-таки она была вчера, мягко скажем, не трезва.
«Может у тебя возникнуть искушение не поверить», – вспомнилось ей. Но ведь и это могло быть сном!
Она посмотрела на Марту, которая хвостом ходила за нею, растерянная, ничего не понимающая. На груди дочки что-то блестело.
– Что это у тебя? – спросила Лилия.
Дочка улыбнулась.
– Папина цепочка с крестиком. Он сегодня ночью приходил и подарил. Велел носить. Сказал, что любит меня, а еще сказал, что всегда будет рядом. Будет присматривать за мной и за тобой. Правда, здорово?
Лилия не могла вымолвить ни слова. Цепочку, которая теперь была на шее дочери, Платон носил, не снимая, это был подарок его матери. Ее и с мертвого тела не сняли, в гробу он покоился с цепочкой и крестиком.
– Это же хорошо, мамочка, правда? Мы всегда-всегда будем вместе.
Лилия закрыла лицо руками, пытаясь справиться с мыслью, что вот она и началась, ее новая, совсем другая жизнь.
Дом Виолы
– Дом шикарный! – сказала Настя, всплеснув руками.
Алик, ее восьмилетний сын, почувствовал в мамином голосе фальшь и удивился. Он понимал: мама пытается быть вежливой, удивило не то, что она сказала, будто дом хорош, хотя сама считала иначе. Поразило, что и ему дом тоже не по душе, хотя никаких видимых причин нет. Пока Алик уговаривал себя прекратить думать о плохом, внезапно выяснилось, что и мама такого же мнения о доме.