Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

* * *

Под мостами у Сены часами торчу. Рыболовы, смиренные тени, Приковавши глаза к камышинке-бичу, Ждут добычи, расставив колени. Целый день я, волнуясь, смотрю и молчу… В мутных струйках полощутся шпильки, Но никто, вырывая бечевку к плечу, Не поймал даже крошечной кильки.

* * *

Дома тоже немало забавных минут: Кот заходит с визитом в окошко, Впрочем, кот этот — наглый отъявленный плут, Оказался впоследствии кошкой. У меня на диване, смутив мой уют, Разродился он в прошлое лето… Кот иль кошка, другие пускай разберут,— Но зачем же рожать у поэта?!..

* * *

Иногда у консьержки беру на прокат Симпатичного куцего фокса. Я назвал его «Микки», и он мой собрат — Пишет повести и парадоксы. Он тактичен и вежлив от носа до пят, Никогда не ворчит и не лает. Лишь когда на мандоле я славлю закат,— «Перестань!» — он меня умоляет.

* * *

Три младенца игру завели у крыльца: Два ажана поймали воришку… Вор сосновым кинжалом пронзил им сердца, А ажаны его за манишку… Наигрались — к окну. Три румяных лица. Друг на друга глазеем лукаво. Мандарин, апельсин и кусок леденца,— До моста долетит моя слава!

* * *

Прибежит, запыхавшись, бродячий сосед. В лапе хлеб, словно жезл Аарона. Отгрызет, — постучит каблуком о паркет, Словит моль и раздавит влюбленно. — «До свиданья! Бегу. Проморгаю обед…» Отгрызет и галопом за двери. Под окном — для чего посмотрел я ей вслед? — Проплыла крутобокая пери…

* * *

Если очень уж скучно, берусь за пилу, Надеваю передник французский, И дубовые планки, склонившись к столу, Нарезаю полоскою узкой… Меланхолик! Встань твердой стопой на полу, Мастери жизнерадостно рамы: Это средство разгонит душевную мглу У любого мужчины и дамы.

* * *

А работа? О ней мы пока помолчим. Занавеску задернем потуже… Над весенним платаном опаловый дым, Воробей кувыркается в луже, В облаках выплывает сверкающий Рим,— Никакой не хочу я «работы»… Ни в журнал, ни в газеты, бездельем храним, Ни строки не пошлю до субботы. 1926, март Париж

Легкие стихи *

В погожий день, Когда читать и думать лень, Плетешься к Сене, как тюлень, С мозгами набекрень. Куст бузины. Веревка, фартук и штаны… Сирень, лиловый сон весны, Томится у стены. А за кустом — Цирюльник песий под мостом, На рундучке, вертя хвостом, Лежит барбос пластом.

Урчит вода, В гранитный бык летит слюда. Буксир орет: «Ку-да? Ку-да?!» И дым, как борода. Покой. Уют. Пустая пристань — мой приют. Взлетает галстук, словно жгут,— Весенний ветер лют. Пора в поход… Подходит жаба-пароход, Смешной, распластанный урод. На нем гурьбой народ. И вот — сижу… Винт роет белую межу. С безбрежной нежностью гляжу На каждую баржу. Кусты, трава… Подъемных кранов рукава, Мосты — заводы — синева И кабаки… Са-ва! [11] А по бокам, Прильнув к галантным пиджакам, К цветным сорочкам и носкам, Воркует стая дам. Но я — один. На то четырнадцать причин: Усталость, мудрость, возраст, сплин… Куда ни кинь, все клин.

11

Ладно! Идет! (фр.).

Поют гудки. Цветут холмы, мосты легки. Ты слышишь гулкий плеск реки? Вздыхаешь?.. Пустяки! <1928>

Ночью *

I

Сквозь сосны — россыпь звездных гнезд… Дневным, замученным глазам Так чужд бесстрастный холод звезд — Ночной, неведомый Сезам. Кружись, слепая карусель, В угрюмой вечности своей! Мне здесь моя земная щель В стократ уютней и милей… Вот лампа ярче вечных звезд Цветет в окне, в лесной глуши, В смолистой чаще пискнул дрозд, Качнулись сонно камыши, Над чашкой чая светлый пар, Легко вздохнул морской прибой, И как тепло дудит комар В свой жизнерадостный гобой… Как волк, смотрю я в звездный мрак, В пустое, мертвое Ничье, Вот стол, вот лампа, вот табак, Вот сердце теплое мое…

II

В час ночи в комнату ко мне Забрел бродячий кот. Шершавым призраком в окне Раскрыл, зевая, рот И спрыгнул вниз… В лесу ни зги, Зияет глухо дверь. Зачем ты трешься у ноги, Бездомный, глупый зверь? Вот в блюдце козье молоко. Питайся, друг рябой… Но он вздыхает глубоко. Не хочешь? Бог с тобой. Над лампой вьется и трещит Ночная стрекоза… Кот вскинул голову, урчит И смотрит мне в глаза: «Шагами комнаты не мерь И не смотри в кусты — К тебе пришел за лаской зверь Из черной пустоты». Ну что ж, пободрствуем вдвоем, Мне тоже не до сна. Понюхай книжку, попоем, Покурим у окна… Урчит и просит — хвост клюкой, Спина, как гибкий вал… И я взволнованной рукой Бродягу приласкал. 1929

Иногда *

Проснешься ночью… На полу сквозит Сквозь щели ставень лунная решетка. Стучат часы загадочно и четко. Перед камином меркнет медный щит. Ногам тепло — и долго смотришь в щели… Кто я и где? Быть может, домовой, Свернувшийся к камину головой На чьей-то человеческой постели? Быть может, призрак, вылезший из книг, Туманное созданье Андерсена, Удрав из долгого наскучившего плена, Лелеет свой живой и теплый миг? Иль просто кот, бездумная душа, Пригретый складками взъерошенного пледа, Зевает, ноги вытянув, как Леда, И втягивает ноги, не дыша?.. Иль, может быть, — бродячий подмастерье — В глухой таверне жду рассветной мглы, И вот сейчас — петух, раскинув перья, Веселым зовом огласит углы.

* * *

Пусть утром вновь вернусь в свое житье: Свой век и стойло вспоминаю с болью… Душа, порвав с навязанною ролью, Ткет в лунный час иное бытие. 1930

Ночные ламентации *

Ночь идет. Часы над полкой Миг за мигом гонят в вечность. За окном бормочет ветер, Безответственный дурак… Хоть бы дьявол из камина В этот час пустынный вылез,— Чем гонять над Сеной тучи, Головой ныряя в мрак… Я б ему, бродяге злому, Звонко «Демона» прочел бы — И зрачки б его сверкали, Как зарницы, из-под век. Нет — так нет. Паркет да стены, Посреди коробки тесной, Словно ерш на сковородке, Обалделый человек… Перед пестрой книжной полкой Все качаешься и смотришь: Чью бы тень из склепа вызвать В этот поздний, мутный час? Гейне — Герцена — Шекспира? Но они уж все сказали И ни слова, ни полслова Не ответят мне сейчас. Что ж в чужой тоске купаться? И своя дошла до горла… Лучше взять кота под мышку И по комнате шагать. Счастлив ты, ворчун бездумный, Мир твой крохотный уютен: Ночью — джунгли коридора, Днем — пушистая кровать. Никогда у лукоморья Не кружись, толстяк, вкруг дуба,— Эти сказки и баллады До добра не доведут… Вдруг очнешься: глушь и холод, Цепь на шее все короче, И вокруг кольцом собаки… Чуть споткнешься — и капут. 1931