Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

5

Под синим абажуром лампа Бросает круг на тихий стол. На темной стенке два эстампа: Пастух с гусями и козел. Девицы в ужасе священном Над космографией сидят. Мать, опустив моток в колена, Отцовский штопает халат. Часы стучат. Бегут минуты. Затих пузатый самовар. У младшей — тоненькой Анюты — В глазах истома и угар… А старшая беззвучно встала, Прошла в отцовский кабинет: Отец над счетами устало Склоняет вязаный жилет. «Помочь?» — Как бойко по костяшкам Танцует девичья рука… Отец доволен. Дым барашком Уходит ввысь из мундштука. Над головами карта фронта… Сквозь дебри рек, лесов, песков, От Риги вплоть до Гелеспонта, Змеится пестрый строй флажков.

6

В уютной белой комнатушке, Где листья кленов так пестры, Лежат, зарыв глаза в подушки, Две неподвижные сестры. Вверху колпак мерцает глазом Под потолочной наготой, И туалет белеет газом, Как новобрачная фатой. Сквозная дымная кисейка Сквозь прут продета на окне. Открыток пестренькая змейка Висит на матовой стене. Чуть слышно младшая просила: «Ты спишь?» — «Не сплю». — «Иди ко мне!.. О чем ты думала, Людмила?» «О нас, о Боге, о войне…» «Боишься?» — «Нет… Чего ж бояться… А так… нерадостно подчас…» — Но в стенку стук. Нельзя шептаться. Рука к шнурку — и свет погас. Прильнули вмиг к подушке пышной, Склонясь друг к другу головой, И зацарапали неслышно В коробке с рыхлою халвой.

7

Матрена встала. Сизый пар Еще плывет с реки над садом. Перед плитою самовар В трубу гудит багровым чадом. Зеленый ямбургский сундук Покрыт тряпичною дорожкой. Матрена мечется без рук И разговаривает с кошкой. Работы выше головы! На печь поставить простоквашу, Подбросить кроликам травы, Поднять девчонок и папашу, Сварить вкрутую три яйца… А самовар? А булки с маком? Ворчит, но красный круг лица Сияет добродушным лаком. В сторонке узкая постель Верблюдом горбится за ширмой, Кишит прусачьей ратью щель, Вверху плакат с ландринской фирмой. Над ложем в ракушках солдат Застыл, как столб, в квадрате рамы. Воюет, бедный… Брат иль сват? А по бокам две голых дамы.

8

Племянник Степа каждый праздник Из корпуса приходит в дом. Толстяк, задира и проказник,— У дяди он, как тихий гном. Пыхтя, отдаст визит Матрене, Получит первый пирожок, Качаясь, посидит на клене, Как явский бронзовый божок. Потом нырнет в подвал прохладный, Упорно станет к верстаку И в клинья медленно и ладно Вобьет кленовую доску. Пыхтит мальчишка, вьется стружка, Фуганок ходит вверх и вниз, Ходи! Работа не игрушка… Он дяде мастерит сюрприз. Но если вдруг в оконной нише, Где цепкий вьюн струится ввысь, Кузины выглянут, как мыши,— Он им кричит свирепо: «Брысь!» Меньшая с хохотом пристанет: «Полковник, хочешь бутерброд?» А он живот галантно стянет И, как акула, сразу в рот.

9

В расцветших окнах гам и пенье, А за балконом дождь и тьма. У старшей дочки день рожденья, И в доме нынче кутерьма. В гостиной гам, грызут орехи, Гудят веселые баски. На всех диванах без помехи Кадеты — классики — шпаки. Подруги дочек, нежным роем Обороняясь от юнцов, Любого сделают героем Или последним из глупцов. Матрена, ерзая фасадом, Как ледокол, проносит чай. Перед пьянино плавным ладом Плывет дуэт: «Не искушай!» В углу изысканные франты И белый выводок наяд, Пища, разыгрывают фанты,— Предлог для флиртовых услад. А в кабинете, за вазоном, Где пальма вскинула шалаш, Склонясь над столиком зеленым, Сидит интимный круг папаш.

10

Любой пустяк из прежних дней Так ненасытно мил и чуден… В базарной миске, средь сеней, На табуретке стынет студень. Янтарно-жирный ободок Дрожит морщинистою пленкой, Как застывающий прудок Под хрупкой корочкою тонкой… Желток в хрящах застыл кольцом, Каемка миски блещет сонно, И кот, глубокий гастроном, Вдыхает воздух упоенно… Петух, нахохливши манто, Просунул гребень, зорко глянул, Ударил клювом в решето И негодующе отпрянул… В передней солнце и покой. Обои залиты румянцем. Перед зеркальною доской Галоши блещут ровным глянцем, На вешалке, раскинув стан, Висит кадетское пальтишко. В углу таинственный чулан Мерцает тусклою задвижкой.

11

Чулан! Хранилище сластей, Пузатых банок панорама, Приют мышей, соблазн детей, Кунсткамера жилого хлама… На узких полках встали в ряд Киты домашнего лабаза: Крыжовник, вишня, мармелад И райских яблочек топазы… На толстых нитках вдоль стены Висят грибов сушеных четки. Под срезом жирной ветчины Томится штоф лимонной водки. А на крючках — картуз отца И портупея дяди Кости, Вид мавританского дворца, Сачок и синий зонт без трости. В простенке дремлет детский стул, Топорщась прорванным плетеньем. Играя краем медных скул, Сундук пылится под вареньем. Плывут пылинки. Тишина. В тазу белеет горка пуху. В решетке узкого окна Паук высасывает муху.

12

Горит рябинами аллейка, Осенний воздух свеж и вял. В гостиной, у стены, скамейка, А на скамейке арсенал: Упругий колобок замазки, Полоски ваты и песок, Зеленый гарус в толстой связке И с кислотою пузырек. Пора вставлять двойные рамы! Матрена в радостном пылу, Дрожа молочными буграми, Визжит суконкой по стеклу. Над садом облако, как парус. Благословен родной уют… Болтая, сестры режут гарус И кислоту в стаканы льют. А мать на стареньком диване, Как незаметный дирижер, Как мудрый вождь на поле брани, Следит, кося пытливый взор. В руках снуют стальные спицы. Вкруг кротких глаз густая тень, И серой стопкой рукавицы Растут упорно каждый день.

13

Последний сбор. Редеют ветки, В корявых листьях вся трава. В дырявой зелени беседки — Все обнаженней синева. Матрена и кадет без шапки Снимают поздние дары: Землистых крепких груш охапки, Тугих антоновок шары… Подсев к лукошкам, сестры важно Перебирают пестрый груз. Вдали заливисто-протяжно Орет обиженный бутуз. К забору пламенно прильнули Мальчишки, головы склоня. «Лови!» Плоды летят, как пули. Кадет хохочет: «Размазня!» Людмила листьями прикрыла Корзинку с пятнами ранет. Со Степой — мама разрешила,— Снесут в знакомый лазарет… Болтают. Зубы — зерна риса. А над скамьей, качаясь в лад, На тонких ветках барбариса Сухие ягоды горят.

14

Вблизи сарая, вдоль забора, За гибкой сеткой птичий двор: Петух с величьем командора Косит глаза на рыхлый сор. Над ржавой чашкой спят курята. Индюк, бессмысленный бандит, Раздув копной сквозные латы, Раскинул хвост свой и пыхтит. Вдоль стенки ковыляют утки И, свесив жирные зады, Пихают в жадные желудки Остатки брошенной еды. В корытце трется поросенок. Кивает жимолость вверху… Рябая курица спросонок Сердито возится в пуху. Плебеи… Лишь одни испанки,— Семья до глянца черных кур,— Хранят породистость осанки В дородной грузности фигур… Дворовый пес, кудлатый Гектор, Уткнувши в сетку нос, глядит, Топорщит брови, как инспектор, И изучает птичий быт.

15

Раскрыты настежь дверцы печки, Треща березовой корой, Клубятся желтые колечки, Шипит и каплет сок сырой. Людмила, руки сжав в колени, На рысьей шкуре на полу, Сидит, полна дремотной лени, И смотрит в огненную мглу. В ногах раскрытый том Лескова: Легенды византийских дней Цветной парчой родного слова Слились с цветением огней… Отец качается в качалке. В Управе за день сбился с ног,— Двадцатый год в служебной свалке, А сил все меньше, — видит Бог… На потолке мерцаньем блеклым Играет зарево костра. Прижавши нос к холодным стеклам, Ликует младшая сестра: Роясь, как легкие пушинки, Заполонив весь тихий сад,— Сегодня первые снежинки Над подоконником кружат!