Том 4. Письма 1820-1849
Шрифт:
Поручаю ее приязни Дашиньки и расположению тетушек и кузины Завалишиной, которой я хотел написать с Анной, но отложил это до другого раза. А пока я поручаю Анне передать ей дружеские чувства, которые я к ней питаю. Она же сообщит вам все мельчайшие подробности, касающиеся нас.
Простите, любезнейшая маминька. Берегите себя и, ради Бога, не чрезмерно предавайтесь вашему горю. Позвольте мне надеяться на счастье свидеться с вами будущей весной. Простите. Целую ваши дорогие ручки. Ф. Т.
Любезнейшему Николаю Васильевичу мой искренне родственный поклон. Все наши общие знакомые, князь Вяземский, Соллогуб и пр. и пр. поручили мне ему кланяться. Что его московская драма?*
Тютчевой Е. Л., ноябрь 1846*
Ch`ere maman, voici une lettre qui vous portera mes f'elicitations et mes voeux pour votre jour de f^ete. Au moins, cette fois-ci j’ai aupr`es de vous mon repr'esentant naturel. Je suis tr`es heureux de savoir Anna avec vous et je donnerais beaucoup pour ^etre avec vous et elle en ce moment.
Je vois par ses lettres que vous tous la g^atez `a qui mieux mieux, et j’y souscris volontiers… Car au fond cela ne g^ate rien que d’^etre un peu g^at'ee… Je la charge de vous baiser bien tendrement les mains pour son propre compte et pour le mien.
Et Nicolas, que fait-il? J’aime `a le croire revenu en ce moment aupr`es de vous. Car je ne puis m’imaginer qu’il prolonge ind'efiniment, dans cette saison, son s'ejour `a la campagne. Cela finirait par devenir inqui'etant, et pour m’expliquer un pareil renoncement `a soi-m^eme je serais oblig'e de supposer une amourette avec Варвара Андреевна. Mais serait-il possible que les amours enchant'ees lui fissent oublier qu’il nous a promis de venir nous voir au mois de d'ecembre.
Ici nous sommes en plein hiver et en plein deuil*. Pas moins, la soci'et'e va son train, comme de coutume. Je vais beaucoup dans le monde. Sortons chez la Comtesse N<esselrode> qui cette ann'ee ne sort gu`eres et recoit tous les soirs.
Mille tendresses reconnaissantes, pour le compte d’Anna, `a Doroth'ee, aux deux tantes, `a la cousine Z<avalichine>, enfin `a tous ceux et celles qui lui font bon accueil.
Quant `a cette ch`ere fille, vous lui direz qu’elle doit consid'erer comme 'ecrite la lettre en r'eponse `a celles que j’ai recues d’elle, et me tenir compte de mes intentions qui sont excellentes. Qu’elle continue `a m’'ecrire dans de plus grand d'etail. Cela me d'edommagera un peu de n’^etre pas, de ma personne, pr'esent au milieu de vous.
Adieu, ch`ere maman. Je recommande `a Dieu votre ch`ere sant'e et je vous prie vous aussi d’en avoir le plus grand soin.
T. T.
Милая маминька, это письмо донесет до вас мои поздравления и пожелания к вашим именинам. На этот раз, по крайней мере, рядом с вами находится моя законная наследница. Я очень счастлив тому, что Анна с вами, и много бы отдал за то, чтобы быть в эти минуты вместе с вами.
Из ее писем я вижу, что вы все наперебой балуете ее, и я этому весьма рад… Ибо когда тебя немного балуют, это ничему не вредит… Я поручаю ей нежно поцеловать ваши руки от нее лично, а также и за меня.
А что поделывает Николушка? Мне бы хотелось думать, что в эту минуту он уже вернулся к вам, потому что не могу вобразить, чтобы он оставался в деревне в такую пору до бесконечности. Это в конце концов начинает беспокоить, и чтобы объяснить самому себе такое самоотвержение, я вынужден предположить, что у него интрижка с Варварой Андреевной. Но возможно ли, чтобы восторги страсти заставили его забыть, что он обещал нам приехать повидаться в декабре.
У нас здесь царит глубокая зима и не менее глубокий траур*. Тем не менее общество живет своей привычной жизнью. Я много выезжаю в свет. Собираемся у графини Нессельроде, она в этом году совсем не выезжает и каждый вечер принимает у себя.
Тысяча благодарностей за Анну Дашиньке, обеим тетушкам, кузине Завалишиной, словом, всем тем, кто ласково принял ее.
Что касается до моей милой девочки, передайте ей, чтобы она считала, что получила от меня письмо в ответ на те, что я имею от нее, и отдала должное моим великолепным намерениям. Пусть она продолжает писать мне как можно подробнее обо всем. Это отчасти вознаградит меня за то, что я не
нахожусь рядом с вами.Прощайте, любезная маминька. Я поручаю Богу ваше бесценное здоровье, но прошу и вас также о нем заботиться.
Ф. Т.
Сушкову Н. В., январь — апрель 1847*
Cher Николай Васильевич, j’ai bien tard'e `a vous remercier de votre aimable envoi. Mais je n’ai pas tard'e `a vous lire. Car, bien avant que vos deux exemplaires ne me fussent parvenus, nous avions d'ej`a lu votre drame-po`eme*. Je dis nous, et c’est litt'eralement vrai. Car la plupart des personnes `a qui j’ai eu occasion d’en parler en avaient d'ej`a pris connaissance. Le P<rin>ce Wiasemsky me charge de vous transmettre ses remerciements et ses compliments. Il a 'et'e, comme moi, tr`es satisfait de plusieurs morceaux de d'etail. Quant `a moi, ce qui m’a le plus touch'e et enchant'e dans votre oeuvre: c’est la langue. Voil`a, gr^ace au Ciel, une langue vivante, une langue qui a ses racines dans le sol. Aussi on s’en apercoit bien `a son 'eclat et `a son parfum.
Mais c’est pr'ecis'ement ce m'erite incontestable de votre po`eme, ce cachet de nationalit'e que vous lui avez imprim'e, qui lui vaudra des injures de la part de cette inf^ame clique de quelques journalistes d’ici qui ha"issent d’instinct tout ce qui a une apparence ou une saveur de nationalit'e. C’est l`a une bien mauvaise graine et qui portera de tristes fruits, si on la laisse se developper.
J’ai bien entendu parler de vos griefs contre l’ami Glinka* et je ne demanderai pas mieux que d’en ^etre indign'e, comme il convient, si je savais d’une mani`ere un peu plus exacte les d'etails de la trahison dont il s’est rendu coupable envers vous. Ce que je sais fort bien, c’est qu’il y a dans votre ouvrage beaucoup de choses qui ont assur'ement assez de valeur pour tenter le voleur.
При свидании с Чадаевым скажите ему, пожалуйста, что я все еще в ожидании обещанного и до сих пор не полученного портрета*. И если я до сих пор еще не благодарил его, то это потому, что я слишком дорожу самым делом, чтобы удовольствоваться одним благим намерением.
На днях, вероятно, явился к вам с письмом от нас к вам и к Дашиньке французский литер<атор> граф Сюзор*, о котором вы, конечно, уже извещены были из здешних журналов. Я уверен, что он найдет в Москве не менее сочувствия, если не литературного, то, по крайней мере, христианского, ибо он поистине добрый и благородный человек.
Простите, любезнейший Н. В., еще раз благодарю вас от всей души. Сестру обнимаю. Скажите Николаю, что у меня два письма к нему из Брянска. Что с ними делать?
Ф. Т.
Любезнейший Николай Васильевич, я сильно запоздал поблагодарить вас за вашу любезную посылку, зато я не опоздал прочесть ваше произведение. Гораздо раньше, чем я получил ваши два экземпляра, мы уже прочли вашу драму-поэму*. Говорю мы, и это так и есть, ибо большинство лиц, с которыми мне пришлось говорить о ней, уже успели ознакомиться с нею. Князь Вяземский просит меня передать вам его благодарность и хвалебный отзыв. Ему, как и мне, очень понравилось ваше сочинение в целом, и более чем понравились отдельные места. Что касается до меня лично, — наиболее тронул и восхитил меня в вашем сочинении его язык. Вот, благодарение Богу, язык живой, язык, имеющий корни в родной почве. И это сразу чувствуется по его яркости, его благоуханию. Но именно эта-то бесспорная заслуга вашей поэмы, — печать народности, которою вы ее запечатлели, — и навлечет на вас ругань со стороны гнусной клики, состоящей из нескольких здешних журналистов, которые инстинктивно ненавидят все, что имеет вид и вкус народности. Дурное это семя, и если дать ему развиться, — оно принесет весьма печальные плоды.