Том 4. Письма 1820-1849

Et cependant je lis tes ch`eres lettres avec un plaisir infini, c’est qu’elles sont tr`es jolies, tes lettres, tu peux m’en croire, et il n’arrive pas souvent d’en lire de pareilles… Je te sais un gr'e extr^eme des d'etails que tu me donnes et qui m’occupent beaucoup, car il est convenu entre Mad. de S'evign'e et nous qu’on ne saurait avoir assez de d'etails sur les personnes qu’on aime. Je ne te sais pas moins de gr'e des visites que tu fais et comptes faire `a mon intention, des distractions que tu t’imposes si laborieusement par amour pour moi, f^ut-ce m^eme aux d'epens des derni`eres restes de vie des deux malheureuses b^etes qui ont le bonheur de te tra^iner. J’aime, en un mot, te savoir pensante `a moi au milieu du monde, au risque m^eme d’ajouter `a tes distractions habituelles, et j’attends avec impatience la continuation de ton journal.

Me voil`a `a peu pr`es quitte de mes irr'esolutions et fix'e, je pense, sur ce que nous avons `a faire. D'ecid'ement pour cet hiver nous ne bougerons pas de P'etersb<ourg>, car un d'eplacement dans les circonstances donn'ees nous ruinerait. Il nous serait impossible de trouver `a nous loger ici `a moins de cinq mille roubles. Ce qui joint au frais du voyage, ne laisserait que de faire une certaine diff'erence que toutes les 'economies locales ne parviendraient pas `a combler. D’ailleurs quitter P'etersb<ourg>, c’est `a peu pr`es quitter le service, et je ne puis ni ne veux le faire. Ainsi nous restons. Mais j’ai promis `a ma pauvre m`ere, que cette r'esolution d'esole, que nous viendrons tous, tant que nous sommes, passer avec elle l’'et'e prochain `a Ovstoug. Elle s’est attach'ee `a cette id'ee avec une ferveur affreuse, et tu pourrais bien dans tes lettres `a ma soeur dire quelques mots `a l’appui de cet espoir que je lui donne, d’autant mieux que je le crois tr`es r'ealisable. En effet, il n’y aurait rien de tr`es difficultueux d’aller le printemps prochain 'etablir les enfants aupr`es d’elle `a la campagne pour 3 ou 4 mois de l’'et'e, et quant `a nous deux, d`es que nous sentirions l’ennui nous gagner, nous aurions la ressource de faire dans le plus beau moment de la saison une tourn'ee dans le midi de la Russie, Kiew, Odessa, la Crim'ee. Voil`a bien des projets… Revenons au pr'esent.

Moscou cette fois-ci est pour moi comme une lanterne magique dont on aurait 'eteint la lumi`ere. Je te laisse `a deviner qui est cette lumi`ere absente.

Non, je n’irai pas, ne t’en d'eplaise, voir ni Simonoff, ni aucun des endroits que nous avons visit'es ensemble. J’ai mes raisons pour cela.

La ville est d’un vide qui n’a rien de po'etique. Je d^ine et passe la moiti'e de la journ'ee chez les Souchkoff, puis le soir je vais quelquefois au club. L’autre jour nous avons 'et'e `a Sokolniky, etc. etc. Mais tu sais, il m’est tout `a fait insipide de parler de ce que je fais, tant j’y prends peu d’int'er^et.

En fait de connaissances j’ai revu Чадаев qui est dans une bien triste disposition d’esprit et de sant'e. Il se croit mourant et demande `a tout le monde des avis et des consolations.

Ce qui est d’un int'er^et plus g'en'eral, c’est la crise qui a eu lieu hier, le 13, par rapport au temps et dont les effets, je suppose, se sont 'etendus jusqu’`a vous. C’est hier que le charme a cess'e et que l’'et'e a probablement pris cong'e de nous.

Ma chatte ch'erie, j’aurais mille choses `a te dire. Mais mon horrible 'ecriture m’a rendu nerveux au dernier point, et j’ai h^ate d’en finir. Adieu. Je n’aurais jamais d^u te quitter. J’embrasse Anna et la remercie de sa lettre, mais dans l’absence je ne puis songer qu’`a toi… Adieu, ma chatte. Conserve-toi.

Перевод

Москва. 14 августа 1846

Милая моя кисанька, получил твое милое письмо от 8-9-го. Знаешь ли ты, что твои письма весьма жестоко молодят меня? Они вызывают во мне все то, что вызывали некогда, вызывают чувство тоски и отчаяния, от них сжимается сердце, появляется жажда воздуха, то есть жажда видеть тебя во что бы то ни стало. Когда я читаю их, мне кажется, будто сердце мое находится вне меня, что оно бьется за 100 верст от меня, что оно отдано на милость ста тысячам случайностей, которых я не могу ни обуздать, ни предвидеть. Увы, стоит ли стариться, если несмотря на все убывающие силы, остаешься по-прежнему во власти все тех же волнений. Особенно в конце твоего письма есть несколько строк столь грустных и смиренных, ты обращаешься мыслью к нашему прошлому с такой благодарностью и так задушевно, что, читая эти строки, я почувствовал, как в душе моей все кричит, и бросился, чтобы не задохнуться, на Тверской бульвар, и все ходил по нему взад и вперед, пока немного не успокоился и не пришел в себя. Ах, Боже мой, значит, все по-прежнему, вечно будет одно и то же… Ведь даже когда ты находишься возле меня, я не могу без волнения вспомнить о нашем прошлом, не почувствовав головокружения; что же я должен чувствовать, когда тебя нет со мною…

А между тем я с бесконечным наслаждением читаю оба твоих письма. Они очень милы, можешь поверить мне, не часто случается читать подобные им… Я крайне признателен тебе за подробности, которые ты сообщаешь, они очень меня занимают, ибо мы вполне согласны с госпожою де Севинье в том, что не может быть излишка в подробностях, касающихся любимых людей. Не менее признателен я тебе и за визиты, которые ты делаешь или собираешься сделать ради меня, за развлечения, к которым ты так усердно понуждаешь себя из любви ко мне, — пусть даже за счет остатка жизни двух жалких кляч, которые имеют счастье возить тебя. Словом, мне приятно знать, что среди светской суеты ты думаешь обо мне, — пусть даже твои обычные развлечения и умножатся, — и я с нетерпением жду продолжения твоего дневника.

Теперь я почти что избавился от колебаний и, кажется, решил, как нам быть. Разумеется, этой зимою мы не тронемся из Петербурга, ибо при теперешних обстоятельствах переселение разорило бы нас. Нам не удастся найти тут квартиру дешевле, чем за пять тысяч рублей, а если добавить сюда расходы по переезду — это вызовет известное нарушение нашего бюджета, которое не смогут возместить никакие выгоды здешней жизни. К тому же покинуть Петербург в известной мере значит покинуть службу, а этого я не могу и не хочу делать. Итак, мы не переезжаем, — но я обещал маминьке, которую такое решение очень огорчает, что мы все, сколько нас ни есть, приедем к ней будущим летом в Овстуг. Она крайне горячо ухватилась за эту мысль, и хорошо бы тебе в письме к моей сестре сказать несколько слов в подкрепление этой надежды, тем более что я считаю ее вполне осуществимой. Действительно, нам совсем не затруднительно отвезти будущей весною детей к маминьке в деревню месяца на 3–4, а что до нас самих, то, как только мы заскучаем, — мы сможем совершить в это лучшее время года поездку по югу России — в Киев, Одессу, Крым. Но все это планы… Вернемся к настоящему.

Москва на этот раз является для меня как бы волшебным фонарем, в котором погашен свет. Предоставляю тебе отгадать, кто этот отсутствующий свет.

Нет, воля твоя, а я не буду ни в Симоновом, ни в других местах, где мы были с тобою вместе. У меня на это свои причины.

Город стал пустыней, лишенной всякой поэзии. Я обедаю и полдня провожу у Сушковых, а вечером иногда бываю в клубе. Намедни ездили в Сокольники и пр. и пр., но, знаешь ли, я решительно не могу говорить о том, что я делаю, — до такой степени мне это безразлично.

Из знакомых я видался с Чаадаевым, который находится в весьма плачевном состоянии как в отношении здоровья, так и умонастроения. Он мнит себя умирающим и у всякого просит советов и утешения.

Более интересен, пожалуй, перелом в погоде, наступивший вчера, 13-го, и действие которого, думаю, дошло и до вас. Именно вчера настал конец очарованиям, и лето, по-видимому, распростилось с нами.

Милая моя кисанька, мне хотелось бы сказать тебе еще так много. Но отвратительный мой почерк раздражает меня до крайности и мне не терпится кончить писание. Прости. Мне ни в коем случае не следовало бы расставаться с тобою. Целую Анну и благодарю ее за письмо, но в разлуке я могу думать лишь о тебе одной… Прости, моя кисанька. Береги себя.

Тютчевой Эрн. Ф., 20 августа 1846 *

124. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 20 августа 1846 г. Москва

Mardi. Ce 20 ao^ut 1846

Ma chatte ch'erie, enfin apr`es bien des d'elais et des h'esitations sans nombre nous sommes, je crois, sur le point de partir pour la campagne. Encore un peu, et j’allais y renoncer… Mais sais-tu ce qui m’a d'ecid'e? Voil`a plusieurs jours que je n’ai plus de lettres de toi, et d’apr`es ce que tu me dis dans ta derni`ere, j’ai beau de croire que j’en trouverai `a Briansk. C’est donc ta lettre que je vais y chercher. Nous passons par Kalouga, et je pense bien que j’y verrai Mad. Smirnoff soit `a pr'esent, soit en y repassant `a mon retour, `a moins que dans le moment m^eme o`u je forme, elle ne soit de sa personne all'ee me chercher `a P'etersb<ourg>. On fait toujours bien de comptes sur des pareils contretemps, si l’on veut s’'epargner du d'esappointement.

En v'erit'e, je ne sais trop dans quel but je vais faire le voyage en question. Dans tous les cas ce n’est pas dans l’int'er^et des affaires, car j’ai appris ici que le partage du bien ne pourra gu`eres ^etre mis `a ex'ecution avant neuf `a dix mois, et c’est ici, `a Moscou, que cette affaire se fera. Ce n’est donc que par pure amiti'e et complaisance pour mon fr`ere que je m’y d'etermine. Ce pauvre garcon est au fond si malheureux de son isolement et le sort sous ce rapport, comme pour beaucoup d’autres, m’a accord'e tant d’avantages sur lui que je me serais reproch'e, comme un manque de g'en'erosit'e, de ne pas acquiescer `a l’extr^eme d'esir qu’il avait que je l’accompagne dans ce voyage.