Торжество любви
Шрифт:
— Как?! Я же запретил ее снимать! Я был уверен, что вы этого не допустите! — воскликнул Николас раздраженно, сверля ее своими серыми глазами.
Бетани почувствовала себя незаслуженно обиженной.
— Минуточку! Лана сказала, что фотографии, на которых она вместе с Мари, предназначены исключительно для вашего семейного альбома!
Он немного успокоился, но глаза все еще гневно сверкали.
— Ну и где они теперь? Неужели вам не приходило в голову, что Лана способна придумать что угодно, лишь бы сделать по-своему? И это уже не в первый раз.
— Я тоже засомневалась, но не могла же перед всей съемочной группой спорить с ней! А
Николас с удовольствием плюхнулся в кресло у камина и откинулся назад, заложив ладони за голову.
— Похоже, что вы с Ланой и ее командой справились.
— Спасибо, — сказала Бетани, но добавила как бы в оправдание: — Мари я выкупала, накормила, переодела в сухое, и она уже давно спит.
— Измучилась, бедняжка, от непривычной суеты, — посочувствовал Николас. — Как я ее понимаю! — воскликнул он, устало вздохнув.
Сердце Бетани тревожно заныло.
— Как прошла встреча? — участливо спросила она.
Он поморщился.
— Сам премьер знает, чего хочет, но остальные из комитета, который он создал специально для внедрения этого проекта в жизнь, полагают, что некоторые положения требуют доработки. Многие из них до сих пор ошибочно считают, что вполне достаточно проверить помещение на наличие подслушивающих устройств, чтобы потом проводить там встречу правительств на высшем уровне. Для них было настоящим потрясением, когда я рассказал им о множестве способов, с помощью которых можно прослушивать, к примеру, все, что делается в их комитете, находясь за квартал от них.
Он поднялся с кресла и потянулся.
— После этого они приняли все мои предложения без возражений.
— Поздравляю! Вы по достоинству вознаграждены за ваш тяжелый труд!
— Но это не единственное достижение, которого я добился, находясь в Мельбурне.
Что-то в его голосе насторожило ее, она подняла голову, и их взгляды встретились. — Что вы хотите этим сказать? — спросила она.
— Мне, наконец, удалось понять, почему между нами вдруг возникла какая-то отчужденность.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Стоял тихий теплый вечер, но от его слов у нее мурашки побежали по спине. Она вся сжалась и, словно защищаясь, скрестила на груди руки. Как он узнал? Безусловно, это положит конец их доверительным отношениям.
— Я полагаю, это из-за вашего дяди? — спросил Николас.
Бетани с недоумением уставилась на него.
— Мой дядя? Извините, но я ничего не понимаю!
— Я чувствовал, что вы что-то скрываете от меня, и понял, что это как-то связано с кукольным домиком. Будучи в Мельбурне, я навестил одного дальнего родственника со стороны матери и порасспрашивал его. Он был очень удивлен моим появлением — мы столько лет не виделись! — и хотя он уже довольно пожилой человек и память временами его подводит, мне все же удалось кое-что узнать, собирая буквально по крупицам.
— Я не понимаю, к чему вы клоните.
Он обнял ее за плечи и придвинулся к ней еще ближе.
— Вам больше не надо притворяться, Бетани. Я теперь знаю, что человек, с которым сбежала моя мать, — ваш дядя.
Неизвестно, что подействовало на нее сильнее — его объятья или неожиданная новость, но она почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
— Мой дядя?! Да вы шутите!
Николас пристально посмотрел на нее.
— А вы не знали?
В самом деле, не знали?— Я знала, что дядя Сет женился и уехал с женой из Австралии навсегда, но никогда не видела его жену. К тому же я была совсем ребенком, когда он уехал. Это от него я впервые узнала о кукольном домике Фрейксов.
— И вы никогда его не спрашивали, почему он так хорошо знает этот необычный домик?
— Он был мастер золотые руки. Это он сделал мне кукольный домик, который положил начало моей коллекции. Когда он рассказывал мне о домике Фрейксов, то с таким увлечением, во всех подробностях, так красочно описывал его, что, слушая дядю Сета, я дала себе слово, что обязательно увижу этот домик собственными глазами, когда вырасту большой. Но я не догадалась спросить его, почему он рассказывает об этом домике с таким воодушевлением.
— Ваш дядя пришел в Ярравонгу всего лишь посмотреть кукольный домик, но не эта безделушка заставляла его возвращаться снова и снова. Он брат вашей матери, не так ли? — спросил Николас. Взгляд его серых глаз стал холодным и жестким.
Она кивнула.
— Да, его зовут Сет Бейкер. Николас стал мрачнее тучи.
— Я никогда не забуду его имя, хотя совершенно не знаю, что он за человек. Из-за того, что у него другая, чем у вас, фамилия, я ни о чем не догадывался при нашей первой встрече.
Она прошептала дрогнувшим голосом:
— Я сожалею о случившемся, Николас. Клянусь вам, я ничего не знала.
— Как вы могли подумать, что всю ответственность за вашего дядю я возложил на вас? Мы оба ни в чем не виноваты. — Николас откинул волосы с ее лица, задержав пальцы в гуще шелковых волнистых прядей. — Я думал, что после того, как расскажу это вам, наши отношения станут лучше. Но мои ожидания не оправдались.
Бетани отпрянула от него, сразу перестав чувствовать тепло, исходившее от его большого тела, и с грустью осознавая, что пропасть, разделяющая их, возросла еще сильней. Его открытие потрясло ее, но, с другой стороны, она вздохнула с облегчением. Она очень любила дядю и, когда он уехал навсегда из Австралии, почувствовала себя так, словно ее предал лучший друг. Теперь ей стало понятно, почему новобрачные были вынуждены начать новую жизнь далеко от родных мест.
— Хорошо, что вы мне все рассказали, — тихо проговорила она.
— Но это никак не повлияет на избранный вами образ жизни, — договорил он за нее. В его словах сквозили холодность и отчужденность. Надежда на то, что удивительная новость чудесным образом изменит их отношения, не оправдалась. Она, как и прежде, не останется с ним.
В какое-то мгновение Бетани спросила себя, а не слишком ли она жестока. Николас рассказал о своей любви к детям без всякой задней мысли, не имея ни малейшего представления о ее проблеме. Если бы он знал, то, может быть, отказался бы от своих планов, лишь бы быть с ней вместе.
Именно поэтому она до сих пор и не призналась, что у нее никогда не будет детей. Мысль, что Николас сразу же отвергнет ее, как только узнает правду, была невыносима, но ей стало бы во сто крат тяжелее, если бы он из сочувствия к ней отказался от своей мечты. Она не вправе принимать от него такую жертву.
Она заставила себя улыбнуться.
— Я уже объясняла, почему мне надо вернуться в Мельбурн. С тех пор ничего не изменилось.
Молчание затянулось. Не говоря ни слова, Николас открыл свой портфель и, порывшись, достал пачку каких-то бумаг, пожелтевших от времени и больше похожих на пергамент.