Трон Знания. Книга 4

Наверху лестницы, возле парадной двери, стоял Иштар. Верёвка в руках Малики натянулась, вынудив её чуть ли не потащить Галисию за собой. Ну же! Иди! Не столбеней от счастья.

Клин из жрецов распался. Малика прошла по созданному служителями живому коридору, поднялась по ступеням и вложила конец верёвки Иштару в ладонь. В тот же миг со стороны города донёсся грохот барабанов и гимн Ракшады, исполняемый жителями столицы. Если бы не одеяние невесты и не способ, каким её сюда привели, свадебный ритуал произвёл бы волнующее впечатление.

— Жди, — сказал Иштар Малике. Намотав верёвку на кулак, завёл Галисию в здание и закрыл за собой двери.

Предчувствуя тяжёлый разговор, Малика спустилась с лестницы. Хёск и его религиозная компания попрощались с ней и направились к калитке. Бой барабанов прекратился, пение затихло, в зыбкой тишине послышался монотонный гул моря.

Через пару минут Иштар присоединился к Малике:

— Я отвезу тебя во дворец.

— Ты не останешься?

— Зачем? — усмехнулся он и двинулся по аллее. — Когда уезжаешь в свой Грасс-Дэмор?

— Ещё не решила, — ответила Малика, радуясь, что голос звучит расслабленно, а чаруш надёжно прячет её страх.

— Я вызываю привыкание, как порошки в храме. Ими нельзя долго и часто дышать. Мне надо было предупредить тебя раньше. — Иштар указал на скамью, стоявшую в тени апельсинового дерева. — Посидим?

Малика устала от многочасовой ходьбы. Сегодня ей подсунули новые туфли, и ноги горели огнём. Платье прилипло к спине. И хотелось поскорее снять этот чёртов намордник.

— Мне бы в холодный душ.

Иштар опустился на сиденье и, разведя руки, положил их на спинку:

— Интересно, о чём подумает моя жена, если в день зачатия я приведу в её дом другую женщину?

Малика села. Спрятав ноги под скамью, сняла туфли:

— Я хочу в свой душ. — И мысленно добавила: «В своём Грасс-Дэморе».

— Ты дышишь мной уже полгода. Думаю, ты ко мне уже привыкла и не сможешь уехать.

— У тебя хорошее настроение.

— Я, между прочим, сегодня женился…

— Поздравляю.

— …на женщине, которую не хочу видеть и не хочу слышать.

— Разве ракшады женятся, чтобы слушать женщин?

— Да, ты права. Чтобы видеть их как можно реже.

— Раз в три года.

— Не всегда. Порой чаще, если женщина не может понести.

Малика поводила пальцем по скамейке:

— Тебе придётся постараться.

— Ты в детстве не ударялась головой?

— Нет, а что?

— Только больной человек может усомниться в силе ракшада.

Малика рассмеялась:

— Как же вы себя любите.

— Семя ракшадского мужчины…

— Бог мой… и я должна это слушать? Я, между прочим, девственница.

— В двадцать пять лет.

— Да хоть в сорок. Это тебя не касается.

Иштар закинул ногу на ногу:

— Ты не хочешь обсуждать меня, давай обсудим тебя.

— Ничего интересного, — сказала Малика и приготовилась отражать нападки Иштара.

— Ты хранишь верность человеку, который не пропускает ни одной смазливой девицы.

Малика растерялась. Она ждала гневных слов, даже угроз, но никак не обсуждения её личной жизни.

— Для него женщина — такая же вещь, как и для нас, — продолжил Иштар. — Но его ты превозносишь, а нас смешиваешь с грязью. Ты думаешь о нём днём и ночью, а он за полгода ни разу не вспомнил о тебе. Честно говоря, я ждал потока писем.

— Он не умеет просить прощения.

— И что же он такого сделал? — Иштар погрозил пальцем. — Подожди. Дай-ка я отгадаю. Он хотел запачкать чистоту, лишь бы она никому не досталась. Изнасиловать и отправить ко мне. И ты говоришь, он тебя любит?

Малика встала:

— Может, хватит?

Иштар схватил её за локоть и заставил вновь опуститься на скамью:

— Мне нравится, как ты рассуждаешь о достойных и недостойных…

— Ты бы смог ради любимой женщины оставить трон? — перебила Малика.

— В Ракшаде одно другому не мешает. Это во-первых. А во-вторых, любимые женщины — это там, в Краеугольных Землях. В чём я сильно сомневаюсь.

— Ты смог бы ради любимой женщины оставить трон, — повторила Малика, — покинуть Ракшаду и повернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов?

— Вообще-то я женат, — сказал Иштар с ехидцей в голосе. — Кстати, благодаря тебе.

— Ты не ответишь? Да?

— Отвечу. Есть вещи, которые превыше желаний хазира. Это долг перед Всевышним, державой и народом. Всё должно свершаться в интересах родины, в противном случае родина превратится в слово.

— Что бы ты сделал с женщиной, которая мешает тебе исполнять свой долг? Представь, что тебя ставят перед выбором: она или трон, она или великие дела, которые ты можешь свершить во имя родины, но только сидя на троне. Что бы ты сделал?

Иштар долго молчал, глядя в пустоту. Повернулся к Малике:

— Убил бы.

— А он отпустил. — Малика вздохнула. — Прости меня за Галисию.

— Взять её в жёны — это моё решение.

— Я рада, что она оказалась непорочна.

Иштар вздёрнул брови:

— Да ну?

— Тебе ведь доложили о том, как прошёл ритуал.

— Да. Что-то там об эластичной плеве. — Усмехаясь, Иштар потёр лоб. — Скажем так… я был слегка обескуражен и грешным делом заподозрил мать-хранительницу в обмане. А потом понял: Адэр не так силён, как я думал.

— Почему ты всё время переводишь разговор на Адэра?

— Потому что ненавижу его. Понятно?

Малика опустила голову:

— Понятно.

— И тебя я забрал, чтобы досадить ему.

— А Галисию?

— Я хотел на ней жениться. Честно.

— Что изменилось?

— Я прозрел. — Иштар устремил взгляд на дворец. — Мне доложили, как она вела себя на корабле, что говорила, как обращалась с шабирой.

— Я плебейка, и она обращалась со мной, как с плебейкой.

— Потом я узнал, как она вела себя в Приюте Теней. Потом мне принесли рисунок. Он висит в моей спальне, как напоминание о моей слепоте.