Трон Знания. Книга 4

— Это всего лишь рисунок. Иштар! Это глупо!

Он опёрся руками о колени и, не глядя на Малику, продолжил:

— Представь такую ситуацию: Адэр просит тебя стать его женой, ты соглашаешься, а потом находишь во внутреннем кармане его пиджака пикантное фото Галисии. Ты бы ему это простила?

— Нет.

— И я точно знаю: будучи невестой Адэра, ты бы держалась от меня на расстоянии.

— Я бы сидела так же близко.

— Не сидела бы. Я знаю. Ты бы стояла на страже чести своего мужчины. А ей на мою честь плевать. Сними с неё чаруш, окружи её придворными, и она начнёт строить глазки, кокетничать и целоваться за шторой.

— Ты это понял по рисунку?

— Я понял, с какими чувствами она рисовала.

— С фантазией, Иштар. С фантазией! У всех творческих людей буйная фантазия.

— И я понял, что больше не хочу слышать её голос. И не хочу слышать, как она молчит, потому что даже молча она будет мне лгать.

— Ты зря себя накручиваешь, — проговорила Малика и толкнула Иштара в плечо. — Ну же! Улыбнись.

— Я помню, как ты приходила ко мне в комнату, садилась за стол, мёрзла и молчала. Громко молчала. И всякий раз молчание было разным: злым, уставшим, удивлённым, и никогда — лживым.

— Не вмешивай меня.

— Я расставил приоритеты.

— И на этом поставим точку.

— Точка. — Иштар поднялся. — До родов моей сестры осталось несколько дней. Ей надо вернуться к мужу.

— Можно она погостит у меня ещё немного?

— А что потом? — сказал Иштар и направился к калитке.

Малика замешкалась, надевая туфли. Догнала Иштара:

— Придумай что-нибудь.

— Что? Непризнанный отцом ребёнок не принадлежит матери. Он автоматически становится сиротой, и его отдают в другую семью.

— Прими закон, пока не поздно. Дай матерям право на своих детей.

— Кардинальные изменения приведут к разрушению устоев и уничтожению традиций. Это называется «революция». Революция — это всегда взрывное и непредсказуемое событие. Я не могу ввергнуть родину в хаос и сделать её слабой. Новшества необходимо вводить постепенно. На это уйдут годы.

— А если это будут не новшества, а возвращение к исконным традициям?

— Не влезай в лужи по самые уши, — проговорил Иштар и прибавил шаг.

Выйдя за калитку, сел в машину и за всю дорогу ни разу не посмотрел на Малику.

Часть 35

***

Каждое утро Малика отправлялась на прогулку по городу. Душа и разум требовали ярких впечатлений, которые впоследствии превратятся в приятные воспоминания и затушуют всё плохое, с чем она столкнулась в Ракшаде.

Малику сопровождали носильщики: её охранители и воин со странным именем Охло, что в переводе на слот означало «ещё один». Его мать, желая порадовать супруга, вплоть до ритуала Имени скрывала, что родила мальчиков-близнецов. Отец назвал младенца и хотел уже уйти, как ему вынесли второго сына, тогда и слетело с уст изумлённого отца: «Ещё один?»

Малика мечтала найти в городе укромный уголок и побыть со стражами без свидетелей. Поговорить на родном языке, вновь стать собой. Но паланкин могли нести четверо, и пришлось смириться с присутствием воина.

Охло оказался разговорчивым молодым человеком — в Ракшаде это большая редкость. Во время движения беседовать с носильщиком было неудобно, и Малика просила остановиться возле той или иной достопримечательности города. Охло подбегал к окошку паланкина и охотно рассказывал о памятниках истории и архитектуры. А Малика расспрашивала о том, что её действительно интересовало. Осторожные вопросы на отстранённые темы походили на бисер, рассеянный над песчаной пустыней, и не вызывали у Охло подозрений.

Вечерами Малика обдумывала ответы воина. Ей чудилось, что окружающий мир стал более прозрачным, более понятным. Переосмысление системы ценностей ракшадов продолжалось до тех пор, пока Охло не проболтался… Оказывается, ложь иноверцу — это вовсе не ложь. Более того, ракшады свято верили, что посредством обмана искупают мелкие грехи. А если иноверец нарушает законы и не придерживается традиций, то его убийство не считается преступлением.

Сам того не подозревая, Охло сбросил Малику в бездонный омут недоверия. Ведь она иноверка, её можно обманывать и вводить в заблуждение. И возможно, то, что говорил воин-носильщик с глупым именем, то, что говорили Иштар, Хёск, мать-хранительница… — всё это в большей мере ложь. И то, что шабире не врут — в этом её долго убеждали, — тоже ложь.

Малика перечеркнула новое представление о Ракшаде, потеряла интерес к разговорам с Охло и охладела к прогулкам по городу, носившему на удивление правдивое название — Кеишраб, «родник без дна», — ибо воду здесь не экономили. Проплывая в паланкине мимо грандиозных фонтанов и зданий, похожих на произведения искусства, рассматривая башни и аркады, Малика ловила себя на мысли, что зря тратит время, пытаясь сохранить картины в памяти. Она думала о ракшадках, которые никогда не увидят эту красоту, потому как из домов выходят по большим праздникам, стоят за спинами мужчин, жмутся к заборам и боятся смотреть по сторонам. Эти думы лишь усиливали неприятие этого мира.

На севере столицы находилась припортовая площадь. Пару тысяч лет назад городские власти решили открыть там рынок. И не прогадали. Такой посещаемостью могло похвастаться разве что святое место «Врата Создателя», где собиралось до двух миллионов паломников со всей Лунной Тверди. На кеишрабский рынок люди съезжались со всего света, и деньги стекались соответственно.

За площадью были расположены склады и портовые строения, а за ними на добрую сотню миль протянулась набережная с причалами и пирсами. Утомившись от величия каменного города, Малика захотела полюбоваться кораблями, посмотреть на море и чаек, подышать солёным воздухом, но вход на территорию порта осуществлялся по пропускам, которых у носильщиков, конечно же, не было. Пришлось ограничиться прогулкой по рынку.

Малика наблюдала из окна паланкина за изворотливыми продавцами и хитрыми покупателями и выискивала взглядом хоть кого-то, кто прибыл из Краеугольных Земель. В бестолковом гомоне толпы тщетно пыталась уловить привычную слуху интонацию голоса, услышать, как кто-то коверкает слова на шайдире. Встреча с соотечественником впечатлила бы её больше, чем вся эта весёлая кутерьма вокруг.

Малика предприняла ещё одну попытку растормошить себя и побывала в оазисе, расположенном позади дворца Иштара. Казалось, что до оазиса рукой подать, но дорога вдоль нагретых солнцем горельефов заняла около двух часов. И как ни странно, в тени деревьев было жарче, чем в каменном городе. Малика не решилась искупаться в серповидном озере, представив, сколько покоится на дне скелетов. Вознамерившись освежиться в роднике, спрятанном среди каменистых холмов, пошла по кромке воды, поднимая ногами фонтаны брызг. И вдруг поняла, что зря прислушалась к голосу разума и занялась поиском ярких впечатлений. Зловредная сущность, называемая подсознанием, требовала иного: благодарности Галисии, прощения матери-хранительницы и уверенности в безоблачном будущем Самааш и Альхары. Тогда Малике будет всё равно, кто и когда её обманул.

Больше всех её тревожил Альхара. Невзирая на его судимость, ему присвоили статус тайного советника и открыли доступ во дворец. Когда-то Фейхель посоветовала Малике обзавестись «ушами», и хотя ей не нравилось это слово, по смыслу близкое к «доносчику», она всё же надеялась узнать от Альхары, какие вопросы рассматривает Хазирад. Однако легат шабиры, похоже, стал частью системы. В разговоре с Маликой он отделывался общими фразами и отворачивался, словно боялся взглядом выдать государственную тайну. Или не хотел лгать?