Тысяча городов

Его противник был ошеломлен, у Абиварда был момент, необходимый для того, чтобы отвести копье назад и вонзить его в горло противника. Брызнула кровь, затем хлынула, когда он выдернул острие. Видессианин схватился за древко копья, но в его хватке не было силы. Его руки соскользнули, и он рухнул на землю.

Другой видессианин нанес удар Абиварду. Он неловко блокировал удар своим копьем. Клинок имперца вонзился в дерево. Солдат ужасно ругался, освобождая его; его лицо было искажено страхом, что на него нападут, когда он не сможет воспользоваться своим оружием. Ему удалось освободить его до того, как на него напал другой макуранец. Что случилось с ним после этого, Абивард так и не узнал. Как это часто бывает в битвах, их разделило.

Тем не менее, Абиварду пришлось немало повоевать. Поскольку он не делал секрета из своего ранга, видессиане набросились на него, пытаясь сразить. В конце концов он сломал свое копье о голову одного из тех видессиан. Этот удар не просто оглушил человека - он сломал ему шею. Он соскользнул с лошади, как мешок с рисом после того, как лопнула лямка.

Метнув обломок копья в ближайшего видессианца, Абивард выдернул свой меч из ножен. Он ранил небронированную лошадь имперца. Животное визжало и брыкалось. Солдат на борту делал все, что мог, чтобы удержаться. Еще какое-то время он не мог сражаться. Абивард посчитал это преимуществом.

Сражаясь в первой шеренге, он сам видел поле боя в целом меньше, чем привык наслаждаться. Всякий раз, когда он оглядывался, чтобы получить представление о происходящем, какой-нибудь видессианин, как правило, был достаточно невнимателен, чтобы попытаться воспользоваться его невнимательностью, прокалывая или иным образом калеча его.

Одну вещь он действительно обнаружил: в Маниакесе у видессиан теперь был командир, который мог заставить их встать и сражаться. На протяжении всего правления Генезия имперцы бежали перед макуранской полевой армией, они бежали и в первые годы правления Маниакеса, но больше они не бежали.

Абивард, делая против них все, что мог, чувствовал их уверенность, их самоуверенность. Всякий раз, когда его людям удавалось прорубить себе путь на несколько футов вперед, видессиане, вместо того чтобы паниковать, сплотились и оттеснили их назад. Да, у имперцев было преимущество местности, но преимущество такого рода мало что значило, если только солдаты, которым оно нравилось, не были готовы его использовать. Видессиане были.

«Сюда, вперед!"» крикнул один из их офицеров, махнув людям вперед. «Нужно заткнуть дыры, ребята, иначе вино вытечет из кувшина.»Выучив видессианский, Абивард часто использовал свое знание языка, чтобы получить преимущество над своими врагами. Теперь, услышав эту спокойную, прозаичную реакцию на неприятности, он начал беспокоиться. Воинов, которые не позволяли себе бояться и волноваться, когда что-то шло не так, было трудно победить.

Он прислушивался к звукам видессианского рожка, прикидывая, сколько вражеских войск было отозвано с левого фланга Маниакеса, чтобы помочь справиться с неприятностями, которые он здесь создавал. По его мнению, изрядное количество. Достаточно, чтобы позволить Ромезану нанести решающий удар по этому флангу? Он узнает.

Пехотинцы Турана осыпали ряды видессиан градом стрел. Люди Маниакеса отстреливались. Из рядов пехоты раздавались стоны, когда один солдат за другим падал. Как обычно, видессиане понесли меньше потерь, чем нанесли своим врагам. Абивард с добротой подумал о гарнизонных войсках, которых он превратил в настоящих солдат. Однако, если бы он оставил их в их городах, сколько погибших людей все еще были бы живы сегодня?

Он не знал, как ответить на этот вопрос. Он знал, что многие мужчины и женщины в Тысяче городов - и, вероятно, в Машизе тоже, - которые жили сейчас, почти наверняка были бы мертвы, если бы он не собрал гарнизоны вместе и не сделал из них чванливых городских крутых воинов.

Словно пораженные одной и той же идеей одновременно, солдаты Турана бросились на людей Маниакеса, в то время как пара отрядов имперцев отделилась от основной массы видессиан и поскакала вниз против своих мучителей. Таким образом, ни одна из сторон не получила того, чего хотела. Наступавшие макуранцы не дали видессианцам вклиниться в ряды своих товарищей, в то время как продвижение макуранцев вверх по склону удерживало имперцев от того, чтобы галопом обрушиться на них и, возможно, прорубить себе путь сквозь них.

А вон там, справа - что происходило справа? Откуда взялся Абивард, когда между ним и дивизией, которую вел Ромезан, была такая большая часть армии Маниакеса, он не мог сказать. Он был уверен, что Ромезан еще не бросился домой со всей силой, которая у него была. Если бы он сделал это, крики видессианских рогов - с Божьей помощью, встревоженные крики видессианских рогов - предупредили бы Абиварда, когда они призвали бы больше имперцев.

Ромезан все еще сдерживался, все еще ожидая, что Абивард яростью своей атаки убедит Маниакеса в том, что именно здесь сосредоточены главные макуранские усилия, что именно сюда видессианцам придется направить все свои силы, если они хотят выжить, что другое крыло без присутствия верховного командующего не сможет нанести - не могло представить, что сможет нанести - сильный удар самостоятельно.

Абивард был тем, кто должен был убеждать, а Автократор был гораздо более разборчивой аудиторией, чем раньше. Если ты собирался сыграть роль, лучше всего было сделать это по самую рукоять. Размахивая мечом, Абивард крикнул своим людям: «Давите на них изо всех сил! Мы вернем Маниакеса в Машиз в цепях и бросим его к ногам Шарбараза!»

Его приветствовали его солдаты, которые действительно сильнее давили на видессиан. Когда он рубанул имперца со смуглым лицом с крупными чертами, свидетельствовавшими о васпураканской крови, он почувствовал иронию боевого клича, который только что издал. Он хотел отдать Маниакес Царю Царей, но что Шарбараз дал ему в последнее время? Унижение, недоверие, подозрительность - если бы Ромезан не ослушался Шарбараза, Абивард не командовал бы этими людьми.

Но для солдат Шарбараз, Царь Царей, с таким же успехом мог быть воплощением Макурана. Они мало знали о трудностях Абиварда с ним и еще меньше заботились. Когда они выкрикивали имя Шарбараза, они выкрикивали его из глубины своих сердец. Абсурдно, но Абивард чувствовал себя почти виноватым за то, что вдохновил их лидером, который, если знать правду, был чем-то менее чем вдохновляющим.

Он покачал головой, отчего кольчужная вуаль, которую он носил, зазвенела. Вдохновение и истина едва говорили друг с другом. Люди собирали кусочки вещей, которые, как им казалось, они знали, и сшивали их вместе в яркие, сияющие узоры, латая тонкие пятна и дыры надеждами и мечтами. И узоры каким-то образом светились, даже если крупицы правды в них были незаметно малы.

Он пытался заставить Маниакеса тоже увидеть схему, подобную схеме многих прошлых атак макуранцев. Для макуранского командира было делом чести возглавить главное наступление своей армии. Здесь был Абивард, командующий армией и демонстративно возглавляющий наступление на видессиан. Если вы привели достаточно хороших войск, чтобы сдержать силы, которыми он командовал, вы выиграли битву, не так ли? Судя по прошлым битвам, ты это сделал.

«Я здесь», - выдохнул Абивард, тяжело дыша, нанося удар имперскому солдату. Парень принял удар на свой щит. Волны битвы унесли его от Абиварда прежде, чем он смог нанести ответный удар. «Я здесь», - повторил Абивард. «Ты должен обратить на меня внимание, не так ли, Маниакес?»

Когда начнется крупная атака справа? Инстинкт Ромезана подсказывал нанести удар изо всех сил и как можно скорее. Абивард удивился, что ему удалось так долго сдерживаться. Следующая вещь, о которой следовало беспокоиться, заключалась в том, будет ли Ромезан, сдерживающий себя от нанесения удара слишком рано, сдерживать себя настолько тщательно, что нанесет удар слишком поздно? Он сказал "нет", когда Абивард отдавал ему приказы, но…

В гуще сражений - впереди видессиане, позади макуранцы, пытающиеся продвинуться вперед, чтобы добраться до видессиан, - Абивард обнаружил, что не может отправить гонца в Ромезан. Руководить с фронта, которого он не ожидал, было невыгодно. Ему пришлось положиться на здравый смысл Ромезана - он должен был надеяться, что у Ромезана был здравый смысл.