Угличское дело. Кинороман

– Кто ж предложил-то?

– А дёжка какой-то.

– Какой такой дёжка?

– А мимо проходил. Видит, что у царевича ножик и говорит: такой ножик, нечего ему на поясе делать.

– Что это за дежка?
– допытывался Каракут.

Отец объяснил.

– Это у нас так мужиков называют, которых во дворец берут на работы. Голь перекатная об одну одёжку.

– Но мы не такие.
– сказал дед - Нас Колобовых на Угличе всякий знает.

– А кто не знает, тот в Угличе не бывал.
– влез юноша.

– В ножички играли?
– задумался Каракут.

– В землю что ли?

– Не. В тычку.

– В круг садили?

– А то куда же..

Каракут достал нож. Нарисовал маленький круг на земле. Размером с рублевик. Потом с невероятной быстротой и точностью засадил ножик в круг от бедра, локтя, плеча и лба.

– Так было?

От изумления Тимоха только выговорил.

– Ну, пожалуй, круг поболе был.

– Да. Справный казак.
– добавил дед.

Юноша возразил.

– Справный? Тут в ножике все дело. У него напруга по всему лёзу идет.

– Попробуешь?
– протянул нож Каракут.

– Не...- смутился юноша.
– Сегодня никак...С утра хвораю. Молока ледяного потянул.

– Молока...Тетеха.
– укорил отец.

– Осип Волохов так могет.
– сказал младший Тимоха.
– Мог.

– Волохов? А он что?- заинтересовался Каракут.

– Так подходил к нам...Тоже ловко сажал...У царевича глаза разгорелись.

– А Волохов?

– Ушел.

– Значит, не было его, когда на царевича хворь напала?

– Я не видел...Там суматоха началась...

– Так. А царевич?

– Взял ножик.

– Попал?

– Куда ему.

– Вижу, любил ты царевича?

– По службе любил...А так...Больно дрался много...И не ответишь как следует...Служба.

Дед не преминул похвастаться.

– Тимоха у нас большим человеком будет. Пока подгорчичником ходит, а старый Прокоп уйдет, так и горчичником станет. Степан обещал.

– Большой человек.
– бросил Каракут.
– Всю жизнь на стол горчицу ставить.

– Это смотря на чей стол.

– Всю жизнь холопствовать.

– Не понимает казак.
– сказал отец.

– Красоту порядка не чует.
– сказал дед.

– Воля любого порядка дороже.

– Воля...А хлеб ростить кто будет? Горшки лепить. Железки, которыми ты вольный человек, с головы до ног увешан...Коли все вольные порядка нет. Порядка нет и жизни нет. Разор и смятенье.

– Дальше рассказывать?
– заскучал Тимоха.

– Говори.

– Царевич ножик бросал. Ни разу не получилось. Разозлился. От солнца закрывался. Попробовал от шеи стрельнуть и тут его затрясло. Упал на землю и давай биться...Мы кровь увидели, и давай орать. Тут все сбегаться начали.

– А ножик он так к шее приставил?
– показал Каракут.

– Кажись так. А как иначе?

ХХХ

Торопку привязали к лавке. Позорно, в одном исподнем. Чудесный кафтан Устинья разложила на столе и щедро посыпала его солью. Говорила, как ни в чем не бывало.

– Узвар грушевый вязок, а соль все одно вытянет. Макеевна и не заметит.

Торопка укорил Огурца.

– Что ж это, батюшка Огурец. Как это? Сами же со мной. За ноги пособлю.

– Не ведал я, Торопка.

Даша объяснила.

– Казаки матушку чудесным зельем опоили. Будто она умерла, а на самом деле заснула крепко-крепко. А потом проснулась?

– А руки зачем связали?

– Это ты к чему надобно подобрался.
– одобрил Рыбка.

– Не скажу.
– замотал головой Торопка.
– Да и кто мне поверит?

– А матушка? Матушка у тебя жинка нетерпимая к сплетням. Не терпит она когда сплетня мимо нее пролетает.

– Сказал же...Не скажу. Батюшка Огурец?

– Охо-хо, грехи наши тяжкие.
– вздохнул Огурец и начал развязывать Торопку.

ХХХ

С трудом митрополит Геласий выбрался из аглицкой кареты. Огляделся. Посольство остановилось прямо в лесу. Подбежал служка. Митрополит зло отмахнулся.

– Куда идти?

– Здесь недалече.
– поклонился служка.
– На полянке ждут.

– Посох дай.

– Пасхальный?

– Совсем сдурел. Простака давай.

Опираясь на крепкий и без всяких изысков посох, Геласий вышел на поляну. Там его ждали Шуйский и Вылузгин.

– Чего это ты, князь, надумал?
– спросил Геласий.
– Вон он Углич...Там бы и собрались.

– Обговорить кое-что надо, владыко.

– Так говори. Чего томишь, князь.
– сказал Вылузгин.

– Что же. Тогда так. Как в Угличе окажемся, Нагие на нас по одиночке набросятся.

– И зачем это?
– спросил Геласий.

– Затем что им терять нечего. Совсем у них край.

– Да про что ты, князь?
– не понимал Вылузгин.

– Ладно. По-другому зайду. Мы здесь люди свои и скрывать нам нечего. Иногда долговременная польза совсем не видна, когда она за горами из сегодняшней алчности. Так сказано в писании.

– Что сказано?

– Там што хошь сказано. Тебе ли не знать, отче.

– Чего темнишь, князь? Говори напрямую.

– Напрямую. Так напрямую. Когда Нагие вам подарки начнут совать.

– Что ты, князь.
– возмутился Вылузгин.

– Я князь, ты дьяк. Нам ли не знать как все устроено. Вы посулы Нагих берите. Течение жизни не задерживайте. Что хотите то и обещайте, но все будет так как я скажу.

– Не справедливо.
– сказал Вылузгин.

– Не справедливо.
– согласился митрополит.
– И греховно, словно, во втором послании к коринфиням побывал. Значит к истине приобщился.

ХХХ

Торопка в старой рясе попа Огурца, вместе с Дашей шел по улице. Сбоку бежал Барабан.

– А за кафтаном завтра приходи.- говорила Даша.-Матушка сделает как новый будет.

– А ты?

– Что я?

– А ты завтра будешь?