В подполье Бухенвальда

Чувствуя остроту момента, ребята настороженно подтянуты, сосредоточенны, разговоры немногословны, лаконичны.

— Говорят, 27 артиллерийских батарей вокруг лагеря разместили.

— И танки с огнеметами подтягивают. Мне сам хромой эсэсман сказал. Теперь, говорит, держитесь.

— А за ревиром вчера на вышке дополнительные пулеметы поставили и фауст-патронов понатаскали полно.

— Да, трудновато придется с нашими-то силами.

— Черт с ними, скорее бы только. Так рванем, что и про пулеметы забудут.

— Вышки тяжеловато брать будет. Все же бетонные ведь, да еще трехэтажные. Как туда к ним доберешься?

— А бутылки на что? Сами, как блохи, поскачут, как начнут поджариваться. Здорово наши медики придумали эти бутылки с самовоспламеняющейся смесью.

— О вышках нам беспокоиться нечего, их будут брать специально натренированные люди. У них такие кошки железные изготовлены. Ну, вроде крючья с тремя концами и кольцом для веревки. Вроде якорей.

— Вообще-то, все продумано здорово.

И вот второго апреля подпольному центру стало достоверно известно, что поступил приказ Гиммлера, предписывающий комендантам всех концлагерей принять меры к тому, чтобы ни один заключенный не попал живым в руки советских или союзных войск. Палачи явно боятся свидетелей, на себе испытавших все их злодеяния, и идут на все, чтобы скрыть свои преступления.

Не подозревая, что узникам известно действительное положение, комендант лагеря Пистер 3-го апреля вызывает группу наиболее авторитетных в лагере немецких заключенных и, пытаясь сделать невинное лицо, заявляет:

— Я чувствую тревожность обстановки внутри лагеря, поэтому хочу вам сказать, что это напрасная тревога. Мною получен приказ, чтобы в случае крайней необходимости я передал лагерь в руки союзников целым и невредимым. Я это и хочу сделать, но мне нужна ваша помощь. Учтите, что я имею сведения о том, что внутри лагеря некоторые иностранцы имеют оружие. Они собираются в первую очередь перебить всех немцев, подчеркиваю — всех немцев, то есть и вас, и нас, а уж потом двинуться навстречу американским частям. Может быть, для нашей общей безопасности придется эвакуировать часть наиболее опасных. Со своей стороны я гарантирую вам жизнь, если вы, немцы, поможете мне сохранить в лагере порядок до последнего дня.

Немецкие товарищи обратились прежде всего к нам, русским, и мы первые разоблачили неискренность этого обращения.

— Провокация! — сказал Николай Симаков.

— Ловушка, — сказал чех Квет Иннеман.

— Подлость, — сказал француз Марсель Поль.

И все оказались правы. Буквально через несколько часов, то есть в 6 часов вечера того же дня, через многогорлые репродукторы, расположенные по всем уголкам лагеря, раздалась команда:

— Всем евреям, находящимся в блоках, а также в ревире, немедленно с вещами построиться на аппель-плаце для эвакуации.

Мы знаем, что под словом «эвакуация» подразумевается более короткое слово «смерть». Восемь тысяч жизней. В последние дни существования фашистского террора мы не можем, не имеем права отдать им восемь тысяч душ. И заработала машина отдела Сергея Котова, в помощь ему подключился Николай Кюнг со своими людьми, да и мы — работники военных групп — бросили все силы на спасение еврейских товарищей. От каждого подразделения пришлось выделить специальные группы.

— А ну, назад! Цурюк! [39] Тебе русским языком сказано — цурюк! Куда собрались? — шумят наши ребята на перекрестках улиц, возвращая обратно в бараки группы евреев, покорно плетущихся со своим скарбом на аппель-плац.

39

Назад. (Нем.)

— Как назад? — удивляются те. — Не слышите, что ли, что по радио кричат — всем евреям цум тор [40] ?

— Назад, говорят! Это не «цум тор», а цум на тот свет. Что, ферштейн нихт? Ну, а раз нихт ферштейн [41] , то топай на блок да смотри не вылезай, что бы ни кричало радио…

Хорошая весенняя ночь на 4-е апреля пролетает незаметно. Наши люди шныряют по блокам и где уговаривают, а где просто приказывают евреям не подчиняться распоряжениям комендатуры. Многим, против их воли, срывают с одежды шестиконечные звезды и нашивают красные треугольники с буквой «R».

40

К воротам. (Нем.)

41

Не понимаю. (Нем.)

Утро только подтвердило наши опасения. Только что вынырнуло умытое солнце из-за кудрявых вершин буков, как опять ревут с брамы рупоры:

— Аллес цум тор! Всем к воротам на аппель-плац. Генеральная поверка!

Мы-то понимаем, что это делается специально, чтобы отобрать евреев и вывести их из лагеря для уничтожения. На площадь выходит только часть людей. Многие из нас в это время прятали еврейских товарищей под полами бараков, на чердаках, в канализационных трубах, зашивали в матрацы.

Вместо обычных, четко построенных прямоугольников, застывших по команде «смирно», на громадной площади аппель-плаца толкутся беспорядочные толпы людей. На месте построения еврейских блоков жиденькие кучки испуганных евреев, не решившихся принять помощь товарищей. В основном это новички, недавно прибывшие из Освенцима, еще не поверившие в силу интернациональной дружбы бухенвальдцев и не посмевшие ослушаться грозных приказов с брамы. Толпу сейчас же оцепляют и гонят к браме. Среди заключенных шныряют эсэсовцы и, присматриваясь к винкелям, выдергивают из общей массы людей с шестиконечными звездами на груди. Немногим более трех тысяч человек уходит через браму безропотно, по привычке подчиняться фашистам. Уходят в свою последнюю дорогу. Всего в трех километрах от лагеря, в густом лесу, недалеко от башни, построенной в память Бисмарка, на краю заброшенной каменоломни, их уже ожидают замаскированные пулеметы…

Непрерывно заседает интернациональный центр, потому что в эти напряженные дни ежечасно, ежеминутно приходится принимать решения, от которых зависит жизнь сотен, тысяч людей. В ответ на провокационное уничтожение части еврейских товарищей русская секция опять требует немедленного вооруженного восстания и опять принимается решение, что еще рано, потому что соотношение сил не в нашу пользу.

Напуганный организованным характером противодействия, оказанного заключенными при «эвакуации» евреев, комендант лагеря Пистер решает одним ударом обезглавить лагерь, лишив его руководства. Через провокатора, заброшенного к нам из концлагеря Заксенхаузен, Пистер сумел заполучить список 46 немецких коммунистов, занимающих в самоуправлении лагеря видные посты. Их он считает организаторами, зачинщиками сопротивления. Отчасти он прав, потому что некоторые из них действительно играют большую роль в подпольной организации. И вот опять на весь лагерь ревут репродукторы, перечисляя номера сорока шести товарищей. Комендант приглашает их к воротам для «переговоров». Мы догадываемся, что значит это «приглашение», и решаем товарищей не выдавать. Напрасно надрываются рупоры, в который уже раз перечисляя номера обреченных. К воротам никто не является. Подпольный центр обращается с призывом к узникам:

«Командование лагеря, стоящее на пороге собственной могилы, хочет убить наших лучших товарищей. Мы не потерпим ни ликвидации отдельных заключенных, ни массовых убийств. Вырвем из рук палачей их жертвы! Кто поможет эсэсовцам разыскать 46 товарищей — наш враг! В случае применения силы отвечайте открытым сопротивлением. Все за одного — один за всех!»

Напрасно надрывают свои металлические глотки радиорупоры. К воротам никто не является. Тогда сам комендант Пистер истошным голосом орет в микрофон: