Век перевода (2006)

XXV. Сен-Тоуд

«Сен-Тоудского звона берегись!» — Услышал я и бросился бежать По переулкам сумрачным опять, Лишь изредка бросая взгляды ввысь. Мне это крикнул старый человек — Он крикнул мне и скрылся тут же прочь; А я бежать пустился в злую ночь, И был безумства полон этот бег. Вновь «берегись!» звучало как приказ, Что это значит — я не знал из книг, Мне это прокричал другой старик; Я «берегись!» услышал в третий раз. Бежал я, сердце рвалось из груди — И черный шпиль увидел впереди.

XXVI. Злые духи

Жил Джон Уэтли в миле от селенья, В хибаре у подножия холма; И он был недалекого ума — Такого все о нем держались мненья. Он книгам посвящал весь свой досуг, Искал себя, держась от всех вдали, — И вот морщины на лицо легли, В глазах застыл невиданный испуг. Так проводил и ночи он, и дни, Каким-то бесом словно одержим; И как-то раз втроем пошли за ним — Но в ужасе пришли назад одни. Там с духами Уэтли говорил — У каждого по паре черных крыл.

XXVII. Старый маяк

От Ленга, где чернеют пики гор Под звездами, не видными в ночи, — Там света неизвестного лучи. И пастухи ведут свой разговор, Что этот свет холодный, голубой На отдаленном маяке горит, Где Старый Он живет, и говорит Он с Хаосом под барабанов бой. Еще они вам скажут шепотком, Что в желтой маске это существо, Но что оно с невидимым лицом И нет под маской этой ничего. Ходили люди к свету маяка — Но не вернулся ни один пока.

XXVIII. Предвосхищение

Не знаю, отчего, но с давних лет Живет предвосхищение во мне; Оно — как будто трещина в стене, Волшебный открывающая свет. В нем ясности определенно нет — Как будто вызываю я во сне Воспоминанья о далеком дне, Где приключенья дивного секрет. Тогда леса, закаты мне видны, Селенья, города, холмы и шпили, Я слышу песни, что мы так любили, И вижу море и огонь луны. И стоит жить видений этих ради — О них мечтаю я, как о награде.

XXIX. Ностальгия

Один раз в год, в осеннем грустном свете, Над бездной океанской пустоты Щебечут стаи птиц нам с высоты О той стране, что держат на примете. Сады там зеленеют на рассвете, В них расцветают белые цветы — Туда зовут неясные мечты Птиц, забывающих о здешнем лете. Они летят в одну из дальних стран, Где город белобашенный встает, — Но, лишь пустыня бесконечных вод, Под ними расстелился океан. Однако же из темной глубины Им песни позабытые слышны.

XXX. Прошлое

Меня новинки вовсе не манят — Мне в старом городке пришлось родиться: Из окон крыш виднелась черепица И в пристань упирался дальний взгляд. Лучи заката лились с высоты, Расцвечивая уличную пыль И золотя церквушки острый шпиль — Виденья детской сказочной мечты. Сокровища, не ведомые тлену, Соблазн для злобных призраков таят, Что по дорогам спутанным летят, Земли и неба пробивая стену. Они, освободив меня от пут, Встать одному пред вечностью дают.

XXXI. Обитатель

Он стар был, когда нов был Вавилон, Была его загадка долго скрыта; И наконец из-под кусков гранита Предстал, прекрасен, нашим взорам он. Там было много древних прочных стен, Широких мостовых и старых плит, И изваяний фантастичный вид — Вот мир, попавший в лет ушедших плен. Вниз уводили ветхие ступени К загадочным развалинам ворот; Камнями был завален узкий вход — Там древностей таинственные тени. Но, вход пробив, мы крикнули «беги!», Услышав снизу грозные шаги.

XXXII. Отчуждение

Он телом оставался здесь всегда, С рассветом он был дома, но лишь ночь Пожалует, он духом мчался прочь — Куда влекла полночная звезда. Он видел Яддит, но хранил мечты, Вернувшись целым из гурийских зон — Оттуда, где в ночи скитался он И слышал зовы труб из пустоты. Проснулся как-то старцем он с утра — И взгляды ближних были не милы, И всё плыло, как из туманной мглы, — Фантомы, ложь, пустая мишура. Друзья не признают его своим — Напрасно он тянуться будет к ним.

XXXIII. Портовые гудки

Над шпилями, нагроможденьем крыш Всю ночь из порта слышатся гудки; И к берегам, что страшно далеки, Они несутся, нарушая тишь. И каждого, кто ночью не уснул, Влечет гуденье это через мрак; С заливов, огибая Зодиак, Сквозь космос к нам доносится тот гул. Они ночами задают маршрут, Который к темным сказкам нас несет; И слышится нам эхо из пустот Тех слов, которых люди не поймут. И в хоре, что всё тише и слабей, Земных мы не услышим кораблей.

XXXIV. Возвращение

Дорога уводила вниз — туда, Где мшистые лежали валуны; И капли, беспокойны, холодны, — Невидимая капала вода. Безветренно — ни вздоха и ни стона, Молчали и деревья, и кусты; И вдруг из непроглядной темноты Возникла предо мной громада склона. До неба возвышалась та скала, И острый пик был страшен и высок; А лестницей был лавовый поток, Но для шагов крута она была. Я закричал: что за звезда и год Мне запрещают этот переход?!

XXXV. Вечерняя звезда

Я увидал ее издалека — Оттуда, где леса прикрыли луг; Она сияла тускло мне, но вдруг Вся вспыхнула, как золото ярка. Спустилась ночь, и старенький маяк Мерцающим сияньем бил мне в глаз; Но светом ярче в миллионы раз Звезда горела, разгоняя мрак. И возникали в воздухе опять Виденья прошлых лет — сады, леса, Ночные башни, море, небеса; С чего бы — не могу я вам сказать. Но знал я, что в космической ночи От дома моего шли те лучи.