Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Какой бабочки?
– При равновесии факторов мир зависит от случайностей. Представь себе аптекарские весы: две чаши замерли в одинаковом положении, свет и тьма имеют равный вес, и вдруг прилетает бабочка.
Грач моргнул:
– Чего-то я не догоняю…
К ним от стола шли Мила и Адель, держащиеся за руки. Москалева слышала последние рассуждения Ивана и сделала из них на удивление верный вывод.
– А я готова, - произнесла она твердо, хотя голос ее предательски сорвался в конце. – Только объясните мне подоходчивее, какая чаша весов должна перевесить?
24.5
24.5/4.5
Владимир
Встреча с альбиносом едва не стала для него фатальной. Помня, какой эффект на него произвело первое соприкосновение с разумом Милки, Грач изначально испытывал легкий страх перед повторением. Желая его побороть, он буквально ворвался к ней, рванул вперед в точности, как салага, совершающий свой первый прыжок с парашютом – и попал без преувеличения в ад.
Он ждал, что будет шокирован, и его ожидания оправдались.
Грач оказался в темноте, подсвеченной отдалёнными красными сполохами. Это было похоже на пещеру, выводящую прямо в жерло вулкана, но при этом было холодно, очень холодно. Кровавая лава (или то, что ею казалось), растекающаяся под обрывом внизу, дышала смертельной стужей.
От этого диссонанса – ледяной ветер и текучий огонь – Грач почувствовал усиливающееся головокружение. Пошатнувшись, он сделал шаг, чтобы не упасть. Милы он не видел (он вообще толком ничего не видел в этом холодном мраке), но она была где-то рядом, он слышал ее хриплое дыхание и тихие испуганные стоны.
– Эй, ты где? – позвал он, но не услышал собственного голоса.
Он будто онемел и мог лишь вбирать в себя окружающее, не имея права активно на него влиять. Даже звуком. Знакомое, собственно, дело. Тогда, в библиотеке, с Милкиным озверевшем супругом и вооруженным пурбой де Трейси было то же самое.
– МИЛА! – громыхнуло вдруг со всех сторон, и Грач аж присел.
Милка, невидимая, но близкая и понятная ему, тоже присела. Скорчилась, пряча лицо в коленях и закрываясь руками. Володя воспринимал ее движения и дрожь как свои.
– МИЛА! – повторил громкогласный. – ТЫ ДОЛЖНА БОЯТЬСЯ НЕ МЕНЯ, А ИХ! Я ТВОЙ ДРУГ. МЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ВМЕСТЕ!
Мила сжалась еще сильнее, а Володя заозирался в поисках источника оглушительных банальностей.
– ОГЛЯНИСЬ! ВЕДЬ ЭТО И ТВОЙ МИР ТОЖЕ. СКАЖИ, ЧТО ОН ПРЕКРАСЕН!
Грач не видел ничего прекрасного в том, что перед ним расстилалось. Глаза привыкли к скудному освещению, и стали заметны каменные своды. Под ногами рассыпалась разнокалиберная галька. От обрыва и дальше, во тьму, круто вздымалась корявая арка моста, перекинутого через плюющуюся ледяными искрами красно-черную бездну.
Ни дать ни взять преисподняя, явившаяся из кошмара средневекового поэта. Девятый круг, где обретаются души предателей. Ледяная безысходность.
От стены отделилась странная тень – нелепая, но отлично вписывающаяся в адский пейзаж. Она напоминала человека, но не обладала строгой формой, а колыхалась и истончалась, обретая ненадолго прозрачность. И только лицо – блеклое, вытянутое, с хищными чертами заостренных скул и тонким, с горбинкой носом – имело неизменную плотность. Длинные, до плеч, белые космы обрамляли
его, составляя некрасивую и совершенно «дамскую» прическу. Пряди напоминали сальные веревки, спутавшиеся между собой, но главным «украшением» призрака служили горящие глаза. Грачу показалось, что они именно горели, а не отражали сполохи подземной реки.– МИЛА, - сказала полупрозрачная тень, простирая вперед тонкую руку, - ИДЕМ СО МНОЙ, Я ПОКАЖУ, ГДЕ ТЫ ОТНЫНЕ БУДЕШЬ ЦАРСТВОВАТЬ БЕЗРАЗДЕЛЬНО!
– Иди к черту! – Милка вдруг собралась с силами и выпрямилась на дрожащих ногах. В ней прорезалась отчаянная сила. – Ты никогда не получишь мое согласие. Сможешь заставить силой – дерзай, но добровольно я с тобой никуда не пойду!
– ТЫ ЕЩЕ НЕ ПОНЯЛА? ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ НАВСЕГДА, СО МНОЙ, И СТАНЕШЬ МОЕЙ КОРОЛЕВОЙ!
– Не подходи!
Мила отступила. Призрак же наоборот, придвинулся к ней на тот же шаг.
Грач понял, что должен как-то вмешаться. Его тяготила собственная бесплотность и проистекающее из нее бессилие. Он знал, что потерявшая сознание Мила лежит сейчас на вытоптанной лужайке посреди лагеря. Если этот Красноглазый найдет способ задержать ее тут, в своем холодном аду, Мила не очнется. Но как ее вытащить?
– МИЛА, ТЫ САМА ЭТОГО ХОТЕЛА, РАЗВЕ НЕТ? ТЫ ИСКАЛА СО МНОЙ ВСТРЕЧИ – И Я ЯВИЛСЯ, ТАК В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?
– Проблема в том, что мы слишком разные!
– ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ ПРИТЯГИВАЮТСЯ. ТЫ БУДЕШЬ ЧАСТЬЮ МЕНЯ, А Я ЧАСТЬЮ ТЕБЯ.
– Никогда!
– ЭТО НЕ МЕЧТА, А ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.
– Я уже ответила тебе: иди к черту!
В прошлый раз все произошло само собой. Де Трейси взмахнул ритуальным клинком, и Мила вернулась в явь, убегая от смертельных ощущений. Но сейчас Грач не смел надеяться, что будет так же легко. И он не хотел оставаться пассивным наблюдателем. Он зарычал, задергался, замахал руками, ногами, стараясь почувствовать собственное тело. Но добился он лишь того, что призрак его каким-то образом заметил.
– ДА ТЫ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕ ОДНА! – воскликнул Красноглазый с совершенно человеческими нотками изумления. – ТЫ ПРИТАЩИЛА НА СЕБЕ ПАРАЗИТА!
Дальше случилось и вовсе невероятное. Как в сказке, призрак вырос, став огромным, как скала. Он обрел плоть молодого мужчины – тощего, неказистого, но стремительного – и кинулся на Грача.
Пораженный Грач невольно дал себя схватить.
– Вова! – взвизгнула Милка. – Он убьет тебя!
«Еще чего!» - хотел сказать Грач, но Красноглазый так сильно сдавил ему горло, что дыхание перехватило, а в глазах помутилось.
Володя слепо зашарил перед собой, пытаясь перехватить руки-удавки, но его собственные пальцы проходили сквозь любое препятствие.
«Как же он схватил меня, если у меня нет тела?» - мелькнуло в мозгу, и стоило этой мысли прозвучать и укорениться, как хватка на горле ослабла.
– УМЕЕШЬ БОРОТЬСЯ? – протянул призрак. – ТАК ДАЖЕ ИНТЕРЕСНЕЕ.
«Так вот как это работает!» - осенило Грача.
Он живо вообразил огромный кулак, врезающийся в бледную рожу. Красноглазого как по волшебству отбросило прочь, но ликовать было рано: призрак не проиграл, а всего лишь пропустил первый удар. Мгновенно перегруппировавшись, он превратился в столб смерча, увенчанный пылающими глазами.