Версты
Шрифт:
Что такое произошло — .пито отъ начала шра никто не знаетъ, и этого не знаетъ и не нанимаешь Самъ Богъ. Бороться или победить — эхо тоже безсиленъ Самъ Богъ. Такъ «я хочу родить мальчика красиваго и мудраго», л рождается «о 6-ти пальцахъ, съ при-
АПОКАЛИПСИС НАШЕГО Ш'ЕМГЛШ
дурью и непредвиденными пороками». Такъ и планета наша. Какъ будто она испугана была чъмъ-то в беременности своей, и родила «не по мысли Бонией», а «несколько иначе». И вотъ «божественное» смешалось съ «иначе»...
И передъ этимъ «иначе» покоренъ и Богъ. Какъ тоскующШ отецъ, который смотритъ на малютку съ «иначе», и хочетъ поправить и не можетъ поправить. И любить «уже все вмъст*»...
И отъ того, что подъ колоколомъ н^тъ вънчатя невъсты и жениха. Тотъ, другой — не помогъ. А этотъ, который все-таки по-могалъ по мелочамъ, — немного, но помогалъ, — немного, но старался, по земному п глупо, но всетаки старался — усланъ далече.
И не вздохнула невъста по жених*. II я увидълъ, что она горбатая.
Эхъ, не горбатъ вотъ жидъ; написалъ въ мартъ: «... Напишите, какъ вы умъете писать, — правдиво и страстно, — мнт> о «мартовскихъ» дняхъ. Тутъ зима, — и лютая А — весны еще нътъ. Весь этотъ гулъ и шумъ протпвенъ моей дупгв. Въ санаторш уже умерло 4 воина. Смерть сильнее всего на этой планет*. Есть-ли душа? Есть-ли загробная жизнь? Вотъ это важнее всъхъ револющй! Жаль царя Николая. Догадываюсь, что онъ былъ человъкъ мягкаго характера и безвольный очень. Все, вес — пройдетъ, но что будетъ «тамъ»? Вамъ 61 годъ, вы много думали, страдали, — скажите мнъ вы, дорогой душевный другъ. Лей-эеръ Шацманъ.
СанаторШ «Дергачи», Харьковской губернш и уЬзда. Всерос-сШскаго Земскаго Союза. № 11 (туберкулезный). (Лично мнт> не знакомъ).
Д * д ъ
Когда не хочется больше любить, не ждется одежда, и кушаешь кашку-размазню съ кой-какимъ маслецемъ, — то и называетъ себя естественно «христ1аииномъ».
Лысый, съ бълой бородою,
Дъдушка сидитъ.
Чашка съ хлъбомъ и водою
Передъ нимъ стоить.
— Кто ты, дедушка?
— Хрестьянинъ... крестьянияъ...
Или, какъ Доетоевскгй и софистически п вт,рно перефразиро-ва лъ:
— «Хрпстганпнъ».
Боже: къ чему догматики, историки, апологеты нагородили столько ерунды, когда дъло выражается въ одномъ великомъ: не надо.
«Москва слезамъ не в'Бритъ»
— и дълаетъ очень глупо. Отъ того она бт>дна. Нужно именно вгьрить, и — не слезамъ, а — вообще, всегда, до тъхъ поръ, пока получилъ обмапъ: фивншяне въ незапамятную древность, въ на-чалъ истор1и, прхучились в'Ьрпть, и образовали простую бумажку, знакъ особый, который писали, дтиали, п т. д. Онъ былъ условенъ: в: кто давалъ его — получалъ «довърте», и это называлось — кре-д/апомъ. Заведпие это, «доверчивые» люди, но определенно довёр-чпвые, и вмъстб — не по болтовнъ- пли «дружеской беседе», а — дтионымъ образомъ и для облегчентя жизни, стали первыми въ м1р-Б по богатству. Не чета русскпмъ. Которые даже въ столь позднее время — все нищаютъ, обманываютъ, п —ттшъ все болЬе и более раззоряются.
Долгъ платешсмъ красепъ
— и русские выполняют!, и не могутъ не выполнить этого, насколько это установили финигаяне (вексель)... Но решительно вездъ, где . могутъ, — стараются жить на счетъ другъ друга, обманываютъ, сутепернпчаготъ. И думая о счастье — впадають все въ большей и большее несчастье.
Объ одномъ народц-в
Имъ были даны чудныя песни всЬмъ людямъ. II сказания его о своей жизни — какъ пикак1я. И имя его было священно, какъ и судьбы его — тоже священны для вст>хъ народовъ.
Потомъ что-то случилось... О, что-же, что-же случилось?
Нользя понять...
Ни одпнъ народъ не можетъ. Никто изъ человечества..
Ни мудрецъ, ни ученый, ни историкъ.
И сталъ онъ поругаемымъ
народомъ, имя котораго обозначаеть хулу. II имя котораго, национальное имя, стало у каждаго племени ругательнымъ назвашемъ всякаго человека, къ кому оно приложится въ этомъ чужомъ племени.О, что-же случилось?...?...
АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Больше, больше: будемъ-ли мж читать «Летопись Тацита» — когда томимся? Или — Геродота о скиеахъ и Вавилон*? Будемъ-ли читать о Пелононезской войне — букидида? Ыетъ, нетъ: когда въ томленги душа — то какъ все это чуждо и посторонне... Все это мы изучали-бед только чтобы прочесть лекщю, в&иисать ученый грудъ, и — «такъ т отъ н'вкотораго безделья».
Ни вотъ — юная вдова, подбирающая колосья пшеницы на полв бйгатаго землевладельца: и то, какъ она по де.гаетъ, — к рлова ея своей свекрови;, — ироливаютъ въ душу утЬшенгя. И много еще...
Народъ этатъ пролил/ь утешение во все сердца.
И все-таки онъ проклятъ. Что-же случилось, — о, что такое, особенное???...?
Сказать: «учиыиешс» — и это сказать все о томъ народъ.
– Читаемъ-ли мы хронику о Меровингахъ у Григорш Турскаго, или изящные очерки Августина Твери, написанные но канв* этой хроники, — мы въ обоихъ случаяхъ читаемъ милое, гращозное, прелестное. Но это чтете даетъ только наслаждеше вкусу, душа-же остается если не холодною, то спокойною. Но вотъ мы читаемъ о войн*, о гроз*: одпнъ царь — победитель, другой — иобъжденъ. Побежденный боится за жизнь свою, обыкновенно боится — какъ боялся-бы каждый человъкъ, и нщетъ потаенной комнаты во дворце своемъ. Победитель сдграшиваетъ о враге своемъ, п ему приближенные передаютъ о всемъ унижения и страхе, въ какомъ тотъ находится. Вдругъ победитель отвечаетъ вовсе не т$мъ гордымъ, самоувереппымъ тономъ, какой такъ естествененъ въ самоупоенш победы, и какнмъ въ самоупоенш победы говорили есть цари п 'полководцы, а — совсЬмъ ииымъ, новымъ, неожпданнымъ:
«Зач1;мъ онъ Шжвть отъ меня? Онъ — братъ мой». ' Кто въ пстор1ЯХъ Ассирш видалъ, какъ со связанными за спиною руками пленникъ стоитъ передъ победившимъ царемъ на коленяхъ, а ассиршскш царь, иоднявъ копье, выкалываетъ ему глаза, и вместе прпметъ во внимание, что перепменоваше «врага» въ «брата своего» произошло въ туже самую эпоху, тотъ оцбнитъ вею разшщу въ душевномъ строе одного и другого. И пойметъ, почему я упорно называю «утеше-шемъ» то особое чувство, какое льется на душу читателя отъ исторш этого единственнаго народа.
И онъ — проклятъ.
Но тогда что-же случилось, почему мы также ненавидимъ этотъ народецъ, какъ ассир1яне ненавидели своихъ враговъ. И, оглядываясь на цивилизацию нашу, ае нодумаемъ-лн о ней еъ печалью ,строкъ, ека-занныхъ Алексьемъ Толстымъ:
Лсстцмяне шли какъ на стадо волки,
Въ багреце нхъ и въ злате еЬвдв полкп,
В. РОЗАНОВ
И безъ счета ихъ копья сверкали окрестъ,
Какъ въ волнахъ Галилейскихъ мерцаше зв'Ьздъ.
Словно листья дубравные въ лътше дни, Еще вечеромъ такъ красовались они; Словно листья дубравные въ вихр-в зимы, Ихъ къ разсвт>ту лежали развеяны тьмы.
Ангелъ смерти лишь на-вт>теръ крылья простеръ И дохнулъ имъ въ лицо, и померкнулъ ихъ взоръ, И на мутныя очи палъ сонъ безъ конца, И лишь разъ поднялись и остыли сердца.
Вотъ расширивший ноздри, повергнутый конь, И не пышетъ пзъ нихъ гордой силы огонь, И какъ хладная влага на брегг. морскомъ, Такъ предсмертная ивна бт>лт>етъ на немъ.
Вот и всадникъ лежитъ, распростертый во прахъ, На бронь его ржа, и роса на власахъ; Безответны шатры, у зяаменъ ни раба, И не свищетъ копье и не трубить труба.