Восход жёлтого полумесяца

— Послушай, — говорит Хоричелмез, — недостатка в дозорных у нас нет, и не надо тут никого выгораживать…

— Я и не думал… — пытается вклиниться инспектор, однако тот не собирается его выслушивать и резко перебивает:

— Нет, ты послушай! — Хоричелмез не груб, вовсе не заносчив, а скорее просто настойчив. — У нас этих дозорных — целая очередь, а жалование платят немалое. Сейчас много появилось тех, кто не хочет сидеть на одной гражданской ставке, так что своих сотрудников мы получим, об этом не переживай! Задача наша в том, чтобы участок работал, и не было претензий, подобных этой… — он неопределённо кивает в сторону своего стола. — Ты же сейчас упёрся в личности и не хочешь признать свою неправоту.

— Не совсем… — начинает инспектор, однако тут же замолкает — совершенно невозможно говорить, когда тебе в ответ улыбаются так снисходительно, будто юнцу, несущему полную чушь.

— Упёрся, — повторяет Хоричелмез мягко, но до боли обидно. — Хорошо, ты-то что предлагаешь? — он выжидающе глядит на инспектора, и наперёд понятно — что бы инспектор ни сказал, Хоричелмез найдёт тысячу возражений, объективных и не очень.

И даже если слова инспектора будут логичны и верны, Хоричелмеза ни за что не переубедить. Он задавит инспектора своим авторитетом и харизмой стажа, а против этого не пойдёшь.

Инспектор вообще не понимает, зачем Учётчик вызвал его, к чему эта беседа и чего от него хотят. Лишь стоило инспектору попытаться выразить своё мнение, как Хоричелмез углубился в отвлечённые рассуждения и принялся читать нотации, будто с самого начала целью себе ставил отчитать инспектора.

Заняться ему больше нечем, что ли? — с досадой размышляет инспектор, жалея о потерянном времени и ощущая нехватку Ямтлэи. Толку от напарника сейчас, разумеется, не было бы, однако ж вдвоём как-то веселее. Не говоря уже о том, что не по-дружески это — отлынивать от выговоров со стороны начальства.

Но всё это — в обыкновении Ямтлэи, и поделать с ним ничего не возможно. Инспектору лишь остаётся в тысячный раз пообещать себе поговорить с напарником, отчётливо осознавая, что дальше обещаний всё равно не продвинется.

— В общем, беспорядок там у вас, — резюмирует Хоричелмез и, продолжая склабиться, садится за стол. — Но с этим мы разберёмся. Не об этом я сейчас… Лучше скажи мне, что у тебя есть на Фожина Куныза?

Инспектор сражён наповал. Крайне удивлён, причём больше не проявленным интересом к делу ничтожного прыгуна, сколько тем фактом, что Хоричелмез не удосужился даже уточнить, о ком идёт речь. Такое ощущение, что Куныз только что вышел из кабинета и не нужно пояснять, что Хоричелмез имеет в виду именно его. Или, например, если бы прыгун был значимой и знаменитой личностью настолько, что упоминание его имени не могло вызвать двусмысленностей или копаний в памяти на предмет того, а кто это такой вообще.

Хоричелмез выжидающе глядит на инспектора и то ли склабится, показывая зубы в насмешке над нерасторопностью инспектора, то ли переживает по поводу бездарной кадровой политики Мицароя.

— Мы взяли Куныза с поличным… — начал было инспектор, но Хоричелмез его перебивает:

— Было у него что-либо запрещённое?

— Изделие из аурума…

— Разве аурум у нас нелегален? — Хоричелмез приподнимает бровь в удивлении.

— Нет, но… — замялся инспектор, отлично понимая, что никакие оправдания ему не помогут. — Это изделие похоже на то, что у нас проходит по делу о неопознанном трупе из канала…

— Чепуха! — Хоричелмез криво ухмыляется. — Это какая-то ошибка. Куныз не может иметь отношения к этому.

— Возможно, но нужно ещё раз всё перепроверить…

— Нет необходимости, — холодно отрезал Хоричелмез. — Сдай мне дело Куныза! — говорит он в приказном тоне.

Инспектор смотрит на главного специалиста ещё более обескуражено, и тот понимает, что самый минимум пояснить придётся. Отдавать отчёт простому инспектору — совсем не к лицу, однако во избежание кривотолков хоть что-нибудь сказать да нужно.

— В вашей службе царит полнейший хаос, — неприязненно произносит Хоричелмез, откидываясь назад на спинку кресла. — А у меня есть кое-какой интерес к личности Куныза — представляет некоторую ценность в деле обеспечения внутренней безопасности. Вопрос довольно срочный. К тому же, я не могу доверить его вашей службе — квалификации у вас не хватит. Разберёмся сами! Так что — будь добр, принеси мне его дело, а сам и думать о нём забудь!

— Понятно… — многозначительно протянул инспектор. — Могу идти?

Хоричелмез удостаивает инспектора лишь небрежным кивком. Тот разворачивается с намерением уйти и в самый последний момент замечает, с какой любовью Хоричелмез глядит на что-то, что чуть ранее инспектор принял за разноцветные пёстрые тряпочки.

Инспектор присматривается повнимательнее и узнаёт в них те самые чехольчики — серые и с блестяшками — которые когда-то предлагал ему Фожин Куныз.

50. Мистерия в наблюдариуме

Нельзя сказать, что посетители наводнили звёздный наблюдариум, однако определённо — их стало больше. Ведь до этого их вообще почти не было, а теперь они появились — в этом всё и дело. Основное и весьма значимое отличие.

Разношёрстная публика: иногда это были хмурые подозрительные личности, иногда — вполне приветливые и доброжелательные. В большинстве случаев Хабартш оставался недоволен результатами визита гостей, и лишь изредка задорно потирал руки и заявлял, что работа теперь пойдёт.

Омжлусо Дюрт слабо понимал и в открытую не интересовался, что это такое происходит, что нужно всем этим посетителям и почему это как-то должно продвинуть их работу. Пожалуй, только в одном он был уверен — на самом деле ощутимых и принципиальных успехов в работе они не достигли.

Слова Хабартша о вот-вот ожидаемом прорыве казались Омжлусо преждевременными, а надежды — напрасными. В глаза коллеге он, разумеется, этого никогда не сказал бы, впрочем, и переживаний по этому поводу у него не было.

Хабартш редко и словно бы нехотя посвящал коллегу в суть прорабатываемой идеи, поэтому сведения Омжлусо поступали скудно и обрывками.

Но кое-что он знал.

Все посетители несли Хабартшу некие антикварные предметы — преимущественно жёлтых оттенков и производных от вращения форм. Причём, чем ярче и красивее были экспонаты, тем меньшие ожидания Хабартш испытывал. А чем сильнее облик изделия походил на круг, тем больший интерес выказывал Хабартш.

Как и положено историческим артефактам, многие из них содержали надписи и начертания. Омжлусо Дюрт не до конца уверен, но кажется, что именно на эти, зачастую непонятные и вряд ли информативные, письмена и возлагал Хабартш свои надежды.

Чуть позже он признался, что какое-то время назад ему пришло в голову — и причины тому были понятны разве что Хабартшу — что ключи к расшифровке принятых из Эфира посланий кроются именно в кодах, которые якобы нанесены на невообразимо древние экспонаты. Списочники и книжные описания содержали информацию далеко не исчерпывающую, поэтому-то Хабартш и запросил помощи у коллекционеров.