Восход жёлтого полумесяца
Шрифт:
Собиратели древностей в большинстве своём были особами далёкими, как территориально, так и по мировоззрению, однако — довольно странное дело — к призывам звездочёта отнеслись с пониманием, а к его исследованиям — с сочувствием.
— Если сопоставить код, написанный на пластинах, с нашим сигналом… — таинственным голосом говаривал Хабартш, задумчиво глядя в свои записи.
Как правило, он не продолжал этой фразы — то ли сам не до конца представлял себе, что это даст, то ли не верил, что из этого что-нибудь получится.
Но работа продолжалась. Визитёров становилось всё больше,
Подделок, как довольно скоро выяснилось, было громадное множество. Но этот факт, вообще-то, для Хабартша был не решающим: ведь подделка подделке — рознь. Звездочёту важен не сам экспонат, сколько информация, которую он содержит. Если копия выполнена качественно, на совесть, какое Хабартшу дело до того, что это копия? А иные оригиналы оказались повреждены настолько, что с них прочитать вообще ничего невозможно.
К тому же, разные экземпляры содержали разный набор символов, а следовательно, и отличную друг от друга смысловую нагрузку — если, разумеется, таковая имелась вообще. Таким образом, условия головоломки всерьёз усложнились за счёт того, что часть её деталей оказалась вне поля зрения — и это лишь один из аспектов. Другой же состоял в том, что неизвестно было, существуют ли эти самые другие детали. Или же поиск изначально обречён на провал ввиду ошибочности показаний к нему.
Впрочем, Хабартша это, кажется, не смущало, и он продолжал твердить о прорыве, который ожидает их в ближайшее время.
51. Арей, вторая половина дня, участок
— Угрозы в свой адрес я стал получать уже давно, — Лонар Гомба ёжится от влажного подвального холода и в целом выглядит неважно. — Точнее — вначале это были не совсем угрозы…
Всем своим видом и, вероятно — нутром тоже, он пытается отгородиться от окружающей его обстановки. Инспектор отчётливо видит, насколько противно Гомбе тут находиться, и это вполне понятно. Продуваемый семнадцатью ветрами подвал, где-то капает вода, блестящие холодом решётки — тюрьма со всеми негражданскими лишениями.
— Мне предлагали продать Полумесяц Путешественника, — после некоторой паузы продолжает Лонар Гомба. — Поначалу — ненавязчиво, чуть позже с явным давлением. Чем дальше, тем назойливее. Действовали по разным каналам.
— У вас есть предположения относительно того, кто бы это мог быть? — инспектор хочет вместить в слова как можно больше участия, однако получается всё равно сухо и холодно.
— Предположения-то есть, — невесело усмехнулся Гомба, — да только — какой в них толк?
— Мы смогли бы найти… — начал инспектор, но тут же замолчал под полным скепсиса взглядом Гомбы.
— Вряд ли… — совсем уныло говорит он. — Думаю, это не сеть или организация, хотя каждый раз ко мне приходили разные. Поймать за руку — не поймаешь, а на одних подозрениях не выехать.
— Ну, всё же? — настаивает инспектор.
Гомба молчит в задумчивости. Видно, что сомневается. Опальный коллекционер знает,
безусловно, многое, но отчего-то не хочет делиться информацией с инспектором.И инспектор безошибочно определяет суть его сомнений: не выйдут ли откровения с инспектором боком самому Гомбе? Озвучит он свои подозрения, а не станет ли потом жертвой очередного несчастного случая? Или же он уже обречён? И никакие брыкания его не спасут?
Гомба встаёт со стула и делает несколько шагов вдоль стола и поперёк отведённого ему помещения. Закладывает руки за спину и возвращается по тому же маршруту. Взгляд в пол, выражения лица безрадостное и озадаченное.
На третьем или четвёртом витке коллекционер останавливается и испытующе глядит на инспектора. Словно выпытывая у него, а стоит ли? Не подведёт ли его инспектор? Можно ли ему доверять и не провалит ли всё дело?
— Значит, так, — решился наконец Гомба, — есть такой — Омжлусо Дюрт. Служит в…
— В звёздном наблюдариуме, — кивает инспектор, и Гомба делает удивлённые глаза.
Он притрагивается пальцем к виску, будто бы его посетило неожиданное озарение. Хмурит лоб в напряжённом размышлении, и есть отчего.
Ведь если инспектору известен Омжлусо Дюрт, то это, должно быть, неспроста. Гомба, разумеется, не может предполагать, что Омжлусо — всего лишь сосед инспектора по двору, а также то, что он уже примелькался инспектору. Гомба, естественно, думает, что если инспектор знает Омжлусо Дюрта, то не иначе как по какому-нибудь делу.
А это в свою очередь даёт надежды на то, что Омжлусо каким-то образом уже вляпался, запятнал свою репутацию, и у инспектора не вызовет отторжения тот факт, что Гомба его, Омжлусо, в чём-то подозревает. И это обстоятельство Гомбе, конечно же, на руку.
— Так что там с Омжлусо Дюртом? — подталкивает инспектор. — Он даёт уроки вашей дочери?
— Уроки?.. — ещё больше поразился Гомба. — Откуда?.. — спрашивает он, имея в виду — откуда об этом может быть известно инспектору?
— Он мне сам говорил, что преподаёт вашей дочери звёздную науку.
— Да какие там уроки? — со злостью воскликнул Гомба. — Никакие это не уроки, а он к ней просто лезет! Проходу ей не даёт, а самому только и надо… — Гомба стискивает зубы и принимается всё быстрее ходить из стороны в сторону.
А инспектор невольно представляет себе наивную и безобидную физиономию Омжлусо Дюрта и никак не может отождествить его с нелицеприятной оценкой, что только что дал ему коллекционер. Чтобы звездочёт — это недотёпа и мямля — вдруг оказался похитителем женских сердец, да ещё и действующим из злого умысла и соображений корысти…
Сомнительно, конечно, — решил инспектор. Однако нельзя не признавать того факта, что личность из Омжлусо довольно подозрительная, ведь попал же он в поле зрения инспектора, и не просто так попал.
— И дело даже не в том, что клеится он к моей дочери… — продолжает Гомба, остановившись посреди комнаты. — Просто… Просто… — в отчаянных попытках сформулировать мысль Гомба ломает руки. — Знаете, инспектор, как только Дюрт появляется, у меня тут же случаются неприятности… То послание анонимное с угрозами… То ещё что-нибудь…