Заря коммунизма

Когда наступил обед, истерзавшая саму себя Маша догнала Валентину Михайловну и тихо извинилась за утро.

– Всё в порядке, – ласково улыбнулась учительница, и если бы не вчерашний ужас яблоневого сада, школьница ощутила бы настоящее облегчение.

– А можно вас спросить кое о ком? – робко произнесла девочка.

– Спрашивай.

– Я насчёт Галины Александровны... Почему она такая... худая?

– Она очень давно болеет, Маша. И доктора не могут ей помочь.

– То есть она умирает?

– Несколько лет назад все думали, что да, – ответила учительница, и ясный взгляд её глаз невольно обратился в сторону, где за домами и деревьями находилась контора. – Но потом она пережила клиническую смерть и... как-то живёт.

– А она раньше не занималась гимнастикой?

– Откуда такие вопросы, Маша? – засмеялась женщина, и вокруг как будто зазвонили колокольчики.

– Да я всё по худобу думаю... – соврала та.

– Нет, я же тебе сказала – это болезнь. Кажется, сейчас она в ремиссии, но кто знает, надолго ли. Толик! – внезапно закричала Валентина Михайловна. – Уймись, Толик!

Мальчик мгновенно завёл руки за спину, из-за которой выпало что-то маленькое.

– Он хотел Ирише лягушку за воротник бросить, – сдала хулигана Сонечка Нефёдова из восьмого класса, и Карпов тут же погрозил ей кулаком.

– Толик, иди сюда, пойдёшь рядом со мной, – приказала учительница, и тот повиновался. С лицом несчастней, чем у голодной дворняжки, мальчик поравнялся с женщиной и притих.

Маша расстроилась. Ну надо же ему было отыскать лягушку! И чего он пристал к этой Сидоровой, влюбился что ли? Девушка повернулась к хулигану и заметила его пламенные взгляды, обращённые к Ирише.

– Не передумала идти к быку? – откуда-то появилась Лида Козичева.

– Мне всё равно. Хочешь, пошли.

– Так и знала, что попробуешь соскочить!

– Я же сказала – идём! – разозлилась Маша, а потом подумала – может, оно и к лучшему, лишь бы быть подальше от того места за интернатом.

– Тогда после отбоя.

Девушка не ответила, лишь снова представила запрыгнувшую на яблоню Галину Александровну. А что, если не бык, а она бегает по колхозному саду по ночам?..

У столовой стоял парень в джинсах и белой футболке. Девочка сразу узнала Игоря, того самого, который увидел её в ночнушке. Щёки заалели без разрешения, и Иванова попыталась оказаться от него немного дальше. Она замедлила шаги, затем поправила штанину и тем самым пропустила вперёд себя многих ребят.

Валентина Михайловна взяла Игоря под руку и, не забывая присматривать за школьниками, вошла в душную столовую.

– А это кто? Сын её, что ли? – хихикнула Ириша, повисая на плечах Козичевой и Новосёловой. Последняя неприязненно поморщилась.

– Слишком она молодая для мамы, – ответила Лида и тряхнула головой, чтобы отогнать надоедливую муху. – Сколько ей? Тридцать?

– Валентине Михайловне сорок лет, – сухо сказала Люда и сняла с плеча руку Ириши. – А это её племянник, приехал из Куйбышева повидаться.

– А ты откуда знаешь? – Вытянулось лицо Сидоровой.

– У неё ж мама в сельсовете, – усмехнулась Козичева, – она всё про всех знает.

– Не болтай чепухи, Лида! – разозлилась комсорг. Сегодня её настроение было чернее самого глубокого провала. – Я вот что подумала... – И после этих слов Маша ощутила непреодолимое раздражение. – Наша бригада хоть и состоит из четырёх человек, но должна показать лучшие результаты прополки.

Девочки изумлённо уставились на Люду, но ничего не сказали.

– Все уже придумали названия, мы – Заря коммунизма, у Киселёвой – Комсомольцы, у Нефёдовой – Красное знамя...

– Собственно, всё, – уколола Иванова, не в силах сдержаться.

– Нет не всё, – отрезала Новосёлова, – и другие тоже придумали, просто я не запомнила. Но я что хочу сказать – пора вступать в борьбу, поэтому теперь мы будем записывать, кто сколько прошёл грядок.

– Хорошо, будем записывать, но нас всего четверо, мы не сможем... – только заикнулась Козичева, как Люда её перебила.

– Мы должны показывать пример другим! Чтобы на нас равнялись и работали усерднее!

– И как ты хочешь это сделать? Быстрее полоть? – бесцветно спросила Лида, но было видно, что энтузиазм в ней так и не зажегся.

– Я попрошу Валентину Михайловну разрешить нам задержаться вечером на свёкле. Остальные пусть идут отдыхать, а мы с вами будем полоть дальше.

Сидорова и Козичева обалдело смотрели на комсорга, но не решались возразить.

– Я не останусь, – заявила Маша.

Новосёлова вздохнула и посмотрела на одноклассницу несгибаемым взглядом.

– Нет, останешься. Иначе ты никогда не поймёшь, каково это – быть частью коллектива.

Иванова ошеломлённо покачала головой и промолчала. Ну пусть она заставит её задержаться хоть на лишнюю секунду! Она с удовольствием на это посмотрит.

Солнце распалило засохшую землю, в воздухе витала серая пыль. Маша стояла на улице у входа и ждала, когда остальные закончат обедать. Но первым, кто спасся из духоты столовой, оказался Игорь. Молодой человек достал сигареты, чиркнул спичкой и закурил, а сам изредка посматривал в её сторону.

– Привет? – наконец осмелился он.

– Привет, – буркнула девушка.

– Я Игорь, а ты?

– Маша.

– Ты здесь живёшь, Маша?

– Пока да.

– Пока?

– А ты племянник Валентины Михайловны? – не ответила та.

– Да. Приехал повидаться с тётей. Она у меня отличная, правда?

– Лучшая учительница из всех, – искренне подтвердила девушка.

– Это да.

– Игорь! – воскликнула та, о ком говорили, и парень поспешно выбросил сигарету. – Ты ещё слишком молод, чтобы курить!

А Маша сразу подумала о Новосёловой: будь она на месте учителя, то немедленно прочла бы лекцию о дурном примере младшему поколению...

– Сейчас мы идём на тихий час, так что приходи вечером, после восьми, – сказала женщина парню.

– Тихий час? – удивлённо и расстроено переспросила Маша, тем самым вмешавшись в их разговор.

– Каждый день на речку ходить не будем, – ласково улыбнулась учительница и легонько толкнула племянника в плечо. Тот быстро сообразил, что ему пора, незаметно подмигнул девушке и развязно направился по дороге в сторону села. – Будь с ним осторожна, пожалуйста, – внезапно тихо предупредила учительница. – Он хороший парень, но очень любвеобилен.