Зелёная земля
Шрифт:
Дух ненужный, дух недужный -
дескать, друг мой ненадёжный,
мы с тобой в кругу попляшем, потягаемся с тобой -
и так далее… И тут он -
прутиком железным, гнутым
по лицу хлестнул мне – так, что… я без слов пустился в пляс.
Приступ двенадцатый
Принявшись беситься с жиру,
он вскричал: – Поддайте жару!
Больше больше страсти, больше
Два-притопа-три-прихлопа -
это выглядит нелепо,
это просто, извините, ерунда и детский сад…
Станьте вихрем, станьте бурей,
не висите глупой гирей,
я ценю в движеньях лёгкость… грациозность, чёрт возьми!
Ну и что, что Вы в пижаме?
Двигайтесь в другом режиме:
Вы теперь не Вы, мой милый, – Вы какой-нибудь цыган!
В Вас полно горячей крови,
свищет ветер в Вашей гриве,
в Вашем взгляде блески молний, всплески помрачённых вод,
Ваших рукавов раструбы
подымаются до неба,
Ваши клёши – словно флаги, а не эти две клешни…
Обезумьте, одичайте,
под собой огонь почуйте -
Ваши пятки лижет пламя, Вы взвиваетесь, как дым,
надо мною, над собою…
и тогда уже любую
форму примет Ваше тело – там, где формы больше нет!
Просто раствориться в сущем -
не того ли все мы ищем?
Не к тому ль идёт тихонько наша старенькая жизнь,
чтоб развеяться над миром -
серым пеплом, сизым паром -
и, исчезнувши из виду, позабыть саму себя?
Так за что же тут цепляться?
Нам досталась не теплица,
мы в геенне, мы пылаем, мы трещим… ну, пусть немы -
пусть хоть Вы: во искупленье
ввергнутых во исступленье
обывателей, которым не дано высоких мук!
Думайте, что Вас распяли, —
опадите горсткой пыли
с перекрестия на спины человеков, павших ниц
перед красотой распятья, —
и тогда смогу воспеть я
принесённого им в жертву одного из них… аминь.
Неужели Вас, скотина,
не прельстит сия картина,
эта дерзость перехода из огня да в полымя?
Полно шлёпанцами шлёпать -
мне противна Ваша копоть:
или Вы уже горите, или хватит тут коптить!
Тут, от праведной от злости,
бросил прутик он и – к трости:
развернулся, присмотрелся и ударил точно в цель -
в переносицу и здесь я,
вмиг лишившись равновесья,
понял, что лечу: наверно, в край, где формы больше нет.
Ах, где тонко, там и рвётся
говорю я вам отсюда, из страны Нитутнитам:
здесь живут одни лишь души,
пропадающие в бреши
между жизнью и не жизнью: здесь покой и тишина.
Здесь поэзии начало:
боль навеки отзвучала,
ибо наше с вами сердце отстучало навсегда -
это значит, что отныне
у души не стало няни,
то есть плоти, – и в полёте пребывать теперь душе.
Нет ни радости, ни скорби
там, где мы на нашем скарбе
ставим крест и нам не нужно ровным счётом ничего, -
ты лети, лети сквозь время,
над лесами, над горами,
невидимка, нелюдимка, дымконосная душа!
Не заглядывая в ноты,
сочиняй себе сонаты -
не сонаты, так сонеты или прочие стихи, -
им неважно, что снаружи:
у сонаты нету кожи,
у сонета нету кожи,
нету кожи у души.
Поселись себе над миром -
и не балуйся кошмаром
бытия: оно телесно, а где тело – там и смерть.
Будь незримым, будь эфирным,
не служи тяжёлым формам,
ибо формы не бывает в разрежённых небесах!
Это дьявол в адской лавке
сам не свой от упаковки -
всё пакует и пакует всякую пустую суть
в развесёлую бумагу,
ты же обращайся к Богу:
Бог и так тебя увидит, Бог и так тебя найдёт!
Он тебе протянет руку -
и проводит через реку
в то пространство, где всё сразу называется «покой»:
у него там всё бесплотно,
всё бесплотно, всё бесплатно -
и без всякой упаковки: нечего упаковать!
До свиданья, мистер Хортон,
Всем привет – живым и мёртвым!
Что же до вина и торта – заберите их с собой.
Вечер близок, солнце село -
попируйте, значит, соло:
жертвам, друг мой, не пристало с палачами пировать.
Всё вокруг – одни мониста
в пальцах иллюзиониста:
дунул-плюнул-переплюнул – и пропало всё вокруг.
Да и было ли? Едва ли:
только лёгкий привкус соли
неотчётливо напомнит о не бывшем ни-ког-да.
САМИ СЕЛИ НАПИСАЛИ
1997–2001
Сами сели написали,
сами встали разыграли -
под одними небесами
между разными мирами.
Шляпа с перьями намокла,
платье выглядело ветхо.