Зеркало королевы Мирабель

— Спешиться, — приказал Суррэль. — Всем.

Бенжамин и двое его «дружинников» спрыгнули незамедлительно. За ними, чуть помешкав, последовал Фламэ. Скатился с козел перепуганный возчик, наемный работник, взявшийся сопровождать отряд до столицы за пару золотых и не желающий никаких неприятностей. Только одна ведьма осталась в седле, но и она под тяжелым взглядом капитана сползла на мерзлую, звенящую под ногами землю. Суррэль подъехал ближе, вглядываясь в лица замерших на дороге путников.

За прошедшие годы капитан стал массивнее и, кажется, даже нагулял жирок, чего на службе у королевы Мирабель сделать было непросто. Суррэль славился всегда своей жестокостью, упорством и истовой преданностью. Королеву он боготворил, а значит, исполнял все ее приказы, не раздумывая. Он был, словом, преопаснейший фанатик, и Фламэ начал серьезно опасаться за свою жизнь. Ведьма тоже заметно занервничала, ей, видно, тоже было что скрывать. Что ж, если станет туго, будет на кого указать. Пока же музыкант прижался к крупу своей лошади, пряча лицо в тени, и ухватился за стремя.

— Кто такие? — строго спросил Суррэль, оглядывая отряд холодным цепким взглядом.

— Бенжамин из Тура, — ответил юный Лорд, демонстрируя медальон, — со свитой.

— Из какого такого Тура? — нахмурился капитан. — С северных границ?

— Да, господин, — ответил Бенжамин.

Следовало признать, что держался мальчик отменно. К переписчикам он относился с должным почтением и не поднимал глаз от дороги, где лед складывался в причудливые узоры.

— Запиши, — бросил кому-то Суррэль, подъезжая еще ближе.

Ему достаточно было сделать еще шаг, взглянуть в лицо бледного музыканта и велеть тому снять шляпу. Фламэ сделал вдох и выдох и крепко стиснул стремя. Все обойдется. Непременно.

— Что за свита? — спросил Суррэль, в упор глядя на лорда и его «дружинников». Все трое походили на дворню, в Двенадцатую ночь обрядившуюся в хозяйское платье, чтобы изобразить свиту Бобового короля.

— Мой оруженосец Альбер и мой секретарь Филипп, — ответил Бенжамин.

Суррэль проехал мимо Фламэ и ведьмы, с безупречным чутьем оставляя их напоследок, и указал на повозку, полностью игнорируя кучера, дрожащего от смертельного ужаса.

— Здесь кто?

Бенжамин сделал два порывистых шага, которые по мнению Фламэ вполне могли стоит ему жизни.

— Это моя сестра, милорд. Она нездорова.

— Сестра?

Суррэль выхватил из ножен меч (лорд-идиот и еще больший идиот — его секретарь, похватались за свои) и острием откинул занавесь. В этот момент непременно должно было что-то случиться. Сразу двое знакомых Фламэ со схожими взглядами на жизнь утверждали, что когда напряжение достигает предела, наступает истинная кульминация. Как правило, все взрывается.

Суррэль откинул полог и взглянул на съежившуюся в углу леди Беатрис. Ведьма, не сводящая глаз с разбитого льда у своих ног, ахнула. Дальнейшее запомнилось Фламэ, как взмах руки Судьбы, с которой он был в дрянных отношениях, или же как Провидение Господа, в которого он не верил. Испуганная тусклым блеском стали, или же вновь охваченная безумием, леди Беатриса выскочила из коляски и побежала через поле, путаясь в длинной юбке. Бенжамин кинулся за ней. Первой нашлась ведьма, которая сделала шаг к капитану и неуклюжий реверанс.

— Леди Беатрис скорбна умом, господин капитан, — сказала она с сильным имперским акцентом. — Наш сэр совершает паломничество в собор Благой Урсулы, чтобы помолиться об исцелении. Я горничная леди.

— Записал? — Суррэль окинул ведьму задумчивым взглядом. Он всегда был падок на женщин, но обычно предпочитал особ попышнее. Оставшись о «горничной» весьма нелестного мнения, он повернулся к Фламэ.

Сердце музыканта пропустило удар.

— Кто такой?

Музыкант постарался ничем не выдать себя, но было это нелегко. Узнал же он Суррэля по одной только посадке в седле. Что тому стоит уловить знакомый жест?

— Я музыкант, — сказал Фламэ, добавив в свою речь жестковатый акцент. — Развлекаю леди. Песни умиротворяют ее.

— Иноземец? — сухо спросил Суррэль.

— Из Куриты.

Суррэль посмотрел на него внимательнее, но каким-то чудом не узнал. Судьба и Господь сегодня благоволили нищему глупцу.

— Езжайте. Выдай ярлыки, Пит.

От отряда, замершего черной химерой у зарослей голого ракитника, отделился тощий молодой человек со знаком чиновника низшего разряда на шее. Одет он был беднее прочих, и, похоже, являлся во всей шестерке единственным настоящим переписчиком. Раскрыв сумку, он принялся раздавать небольшие глиняные печати на шнурах с выдавленным на них королевским ястребом. Потерявший всяческий интерес к маленькому отряду «паломников», Суррэль двинулся в сторону Шеллоу-тона. Четверо черных последовали за ним. Пит, испугано оглядевшись, принялся с поспешностью, близкой к халатности, заполнять какие-то списки. Капитан успел уже отъехать довольно далеко. Вернулся Бенжамин, неся на руках упирающуюся сестру, закутанную в плащ. Пит огляделся, вскочил в седло и последовал, переходя на рысь, за своим капитаном. На прощанье он все же бросил:

— Левее в часе езды отсюда стоит охотничий домик. Он пуст.

* * *

Охотничий домик походил больше на хижину лесоруба, которых в окрестностях было великое множество. Скорее всего, прежде домик ею и был. С тех пор, как часть Королевского леса на севере Каллада извели почти полностью, в лесорубах надобность отпала. Хижина была, подобно всем другим, приземистой, сложенной из округлых серых камней; для кого-то из лордов ее перекрыли черепичной крышей, а также разобрали часть печи, чтобы сделать камин. Последнее сложно было назвать мудрым решением, поскольку зимы к северу от столицы неизменно оказывались суровыми. Каллад вообще не мог похвастаться благоприятным климатом, и только у самых границ с Империей отчаянные лорды Юга умудрялись когда-то выращивать виноград, персики и совсем уж необычайные лимоны. На севере все это присутствовало только на шпалерах, которые и сейчас скрывали стены хижины. Это кое-как спасало от сырости и сквозняков.

Леди Беатрису усадили в кресло у камина и укутали в одеяла. Альбер и Филипп отправились за дровами. Бенжамин, как не странно это выглядело, развел огонь в очаге и занялся ужином. Без дела остались только Фламэ и ведьма. Последняя, впрочем, быстро нашла себе занятие. Усевшись на скамеечку возле безвольно застывшей Беатрисы, девушка достала деревянный гребень и принялась расчесывать свои волосы. В городе она избавилась от шиньона, и оказалось, что подобно многим ведьмам она стрижется довольно коротко.

Фламэ прошелся по комнате. Беспокойство всегда гнало его вперед, что в прежние времена приводило к катастрофическим последствиям. Со временем музыкант научился справляться с этой досадной особенностью: бспокойство можно было «выходить», выдавить из себя. Он наматывал круги по тесной комнате, проводя рукой по сырым плесневелым шпалерам.

Почему Мирабель отправила с переписчиками Суррэля, который прежде командовал боевыми отрядами? Приходил в голову очевидный, хотя и нелепый ответ: королева нынче войн не ведет, а людей надо чем-то занять. Однако перепись населения для этого совсем не годилась.