Зеркало королевы Мирабель
Шрифт:
Мальчишка пожал плечами.
— Узнаешь, куда она пошла, получишь семь медяков, — вкрадчиво сказал музыкант.
— Серебряк, — твердо ответил воришка.
— Семь медяков.
— Хэй, серебряк всего на семь больше! — возмутился мальчишка. — Чего, твоим господам жалко, что ли, для сироты?
Фламэ, сощурившись, посмотрел на него.
— Как тебя зовут, вымогатель?
— Дамэ, — пожал плечами мальчишка. — Ты не думай, меньше серебряного не возьму.
— Дамиан, значит… — задумчиво протянул музыкант. — Почти тезка, значит. Вот что, Дамэ, узнаешь, куда пошла леди, приходи в таверну на той стороне площади
Мальчишка фыркнул, вырвал из рук музыканта связку сушеных абрикосов и мигом присоединился к приятелям, обворовывающим подслеповатую торговку семечками.
Фламэ еще не успел дойти до двери таверны, когда мальчишка нагнал его.
— Точно, серебряк дашь?
— Точно, — кивнул Фламэ.
— У благородных, конечно, деньжата всегда водятся, — глубокомысленно изрек малолетний мошенник. — Ну, веди.
Тавернщик совсем не обрадовался, когда музыкант — сомнительного, честно говоря, вида тип в одежде с чужого плеча — вернулся с маленьким оборванцем. Однако по жесту Бенжамина прекратил возмущаться и даже принес с кухни немного еды. Мальчишка в мгновение ока опустошил тарелку, вытер рот рукавом и нагло поинтересовался:
— Ну, где серебряк?
— Лучше дать, — посоветовал Фламэ. — Спорить с этим мошенником себе дороже.
Поворчав, больше для приличия, Бенжамин полез в потайной карман на поясе и вытащил серебряную монету, основательно потертую. Воришка невесть зачем попробовал ее на зуб и сунул за щеку. Речь его от этого стала невнятной.
— Аа в амок пфла. Эди вафа.
— Она в замок пошла, — флегматично перевел Фламэ. Ему ответ был известен заранее.
— В какой? — изумился Бенжамин.
— Ф квафефкий.
— В королевский, — вновь перевел Фламэ. — Других, милорд, здесь нет. Ее величество повелела все разрушить в час своего вступления на престол, и сложила из камней неприступные стены Каэлэдской твердыни, как бесстыдно врут в Королевской летописи.
— Без тебя знаю! — огрызнулся лорд-наемник. — Что Беатрисе делать в королевском замке?
— Ме пфем фнать? — пожал плечами малолетний воришка. — Еще фы феребряк, гфпадин.
— Обойдешься, — рыкнул Бенжамин. — Вон пошел.
Воришка счел за лучшее скрыться. Тавернщик поспешно убрал тарелку и принес еще вина. Налив себе кубок до краев, лорд-наемник погрузился в мрачное созерцание пены, скопившейся с одного края.
— Что Беатрисе делать в королевском дворце?
— Совершенно нечего, — тихо согласился Фламэ. — Вам бы стоило ее оттуда забрать. Не лучшее это место для красивой молодой девушки.
Бенжамин побледнел. Легенды о странных, жутких, словно бы неживых фрейлинах королевы ходили по всему Калладу. Молодой лорд уже представлял сестру в этой мертвенной, страшной свите.
— Но как же нам попасть во дворец?
— Потише, — посоветовал рассудительный Альбер, говоривший редко, но всегда по делу.
— Нам бы разыскать хорошего вора, — прошептал самым таинственным образом Филипп.
Фламэ вздохнул облегченно. Вора, конечно. На этот раз, похоже, и без него обойдутся. Воровство и проникновение в замки — не его профиль. Впрочем, радовался он рановато. Бенжамин сунул руку за пазуху, где прежде лежал его кошель, а потом, спохватившись, достал несколько монет из кармашка на поясе и велел:
— Эй, музыкант, зови своего пацана. Пускай за второй серебряный
одну бабу сыщет.Ворона, сорвавшись с водосточного желоба, улетела прочь, обдав напоследок Джинджер мелкими льдинками. Совершенно машинально ведьма отметила: дурной знак. Надо бы пересчитать льдинки, изучить их форму, расплавить их в ладонях, чтобы узнать подробности… Ничего этого Джинджер делать не стала. Пустая трата времени. Прижимая к груди мешочки с деньгами, ведьма толкнула дверь в лавку. Следует поскорее купить себе плащ и сапожки и уехать из города. Когда колдун обещает неприятности, они, как правило, не заставляют себя ждать. Игнорируя неприязненный, немного недоверчивый взгляд хозяина лавки, Джинджер принялась ощупывать плащи. Мех у всех был паршивый, что называется — рыбий. То ли от времени они потерлись, то ли зверь на них пошел такой паршивый, но ни один не годился.
— Эй, хозяин, чего получше нет?
Торговец окинул Джинджер оценивающим взглядом. Пришлось распахивать свой грязный истрепанный плащ, демонстрируя черное, как деготь, платье, а к нему еще — перстень на пальце. Слегка побледнев, мужчина кинулся в подсобку. Качая головой, девушка опустилась на высокий табурет и облокотилась на прилавок. Ну, что за жизнь? Пока наряд ведьмовский не покажешь, тебя никто в медяк не ставит. И ведь сколько лет страной королева правит, и тоже, между прочим, женщина. И говорят — красивая. Впрочем, Джинджер вынуждена была признать: по плащу и сапогам, стоптанным, почти порвавшимся, ее можно было принять только за попрошайку, да и платье, пусть и черное, подходило скорее служанке, чем почтенной ведьме.
— Поторопись, хозяин! — крикнула она. — Я спешу.
— Уже нет, — обманчиво ласковым голосом произнес лорд Бенжамин и стиснул ее плечо.
Джинджер испугано пискнула. Ей приходилось, и не раз попадаться на горячем. Но, то были ведьмы, красть у которых — большое искусство. И речь шла о великих ценностях и золоте, а не о кошеле с паршивыми серебряными монетами. Джинджер обернулась. Один из «дружинничков» стоял у входа, второй перегородил дверь в подсобку, отрезая последний путь к отступлению. С улицы тянуло холодом. Музыкант, побери его Лукавый, задумчиво изучал сложенные на полках ткани.
— Вот деньги ваши, господин, — выдавила Джинджер. — Бес попутал. Лукавый за руку дернул. Боженька глаза зажмурил.
В детстве подобное объяснение срабатывало. Да вот только в детстве Джинджер была ученицей ведьмы, хорошенькой девочкой с кудрявящимися на концах косичками и в опрятном голубом платьице. С тех пор и волосы выгорели до цвета мякоти имбирного корня, и платье сделалось черным. Бенжамин вырвал у нее из рук свой кошель, после чего отвесил дружеский, надо полагать, подзатыльник. Вышло даже не очень больно, только в голове что-то загудело.
— Не лебези. Дело для тебя есть, ворюга.
Джинджер выдохнула. Ну, если разговаривает, значит, к стражникам королевским не потащит. В Каэлэде, говорят, свято чтят древние традиции и руки ворам рубят. Не хотелось бы.
— Дело? — спросила Джинджер. К ней вернулось утраченное, было, самообладание, и в голосе появилась истинная ведьмовская вкрадчивость. — Я на дело босая и голая не хожу. Дай, дорогуша, плащ с сапогами куплю, и поговорим.
Бенжамин посмотрел на ее ноги и вздохнул, после чего коротко кивнул своему молочному брату.