Женщины

— Скажи, что будешь моей.

— Прости, Койот, — мягко сказала она и на секунду почти поверила, что он не услышал.

— Ага, — прошептал он ей на ухо. — Знаю, ты слишком хороша для меня, Фрэнки Макграт.

Она крепче обняла его:

— Нет, Койот. О таком парне, как ты, мечтает каждая девушка.

Он отстранился:

— Но не ты.

Как же она ненавидела это.

— Но не я.

Он снова прижал ее к себе и продолжил танец.

— Я люблю сложности, Фрэнки. Такой уж я человек. Но мне скоро домой. Я теперь дембель. Так что не упусти свой шанс.

Он откинул голову и завыл, Фрэнки впервые услышала в этом вое отзвуки одиночества, печали и разбитого сердца. Она гадала, когда они появились.

Глава четырнадцатая

Декабрь в Центральном нагорье выдался адским. Вьетнамская народная армия убила сотни южан в Дакто. Операционное отделение и другие палаты были забиты местными жителями: дети, потерявшие родителей, старики, потерявшие дочерей, и женщины, потерявшие своих сыновей.

В сочельник Фрэнки провела больше десяти часов в операционной, силы были на исходе. Наконец она закончила с последним тяжелораненым. Остаток ночи обещал быть тихим.

— Иди, — сказал Гэп, — это последний. Опрокинь за меня стаканчик эгг-нога.

— Уверен?

— Так же, как в зуде при гонорее. Вперед.

Фрэнки стянула перчатки и выкинула в бак у двери. С шапочкой и операционным халатом она сделала то же самое.

— Счастливого Рождества! — сказала она проходившему мимо санитару.

— И вам, мэм! — улыбнулся он.

Фрэнки вышла из операционной. К ее удивлению, на улице было светло. Она нашла Барб в приемном покое, та стояла рядом с мертвым телом чернокожего парня. Форма разодрана от взрыва снаряда, половины лица просто нет. Руки и ноги раздроблены.

— Жетон сорвало взрывом. Имя неизвестно. Умер в самый сочельник, — сказала Барб.

— Кто-то должен его опознать. Его отряд в послеоперационной.

— Да. — Барб сложила руки солдата крест-накрест на груди. Накрыла их сверху своей ладонью.

Фрэнки знала, что Барб сейчас думает о брате, который два года назад вернулся из Вьетнама совсем другим человеком. Обозленным. Конфликтным. Непримиримым.

Фрэнки нашла чистую простыню и накрыла мертвого солдата.

— Покойся с миром, солдат, — прошептала она.

— В «Звездах и полосах» никаких упоминаний об американских жертвах. Семеро вчера умерли в операционной, один из них в одиночестве, никто не успел к нему даже подойти, — сказала Барб, не поднимая глаз.

Фрэнки кивнула.

Все сомнения (или надежды) окончательно ее покинули — американское правительство обманывало своих граждан. Закрывать глаза на эту простую истину было уже невозможно. Джонсон и его генералы лгут американцам и журналистам, лгут всем. Может, даже самим себе.

Осознание этого предательства стало для нее столь же ошеломляющим, как новость об убийстве Кеннеди. Понятия добра и зла отныне были размыты. Америка, в которую верила Фрэнки, исчезла, сверкающий Камелот юности был утрачен навсегда. А может, все это время она просто жила иллюзиями. Фрэнки знала только, что сейчас они находятся здесь, в этой далекой стране. Солдаты, моряки, пилоты, добровольцы рискуют жизнью неизвестно ради чего, правительству больше нельзя доверять, что бы оно там ни говорило.

Мужчины до сих пор прибывали во Вьетнам тысячами, и, вопреки выкрикам протестующих, почти все шли в армию добровольно, потому что верили в свою страну. Почему правительство (и хуже того, сами американцы) упорно не хотели этого замечать?

Фрэнки и Барб прошли мимо морга, где санитары заворачивали трупы.

Фрэнки первой услышала вертолет. Она задрала голову, приложила ладонь к глазам козырьком.

— Черт. — Жужжание становилось все громче. — Всего один.

Фрэнки и Барб побежали к вертолетной площадке, где уже садился боевой «хьюи».

На сиденье слева сидел Койот, он наклонился к Фрэнки и улыбнулся:

— Вот они, прекрасные медсестры, с которыми мы отпразднуем Рождество. Хотите повеселиться?

— Спрашивать дважды нас не нужно. — Барб запрыгнула в вертолет, вслед за ней забралась Фрэнки.

Уже в кабине Фрэнки увидела, что справа от Койота сидит Рай, на шлеме надпись «СамуРай», на глазах все те же очки-«авиаторы». Он ей улыбнулся, и она подняла вверх большой палец.

Койот протянул им наушники.

Фрэнки надела их и села на пол за спиной Рая, рядом у открытой двери сидел пулеметчик. Она свесила ноги за борт, и вертолет взмыл в воздух.

Они летели над голой красной землей эвакуационного госпиталя, над пустыми джунглями, где рядом с мертвыми деревьями землю укрывали оранжевые мертвые листья.

Выше. Еще выше. Вверх, в горы, в невозможно зеленый мир.

Через пару минут Рай прокричал в микрофон:

— Вон там!

«Хьюи» резко снизился, до земли осталось примерно шесть футов. Вертолет замер.

— Ровно две минуты, Койот. Не люблю быть мишенью.

Койот схватил винтовку и топор, спрыгнул на землю и побежал к деревьям.

Фрэнки смотрела вниз. В этой пышной зелени джунглей чарли могли прятаться где угодно… могли расставить мины или палки панджи — небольшие острые колья, зарытые в землю и обмазанные человеческими фекалиями, эти колья оставляли глубокую рану и провоцировали заражение крови.

— Безумие, — сказала Фрэнки. — Что он делает?

Через пару минут, которые тянулись целую вечность, вернулся Койот, в руках взъерошенное деревце. Он закинул его в кабину, а сам запрыгнул на левое сиденье.

— И все ради этих веток? Вы оба спятили, — прокричала в микрофон Фрэнки.

— Рождественская ель вообще-то, — рассмеялся Койот.

Они развернулись и полетели в облака.

Через двадцать минут вертолет приземлился в Семьдесят первом.

Койот повернулся, снял шлем и широко улыбнулся медсестрам:

— Мы с Самураем решили, что вам, девчонкам, на Рождество нужна елка.

Барб расхохоталась. Это был самый искренний смех, который Фрэнки слышала от своей подруги.

— Вы, Морские волки, на все сто оправдываете свою долбанутую репутацию. Надеюсь, в кармане вы прячете индейку, иначе моя мама точно надерет ваш волчий зад за то, что играете с нежным девичьим сердцем, — сказала Барб.