Женщины

— Но я ведь могу сказать, что меня это пугает? Разве желание оградить тебя от опасности делает меня шовинистом?

— Мы будем вместе.

— Вместе во Вьетнаме, — отрезал он. — Это тебе не Кауаи.

— Хватит, Рай. Мы те, кто мы есть. Мы верим в идеалы и следуем им. Я верю в тебя, в твой долг, в твою честь. А ты в меня веришь?

Этим вопросом она подавила его сопротивление.

— Конечно.

— Вот и хорошо. У нас получится красивая история любви. Пилот и медсестра встретились на войне.

— Ты насмотрелась фильмов.

— Просто скажи, что любишь меня. Мы со всем справимся и вместе поедем домой.

Он внимательно смотрел на нее, в его глазах читались грусть, страх, гордость и все еще немного злости.

— Теперь ты не отделаешься от меня, Макграт. Я тоже подпишу контракт. Я не оставлю здесь свою девочку.

Глава семнадцатая

Подлетая к Плейку, Фрэнки услышала знакомый звук — очереди выстрелов. Вертолет пикировал и вилял, в какой-то момент он так резко накренился влево, что Фрэнки врезалась в Рая. Он прижал ее к себе.

— Держись, детка. Чарли не любят наших птичек, — прокричал он.

Рай достал из сумки свою каску, надел на нее и затянул ремешок.

— Это, конечно, меня спасет, — ухмыльнулась она.

Он рассмеялся.

— Дай мне побыть героем, а?

Когда вертолет коснулся земли, Рай снова прижал Фрэнки к себе и поцеловал.

Фрэнки расстегнула каску и вернула Раю. Она бросила на него последний взгляд, запоминая его улыбку, затем схватила сумку и выпрыгнула из кабины. Стоя на вертолетной площадке, она смотрела вверх.

— Береги себя, Самурай!

Рай сидел в проеме рядом с пулеметчиком и широко улыбался.

Он что-то прокричал на прощанье и помахал рукой.

Вертолет взял курс на север и набрал высоту.

Бах-бах-бах.

Она увидела, как в борт «хьюи» врезались яркие искры. Вертолет отклонился, и пулеметчик начал ответный огонь.

Еще один удар. Искры. И снова пулеметная очередь. «Хьюи» быстро маневрировал. В небе мелькали красные вспышки.

Обстрел прекратился, в тишине джунглей слышалось лишь мерное жужжание вертолетных моторов.

Жив.

На этот раз.

Часть ее теперь будет постоянно за него переживать ровно до тех пор, пока они оба в целости и сохранности не ступят на американскую землю.

10 апреля 1968 г.

Дорогая Фрэнки,

Даже не знаю, как сказать. На прошлой неделе полиция Окленда убила моего брата Уилла. Перестрелка с «Черными пантерами». Десять попаданий, стреляли даже после того, как он сдался.

Я сломлена.

Раздавлена.

Опустошена.

Мне очень нужна твоя поддержка.

Люблю тебя, Б.

24 апреля 1968 г.

Дорогая Барб,

Я знаю, каково это. Теряя брата, ты теряешь часть себя, часть своей жизни.

Соболезнования — бесполезная хрень, но что еще тут скажешь?

Если бы я все еще верила в милосердного Бога, я бы послала тебе свои молитвы.

Будь сильной ради мамы.

Чти его память, и он всегда будет с тобой.

Люблю. Ф.

16 июня 1968 г.

Дорогие мама и папа,

Поверить не могу, что застрелили еще одного Кеннеди. Что не так с этим миром? Здесь дела тоже идут все хуже. Моральный дух солдат на нуле. Все просто в ярости из-за убийства Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, а еще из-за протестов в стране. Достаточно только представить, каково сейчас нашим парням, и сразу становится ясно, что проигрыш в войне не выдумка. Джонсон присылает на поле боя неподготовленных мальчишек. Операционное отделение переполнено. В небе постоянно жужжат санитарные вертолеты. Обычно нам дают выходной, если все тихо, но сейчас мы работаем круглыми сутками. Не верьте всему, что пишут в газетах, — наши мальчики умирают каждый день. Ко мне попадает все больше ребят прямо из глухих джунглей, они словно неживые, словно мертвы изнутри. Они бродят по зарослям, кругом мины и снайперы, у них на глазах подрываются их друзья. Это ужасно. И да, некоторые сидят на наркотиках. Героин — отвратительная вещь. Только представьте, в каком состоянии они доползают до госпиталя. Подлатать всех я не могу. Никто не может. Но я делаю все возможное, я хочу, чтобы они это знали. Я делаю благое дело, спасаю жизни.

Спасибо за все ваши письма и посылки. Мне нужно больше пленки. И кто бы мог подумать, что на войне так хочется кексов и печенья?

Люблю вас, Ф.

Тихим жарким вечером 4 июля 1968 года Фрэнки стояла в операционной под ярким светом ламп и зашивала небольшую рану на животе. Маска и шапочка насквозь промокли, по спине медленно стекал пот. Термометр показывал почти плюс пятьдесят. Закончив, она сняла окровавленные перчатки и бросила в мусорный бак.

В операционную ввалились два солдата в грязной, изодранной форме, они тащили носилки. Парни явно были истощены. Впалые глаза и впалые щеки, мертвый взгляд на две тысячи ярдов — такой взгляд Фрэнки видела у тех, кто слишком долго пробыл в джунглях, обходя мины и высматривая чарли за каждым кустом. Постоянный страх выворачивал человека наизнанку.

Фрэнки взяла пару масок и вручила солдатам.

— Мы несли его тридцать миль, — сказал один из них. — Мы сбежали… слишком поздно.

Военнопленные. Неудивительно, что они были такими побитыми — физически и морально. Ходили слухи, что северовьетнамская армия держит пленных американцев в маленьких клетках, где невозможно даже распрямиться. А еще рассказывали о пытках.

— Сколько вы были в плену?

— Три месяца, — сказал другой.

У него на шее висело ожерелье из человеческих ушей и пальцев — трофей, добытый во время успешного побега. В последние месяцы бои становились все ожесточеннее, и такую картину Фрэнки видела часто. Чудовищное, тошнотворное зрелище. Ужасное напоминание о том, что война калечит не только тело, но и разум.

Фрэнки даже представить не могла, через что они прошли, как тяжело им дался побег, как они босиком преодолели тридцать миль непроходимых джунглей с раненым на руках.

Фрэнки посмотрела на солдата на носилках, из раны в груди у него сочился гной. Трогать лоб было ни к чему, она и так знала, что у солдата сильная лихорадка. Все было понятно по глазам, по запаху. Руки и шея в осколочных ранах. Солдат с трудом дышал, почти задыхался. Что-то не давало воздуху свободно пройти через легкие.

Он умирал, скоро все должно было кончиться.

Фрэнки позвала доктора Морзе. Ему хватило одного взгляда на бедного мальчика.

— Не жилец.

— Вставьте хотя бы трахеальную трубку. Дайте ему вдохнуть, — сказала она.

— Трата времени, Макграт. Найдите того, кого еще можно спасти.

— Стойте. Мы неделю продирались сквозь джунгли с Фредом на руках…

Фрэнки понимала, что док прав. Мальчик не выживет, а в отделении еще полно раненых, у которых хотя бы есть шанс, но она не могла вот так бросить этих парней — не после того, через что им пришлось пройти.

Она указала на свободный операционный стол:

— Кладите его туда, мальчики.

— Макграт, что вы делаете? — попытался остановить ее доктор Морзе.

— Даю ему шанс попрощаться с друзьями и уйти спокойно.

— Только быстро. У нас там открытый пневмоторакс, вы нужны мне через десять минут.

Солдаты положили раненого на стол. Фрэнки разрезала то, что осталось от его формы, подвинула тележку, надела чистые перчатки и протерла его шею антисептиком. Взяв скальпель, она глубоко вдохнула и сделала небольшой разрез между щитовидной железой и перстневидным хрящом, а затем вставила дыхательную трубку.