Женщины

— Я хочу увидеть тебя у алтаря, услышать, как перед семьей и друзьями ты скажешь, что любишь меня. Я хочу дочку, похожую на тебя.

— Или сына, похожего на Финли. — Она разрешила себе помечтать. — Значит, у нас будет медовый месяц.

— Милая, вся наша жизнь будет сплошным медовым месяцем.

Глава двадцать восьмая

20 декабря 1972 г.

Дорогая Барб,

Спасибо за открытку на день рождения!

Я напишу такое же письмо Этель. Наверное, лучше позвонить? Да, конечно.

Но я просто не могу. Может, с возрастом я стала трусихой, не знаю.

Ладно, не буду ходить вокруг да около. Я беременна.

Кто бы мог подумать? А я ведь отлично помню, как миллион лет назад ты советовала предохраняться, когда я только потеряла девственность.

Мы с Генри поженимся. Знаю, что все это неожиданно, что современная женщина может растить ребенка сама, но в Генри есть что-то особенное. Думаю, я научусь любить его. Но самое важное, что я уже без памяти влюбилась в малыша у себя в животе, я и не думала, что такое возможно. Как это работает? Иногда я почти задыхаюсь от желания поскорее ее увидеть (думаю, это девочка).

Свадьба не будет пышной, наверное, лишь скромная церемония у нас во дворе или на пляже.

Ты приедешь? Будешь моей подружкой невесты? А Этель будет почетной замужней подругой. Ей понравится, как это звучит.

Люблю. Ф.

Рождественским утром Генри надел ей на палец фамильное кольцо с бриллиантом со словами «Отныне и навсегда, Фрэнки». Они решили назначить свадьбу на семнадцатое февраля, в субботу, и написали несколько приглашений — только для самых близких.

Генри показал Фрэнки, как превратить мечту в нечто осязаемое — в детскую комнату. Они начали с мебели — купили кроватку и пеленальный столик, — а одним субботним утром отправились в строительный магазин и выбрали солнечно-желтую краску для стен. Следующие две недели они занимались переустройством маленькой спальни в конце коридора.

Получилась желтая комната с новыми клетчатыми занавесками на больших окнах.

Генри сидел на полу, вокруг были разложены белые детали кроватки, он пересчитывал винтики и ворчал:

— Какого хрена винтов больше, чем дырок?

Фрэнки улыбнулась и вышла на кухню, оставив Генри наедине с непостижимой инструкцией. Понадобилась целая вечность, чтобы отмыть руки и щеки от желтой краски. Даже волосы пострадали, хотя Фрэнки предусмотрительно повязала платок. Расправившись с краской, она принялась готовить ужин, на десерт она решила испечь яблочный пирог.

— Пахнет вкусно, — сказал Генри, входя на кухню после часа мучений в детской.

— Это от меня, — отозвалась Фрэнки.

Он прижал ее к себе.

— Люблю женщин, которые пахнут яблоком и корицей. Неужто печешь пирог?

— Вот этими руками, прошу заметить. По семейному рецепту Этель. — Она улыбнулась.

Беременность принесла ей покой. Она хорошо спала впервые за годы. Перепады настроения остались в прошлом, она решила, что наконец стала прежней.

— Похоже, скоро ты сядешь вязать пинетки. Неужели и детское пюре сама будешь готовить?

— Думаешь, я перегибаю? — Фрэнки улыбнулась.

— Нисколько.

Он поцеловал ее и повел в детскую, где у желтой стены с белым плинтусом стояла собранная кроватка.

Фрэнки дотронулась до игрушечной ракеты, которая висела над кроваткой, и вспомнила их спор в магазине: ракета или замок принцессы? «Пусть наша дочь знает, что сможет долететь до Луны, если захочет», — сказал Генри, и они сошлись на ракете.

В углу стояло кресло-качалка, рядом — книжный шкаф, который Фрэнки скоро заполнит любимыми детскими сказками. Она села в кресло и оттолкнулась. Кресло, поскрипывая, закачалось. Фрэнки задела шкаф, и ей на колени упал плюшевый голубой осьминог. Она погладила его мягкую голову.

Генри подошел к ней — вся одежда в желтой краске, седеющие волосы растрепаны.

— Я люблю тебя, — сказала Фрэнки.

Он притянул ее для поцелуя, она подумала, что, возможно, так оно и есть.

Ей очень этого хотелось.

Новый 1973 год открывала череда традиционных еженедельных ужинов у родителей Фрэнки. Папа и Генри всегда находили о чем поговорить, несмотря на разные политические взгляды. Через несколько месяцев должен был открыться медицинский центр, на который Генри с коллегами собирали деньги, и он мог часами рассказывать о помощи алкоголикам и наркоманам. Был объявлен новый сбор средств среди жен из Лиги юниоров, и маме предложили его возглавить. А на открытие центра она уже выбирала наряд.

Папа, похоже, был в восторге от того, что дочь наконец-то остепенилась. Мама с волнением обсуждала предстоящую свадьбу и пыталась настоять хотя бы на скромном приеме в клубе после церемонии на заднем дворе, но Фрэнки каждый раз вежливо отклоняла ее предложения.

Они сидели в гостиной, утопая в мягких креслах возле растопленного камина. В углу работал телевизор. Кронкайт рассказывал о Уотергейтском скандале. Из кухни доносился запах жареного мяса.

В середине передачи Фрэнки встала и ушла в ванную. Возвращаясь, она столкнулась с обеспокоенным Генри, который ждал ее в коридоре.

— Все нормально? Ты какая-то бледная.

— Я ирландка, — сказала она. — А мочевой пузырь у меня сейчас размером с горошину, и я уверена, наша дочь сидит прямо на нем.

Генри осторожно положил руку ей на живот, а затем наклонился и сказал:

— Привет, малыш. Это папа.

Живота еще совсем не было видно — лишь маленький бугорок, который Фрэнки часто гладила и трогала, представляя, что ее дочь, как крошечная рыбка, плавает там и кружится.

В последнее время, дотрагиваясь до живота, она говорила: «Ну же, малышка, покрутись немного для мамы, дай мне тебя почувствовать», хотя и знала, что еще слишком рано.

— Маме тоже нужно внимание. — Фрэнки взяла Генри за руку и повела по коридору.

Открыла дверь в кабинет отца, и они зашли внутрь.

Генри поцеловал ее.

— Нас слишком долго нет. Скоро твоя мама снарядит за нами спецназ.

Он отстранился.

Фрэнки поняла, что просчиталась. Последние несколько недель — со дня их помолвки — она старательно обходила эту комнату, чтобы случайно не показать ее Генри. А теперь он увидел стену героев.

Она попыталась вытянуть его в коридор.

— Ого! — Он отпустил ее руку, подошел к стене и уставился на фотографии и награды.

Фрэнки обняла его за узкую талию. Она уже несколько лет сюда не заходила. И последнее, что ей хотелось видеть, — американский флаг Финли, сложенный в аккуратный треугольник, в рамке и под стеклом.

— А где твоя фотография? — спросил Генри.

Ей понравилось, что он это заметил и не побоялся спросить. Прежде чем она успела ответить, дверь открылась.

В комнату вошел папа, двигался он, как всегда, властно и по-хозяйски.

— Мы гордимся военной службой нашей семьи, — сказал папа.

— Мужской службой, — заметила Фрэнки.

Через секунду в дверях появилась мама с мартини в руках.

— Надеюсь, ты не начал без меня? — сказала она.

— Конечно, нет, — сказал папа. Он порылся в ящике стола и вытащил толстый желтый конверт. — Здесь право собственности на коттедж на бульваре Оушен. Наш свадебный подарок.

— Это очень щедро. — Генри нахмурился.

— Нужно выпить! — сказала мама. — Генри, дорогой, помоги мне выбрать шампанское.