Женщины

Глава двадцать девятая

Звучала какая-то песня. Фрэнки узнала мелодию, затем слова. «Эй, Джуд…»

Она была в офицерском клубе, танцевала с Раем. Он обнимал ее, рука по-хозяйски лежала на спине, прижимая ее все ближе. Он что-то прошептал, но она не расслышала. «Что? — переспросила она. — Что ты сказал?»

Я женат.

Все это время я был женат.

Внезапно музыка стала такой громкой, что зазвенели стекла.

Она открыла глаза. Взгляд затуманился от слез.

Музыка затихла.

Она была в своем доме, в своей кровати.

Она села, рядом стояли Этель и Барб, в их глазах было столько грусти, что рана Фрэнки снова закровоточила.

Он врал.

Она вспомнила тот свой вопрос, неправильно сформулированный, вопрос, который задала ему на Кауаи, вспомнила его ответ: «Клянусь, я больше не помолвлен». Она прокручивала эти слова снова и снова.

— Солнышко, пора вставать, — сказала Этель. — Генри скоро приедет.

Фрэнки не могла пошевелиться. Она вернулась с авиабазы и рухнула на кровать, заливаясь слезами, не в силах прекратить плакать. Голова раскалывалась, и в конце концов Фрэнки просто заснула.

Она знала, что подруги готовы поддержать ее, оградить от всех бед, но не от боли предательства, Фрэнки даже не знала, что существует такая нестерпимая боль. По дороге домой она попросила подруг остановиться, чтобы купить местную газету. Несколько раз перечитала статью о Джозефе «Рае» Уолше, местном герое, который познакомился со своей прекрасной женой еще в колледже, они поженились до того, как он ушел на войну, и сегодня он впервые увидел дочь Джозефину, или просто Джоуи.

— Фрэнки, — нежно сказала Барб. Села на кровать и убрала мокрые волосы с ее лица.

Фрэнки откинула одеяло. Встала, стараясь не смотреть подругам в глаза, — они слишком напоминали ей о Рае. Она снова чуть не захлебнулась в любви, боли и унижении.

Какой же она была дурой. Разве Этель не предупреждала ее? Мужчины здесь только и делают, что врут и мрут.

Она ушла в ванную, встала под горячий душ, позволив потоку воды окутать ее, смыть с лица слезы.

В пустой кухне с высокого шкафчика безвольно свисало винтажное платье из магазина «Ган-сакс». Смотреть на него она не могла, поэтому повернулась и вышла.

Барб и Этель сидели во дворе, который уже украсили для предстоящей церемонии. Одиннадцать раскладных стульев (для родителей Фрэнки, для Барб, Этель, Ноя, Сесили и небольшой семьи Генри) стояли перед деревянной аркой, которую по наставлению мамы украсили белыми розами. Как будто Фрэнки была наивной дебютанткой, а не беременной медсестрой, прошедшей Вьетнам.

Еще два дня назад она почти предвкушала свадьбу с Генри Асеведо, она хотела родить от него ребенка и начать новую жизнь.

Сегодня она не могла об этом даже думать.

Барб встала и подошла к Фрэнки. А за ней и Этель.

— Генри тебя любит, Фрэнк, — сказала Этель. — Без всяких сомнений.

— А ты его любишь? — осмелилась спросить Барб.

Эти слова словно погрузили Фрэнки под воду, воздуха не хватало. Она знала, что лучшие подруги поддержат любой ее выбор, женщины, которые прилетели к ней по первому зову, были готовы встать рядом у алтаря или подставить свое плечо, если она отменит свадьбу.

Они любят ее, и поэтому они здесь.

Но сейчас она не хотела их видеть, не хотела видеть их жалость.

Прочь.

Вот чего она хотела. Найти место, чтобы спрятаться.

— Если отменишь свадьбу, возвращайся со мной в Вирджинию, — робко сказала Этель. — Ваш домик свободен. Ты понравишься Ною, а Сесили нужна ее тетя.

— Или поехали со мной в Чикаго, — предложила Барб.

Они предлагали ей новый путь, новую жизнь. Они даже не представляли, как ее сломало предательство Рая.

Но теперь она отвечала не только за себя. Она готовилась стать мамой.

— В субботу я выйду за Генри, — тихо сказала она. Разве у нее есть выбор? — Он будет отличным отцом. Наш ребенок этого заслуживает.

Она знала, что так будет правильно. Если она что-то и умела в жизни, так это поступать правильно, несмотря ни на что. Даже если от боли было трудно дышать.

Рай обманул ее. Он никогда ее не любил.

Генри любит ее и ребенка, и он хочет создать семью. Малыш заслуживает этот шанс, и она обязана сделать все возможное.

— Ты уверена? — спросила Барб, кладя руку ей на плечо.

Фрэнки посмотрела на лучших подруг.

— Я скоро стану мамой. Теперь это первое, о чем я должна думать.

— Тогда сегодня у тебя девичник. Пора начинать, — сказала Этель.

Она прошла в гостиную, включила проигрыватель и открыла дверь.

Двор заполнили знакомые такты «Девочек из Калифорнии».

— Сразу вспоминается первый день Фрэнки в Тридцать шестом, — сказала Барб и потянула Фрэнки танцевать. — Испуганная девочка с глазами-блюдцами.

— Вы тогда разделись прямо передо мной. Все белье в крови. Я думала, что попала на луну, — сказала Фрэнки.

Заиграла следующая песня. «Рождены для свободы».

В середине танца Фрэнки почувствовала спазм в животе. Все сжалось, потом тело пронзила острая боль, у Фрэнки перехватило дыхание.

По ногам что-то потекло. Она сунула руку в трусы. На пальцах была кровь.

Кто-то постучал в дверь. Еще до того, как они успели ответить, в дом зашел Генри. Он сразу проследовал через гостиную на задний двор.

— Привет, девчонки, вечеринка в самом разгаре…

Он увидел кровь на бедрах Фрэнки.

— Это невозможно, — прошептала она. — Я все делала правильно.

Генри подхватил Фрэнки на руки и отнес в машину. Машина мчалась с такой скоростью, что Фрэнки ощущала запах жженой резины.

Подъехав к дверям больницы Коронадо, Генри резко затормозил.

Он вытащил Фрэнки из машины и с ней на руках побежал в приемное отделение.

— Нам нужна помощь. Моя невеста беременна, что-то не так!

Фрэнки очнулась в темной комнате, пахло хлоркой и антисептиком.

Больница.

В голове завертелись воспоминания: кровь стекает по ногам, спазмы боли, молодой доктор говорит: «Простите, миссис Асеведо. Я больше ничего не могу сделать».