Жестокеры

– Ну, какие ноги, так и ходит.

– Да и кофточка у нее безвкусная. Этот глупый сиреневый цвет. Он меня раздражает!

– Меня тоже.

– И у нее всегда такое лицо… Не понимаю, что оно выражает. Слушай, да ведь она и впрямь похожа на эту Марту! Даже внешне. И такая же дура.

– Вот точно! Кха-кха! Это ты, Полина, точно подметила!

– Те же дурацкие волосы. То же лицо с этим глупым выражением типа «я такая кроткая овечка, не обижайте меня, пожалуйста». Аж бесит. Ну Марта! Один в один!

– Ага. И закончит так же, как она!

Девицы дружно рассмеялись.

– Все дешевые крашеные пигалицы заканчивают одинаково!

Сделав над собой усилие, я все-таки вышла из закутка, держась за стену и стараясь ступать бесшумно. Это было нелегко – ноги стали словно ватные. Меня трясло. Я чувствовала себя так, словно на меня вылили ведро грязи.

Некоторое время спустя, напившись кофе и наевшись сплетен, довольные и сытые девицы вышли в зал.

– Ну, в общем, приходи, дорогая! Все выберем, подберем. Чмоки!

Обменявшись с клиенткой фальшивыми улыбками, Полина царственно прошла за свой стол, который стоял напротив моего – отличный наблюдательный пункт. Как всегда двигаясь нарочито медленно, она уселась, не спеша расправила юбочку и, ехидно ухмыляясь, вперила в меня взгляд своих круглых совиных глаз. Мимо прошмыгнула Настенька, улыбнувшись мне, как ни в чем не бывало.

Они невзлюбили меня сразу, с первого взгляда. Я ясно это почувствовала еще тогда, в свой первый день в «Искустве жить» – они даже не пытались этого скрывать. Но только сейчас, когда случайно услышала, что они обо мне говорят, я осознала всю глубину этой необъяснимой неприязни. Настенька с Полиной шушукались, поглядывая в мою сторону. Видимо, сплетен, съеденных за чашкой кофе, им показалось мало.

На следующее утро, собираясь на работу, я достала из шкафа новый жакет, но почему-то убрала его обратно. Взгляд упал на серый свитер с огромным воротником-хомутом, далеко не новый и немного растянутый. В него можно было завернуться, как в кокон – именно то, чего мне хотелось. Надев этот унылый свитер и завязав волосы в узелок, я, сама того не осознавая, включилась в эту игру.

1

Я всегда, с самого детства, чувствовала, что с этим миром что-то не так. И все потому, что в нем есть они – странные люди, с которыми явно что-то не так, хотя внешне, с первого взгляда, они кажутся вполне себе обычными. Я никогда не смогу их понять. Меня ужасает их уродливый способ существования.

Я узнала о них не сразу. Конечно, еще ребенком я различала в поступках окружающих какую-то издевательскую жестокость, но тогда еще не осознавала, как много их вокруг меня – этих странных людей. Начиная с самого моего детства, они всегда были где-то рядом и всегда были ко мне удивительно неравнодушны. Сколько себя помню. Когда линии наших жизней пересекались, это не оставалось для меня без последствий.

Впрочем, тогда, в детстве, это были еще цветочки. Да, они нападали уже тогда. Но тогда они еще не трогали меня так, как они умеют это делать. Как потрогают много позже. Тогда, в детстве, я еще могла оставаться незнающей и безмятежной, потому что все, что будет происходить дальше…

Да кто они, эти странные люди из моего детства? Инопланетяне? Безумцы? Ущербные?

Зачем они так поступают с нами? Зачем они так поступают со мной?

Когда-то давно, в детстве, мы случайно придумали им название – так, как дети придумывают новые слова, коверкая то, что услышали от взрослых. Мы играли в игру, по глупости казавшуюся нам забавной. Меня научили ее нехитрым правилам, когда я была еще совсем крошка. Мои друзья из начальной школы, чьих имен история не сохранила, растолковали мне:

– Вот есть люди хорошие, и есть люди плохие. Днем главные те, кто хорошие. А потом ночью они засыпают, и выходят те, которые плохие. Они днем притворялись хорошими, но ночью открывают глаза. И они начинают казнить. Тех, кто хорошие. Они молча указывают пальцем на того, кого они выберут. Есть еще Полицейский. И днем он говорит, что этот человек убит – тот, на которого плохие указали пальцем. А хорошие пытаются угадать, кто же плохой. И тогда того, кого они выбрали, Полицейский садит в тюрьму. Но это трудно – угадать правильно. Потому что те, плохие, они хорошо ведь притворяются! И хорошие могут и не угадать – у них же ночью закрыты глаза. И тогда снова убьют одного из них.

Мой непримиримый детский ум тут же горячо осудил тех – плохих. Я ожесточенно сжала маленькие кулачки.

– Какие же они злые – эти, которые плохие! Жестокие!

Самая младшая девочка – сестренка одного из ребят, которая была еще слишком мала для наших игр, но все равно хвостиком вилась вокруг нас – задумчиво повторила за мной это слово, возможно, впервые ею услышанное. Поскольку она еще плохо умела говорить, у нее получилось «зестокеы». Мы засмеялись – звучало действительно забавно. Но это странное корявое слово нам понравилось: емкое и звучное, оно отлично подходило для обозначения «плохих». Мы решили так их и называть – жестокеры.

– А как же мы назовем хороших? – спросила я.

– Для хороших слово еще не придумано, – немного поразмыслив, ответил мальчишка, который и объяснил мне правила этой игры.

Мы тянули жребий, чтобы распределить роли, и игра начиналась. Иногда – по воле случая – мне и самой приходилось быть жестокером. К моей непримиримой ненависти и отвращению к ним и к самой себе, когда мне выпадало на время становиться одной из них, примешивалось и другое чувство: злость и раздражение на Полицейского за его бессильное и молчаливое потакание. С упреками нападала я на этого вымышленного персонажа так, как будто он был реальным, живым:

«Глупый! Слабый! Трус! Ведь ты же видишь, что происходит! Все, что ты можешь, – это сообщать о смерти тех, кого уничтожили. Но ты ничего, ничего не делаешь для того, чтобы их спасти! Ничего!»

Его – этого безвольного и равнодушного Полицейского – я ненавидела еще больше, чем мерзких жестокеров.

***

Оказалось, что они существуют не только в наших детских играх. И это не какие-то редкие исключения, нет. Я была удивлена тому, как много их в мире, этих странных людей. Это удивление росло и увеличивалось по мере того, как мне снова и снова встречались очередные экземпляры.

И речь не об убийцах и маньяках из пугающих сводок новостей, которые целями днями слушала моя мать. Странные люди не попадают в такие сводки. Умные и хитрые, они выбрали себе иное наслаждение, вполне удовлетворяющее их извращенные потребности, но при этом безопасное с точки зрения возможных последствий. Социально приемлемое, если можно так сказать: психологическую жестокость, повседневную и тихую, которая не является преступлением, за которую не наказывают. О которой никто не узнает. А если и узнают, то тебе точно ничего за это не будет. Потому что делать это – не преступление. Это они усваивают еще с детства.