Звезда Аделаида - 2

… Вероника Гонория показалась всем очень тощей, потому-то и была закутана в белую, праздничную, но плотную шерстяную паллу, даже задрапированную, чтобы скрыть растущий живот. Престарелая женщина была болезненного вида - всё-таки поздняя беременность переносилась плохо, особенно после вынужденной прогулки через пол-города. Но она смело подошла сначала к «сыну», а потом к невестке и сказала обоим несколько проникновенно ласковых, поэтических слов о супружеском счастье, упомянув, к удивлению «сына» даже столь нравившегося ему Модестина. Настолько эта высокорожденная, не в пример столь же, а может, и более высокого рода Адриане, патрицианка, происходившая из семьи самого Божественного Кесаря Гонория, была образована и начитана.

Толстая матрона в белой палле, закутанная до бровей даже в доме, действительно мать Адрианы Ферликции, сопровождавшая и поздравившая дочь и зятя, была, в отличие от Вероники Гонории, немногословна, произносила «проздравления» коряво и неграмотно, с ошибками, которые даже иноязычный Снейп не позволял делать себе. Но что уж тут, как говорила его «тёща», ещё надо было поучиться, и не на научных семинарах - такому языку «обучались» с пелёнок в самых низших слоях плебса. Совершенно очевидно, что она была магглой, воспитавшей единственную (а, может, единственно выжившего ребёнка, и это скорее всего) дочь в том же презренном для Северуса духе и, вполне вероятно, для собственного супруга - велеречивого волшебника - тоже. Брак же не представившейся матроны из плебса с магом Верелием совершён был из-за обязанности обзавестись семьёй после утраты прежней супруги, видимо, тоже магглы. Скольких жён оставил, разведясь, да и пережил Верелий, наплодивший похожих на него сыновей, один Мерлин ведает. Лишь дочь походила обликом на словно безымянную мать. Верелий не представил свою очередную, «проходную» жену гостям, а все домочадцы - и свободные, и рабы - и без того знали по имени свою возлюбленную, тихую Госпожу.

После того, как были спеты все гимны, ко всеобщему счастью уже проголодавшихся высокорожденных патрициев, в отношении пустых желудков ничем не отличимые от плебса, разве что качеством, но не количеством съедаемого и выпиваемого, началась обжираловка. А как иначе было назвать это внешнее разнообразие каш на бараньем жиру в отсутствии пресловутой пшеничной каши, заначенной специально для молодого супруга, но это только пока молодые не войдут в убранную шелками брачную комнату, которой в доме Снепиусов послужит опочивальня жениха. И сколько бы грехов однополой любви в ней не совершалось, невесте о сём знать не надобно. Даже если старшие братья запомнили, как Господин дома уложил невменяемого сводного брата - полукровку на эту самую постель и передали всё Адриане. Она, наверняка, всё позабыла, влюбившись, как дурочка в своЕГО ламию и, по основной ветви, мужеложца. По крайней мере, она была безмерно благодарна уже любимому жениху за, хоть и вельми болезненный но такой желанный… теперь, когда она полюбила другого - супруга - выкидыш рабского «производства».

Главным украшением «меню» был целиком зажаренный на вертеле бык, а к нему прилагались всевозможные соусы с иноземными специями, а также «не считающиеся» горы хлебов, ещё тёплых, необычайно вкусных, да ещё на столах были расставлены блюда с привозным дорогущим варёным, слишком хорошо известным Северусу, тоже на бараньем жире, осклизлым, почему-то в обоих домах холодным рисом комками на огромных деревянных блюдах, хотя и без изюма, слава всем богам! И без моркови со всей остальной пакостью тоже. Видимо, рис с такими «вкусными», непрожаренными-непроваренными «наполнителями» был фирменным блюдом исключительно семейства Снепиусов.

Виночерпий Наэмнэ превзошёл самого себя, сделав несколько кувшинов такого вкусного «коктейля», что Северус, наконец-то с одобрямсом окружающих, на мнение которых он, в сущности, плевал, но чувствуя себя поспокойнее, разлёгшийся на подушках и не съевший ничего, кроме тщательно освобождённой от жира говядины, с трудом контролировал потребление креплёного вересковым мёдом алкоголя. У него ещё сильнее разболелась голова, хотя, кажется, куда уж сильнее, как казалось ещё минут десять назад, когда жрица ещё пела во всю мощь лёгких да и головокружение от успехов, которых на самом-то деле и не было - так, сходил, женился… - не покидало его. А и просто в очередной раз после осознания собственного социального статуса в глазах приглашённых с половины Альбиона высокорожденных патрициев и их чванливых супруг, приехавших только ради того, чтобы увидеть воочию, как профессор Зельеварения и Основ Алхимии женится на какой-то разряженной высокорожденной фуфырле, чей нос украшал поросячий пятачок, да попросту при мыслях о женитьбе захотелось напиться до беспамятства. Теперь то, о чём все так давно - уже с месяц как - говорили, произошло, и Снейп теперь и отныне, пока пребудет в «этом» времени - женатый мужчина! Вот анекдот, которого не ведает и до которого не додумается Ремус… Пока не ведает, но посмеётся всласть, когда узнает, что «там» его друга и собутыльника - женили!

Также, как смеялся поддатый профессор шаловливым шуточкам гостей и солдатскому юмору Папеньки, бесцеремонно захватившего должность тамады - широко и от всей души.

Но… Впереди было ещё несколько традиционных, нудных в своей сущности, церемоний, и ночь… с возжелавшим Адриану Квотриусом. Если, конечно, Квотриус не предпочтёт Северуса этой пухлой, раскрасневшейся от еды, питья и тепла в доме относительно молодую, по сравнению с его Каррой, женщину с бесцветными глазами. Жена кушала хорошо и обильно, даже чересчур много. Может, она всегда так жрёт, от того и полная такая? Видно, сейчас она набиралась сил на долгую, полную иберийской страсти, ночь, собираясь не спать до самого утра, когда сквозь широко распахнутое окно не прорежутся первые лучи солнца. Тогда, прикрыв ставни, можно и поспать у любимого мужа на плече или руке. А зачем ставни ночью? Ибо и без них будет жарко - она, Адриана, гарантирует, что с нею молодому супругу - мужеложцу - покажется сношаться лучше и приятнее, чем в непременно грязную задницу этого недостойного полукровки!

Потому, что завтра всенепременно будет солнечная, морозная погода и ещё один, домашний пир, но одета она, Адриана, поздним утром перед гостями будет уже, не как девка, а как замужняя матрона. У неё и одеяние есть подходящее - не слишком крикливое, но и не совсем скромное… А там и соблазнить супруга возлюбленного можно уже при всех, начав совершеннейшую такую оргию…

Молодая ведьма обладала даром предсказывать погоду, а, значит, завтрашнее утреннее солнце застанет её с Северусом в миг объятия страстного, но придётся им, нехотя, оборвать его, ибо негоже, не по ромейскому обычаю любить друг друга при свете дня. А завтрашняя обязательная оргия на домашнем пиру… что же, на то она и оргия, дабы свершать её в любое время дня, предварительно приказав рабыням прикрыть ставни. Но дни в конце месяца десятого так коротки, слава Венере! А зачнёт Адриана ещё нескоро, чтобы там не говорил этот жрец - самодур. Вот ещё, отпустит она мужа в какой-то восточный круиз по Альбиону! Что же она, Адриана, вдовою с малым дитятей остаться хочет в чужом ей доме? У неё ещё крови после благословенного выкидыша неизвестно когда отойдут. А пока Адриана может любить и быть любимой без этих тяжело, ох, тяжело!
– переносимых ею последствий любви, от которых она и так совсем недавно довольно сильно пострадала.

Ой, боль в матке, однозначно сопровождающая ранее отхождение кровей, а на ней, Адриане, всё белое - и стола, и туника ректа! Завернуться скорее бы в тёмно-красную паллу, но покуда это не по обычаю!
– вот, всё, рабыни подали словно бы замёрзшей без поцелуев супруга молодой жене вожделенную паллу, хоть как-нибудь скроющую её позор перед гостями. Но влюблённая Адриана и думать не думала винить во всём возлюбленного супруга, лишь молча, запивая вином боль матки.

Милый Северус! Какой он умелый да обходительный, ведь ни слова о животе, как все те… предыдущие, не сказал, сравнил её с невиданной, но, должно быть, прекрасною, розою, а сам просто сделал, чтоб им обоим - любящей паре - было хорошо вместе, и они начали бы свою совместную жизнь с чистоты. Вот только странно, что не поцеловал почти её, Адриану, супруг при людях, лишь в щёчку - братским поцелуем обошёлся… Вот пусть, пусть, как следует помается головой да пострадает, а как жену начнёт ласкать, да целовать, да наяривать, у него всё, что болит, то и отпустит. Уж она-то, Адриана, постарается! Сама же порчу навела, сама и снимет и без чародейского жезла, а если понадобится то у него отнимет. А какая же она была бы ведьма, если бы порчу страшенную - вон он, бедненький, едва не упал, когда кольцо, специально большего размера, с плит предалтарных поднимал! Неушто наводить и снимать порчу она, Адриана, даже без чародейской палочки не умела бы? Вовсе никудышная была бы ведьма, совсем никуда не годящаяся.

И если бы достался ей в супруги, как и предполагалось, не кудесник вовсе, а как считалось, простец безобидный, она бы ему спуску не дала и ни к одной рабыне, пусть и самой хорошенькой, не подпустила бы. Ведь знает дшерь единственная Сабиниуса Верелия, истинного наставника своего, и любовные привороты - отвороты, как же без них…

Ну уж в супружеской опочивальне, с его-то горящими, пусть и от боли сейчас, но… снимет она боль, такими жаркими глазищами и превосходной чёрной гривой нестриженных по не ромейскому обычаю волос супруг ненасытно влюблённой ведьмы Адрианы Северус должен быть много смелее. Это ему не с полукровкой презренным сношаться - перед ним откроется непознанный мир Женщины, судя по словам старших братьев, хоть и упоминавших со слов супруга рабынь некиих - да не верится Адриане, что муж её дотронулся хотя бы до единой в целях плотских… Женской ненасытной, грязной, никогда не подмывавшейся особым образом вагины.

________________________

* Палулла - верхняя короткая свободная одежда с короткими рукавами или без них, доходившая до бёдер и напоминавшая свободную, ниспадающую свободными складками, рубашку.

Глава 81.

… Так вот, почему до семнадцатилетия?

Да просто потому, что именно после празднования этой особо выдающейся даты - даты магического совершеннолетия - у Драко, не выполнившего задания Лорда убить Дамблдора и боящегося пуще всего на свете за свою жизнь, появилась патологическая неспособность засыпать, когда, отчего-то, отца, а не матери не было поблизости. И однажды Люциус, не выдержав - ведь сын настолько хорош собою!
– успокаивая плод своих сексуальных мучений, которых он так и не забыл и не простил Нарциссе, монотонным разговором о котировках на свежую нефть из России на Лондонской бирже, незаметно для себя проснулся утром, и весьма, чрезвычайно спокойный и удовлетворённый, в постели родного, единственного сына.

С тех пор так меж ними и повелось - где бы ни был отец и чем бы он ни занимался до позднего вечера, ближе к полуночи он аппарировал пред створки бронзовой, старинной, литой решётки ворот. От них в светлые, лунные ночи падала тень на дорожку красного камня, ведущую через антиаппарационый барьер и защитные контуры обширного парка к парадному входу в особняк. А если не было Луны, то всегда ведь в кармане есть индивидуальный путеводитель сквозь все контуры!

Громадный дом и службы при нём были построены в начале шестнадцатого столетия из камня развалившегося со временем замка и не подлатывающегося самому магически обедневшим родом Малфоев. В то далёкое время - середина пятнадцатого века - семейство Малфоев заботилось о своём выживании в условиях непрерывных магических гражданских войн более, нежели чем о замке. К началу же следующего века устоявшейся, разбогатевшей из-за нескольких удачных браков семьёй, конечно, же, нанятыми магглами вкупе с магией волшебников был построен дворец, непреклонно стоящий и сохранившийся до сих пор. И семейство Малфоев вновь обзавелось сонмищем домашних эльфов, как кролики, быстро множившимся.