Детская проза

Откуда же он мог знать, что у Вовки в гостях все его двоюродные братцы? Не вступать же с ними в бой, как вы думаете? С этого самого дня всё и началось. А казалось, чего бы им ссориться? И жили они совсем рядышком. И отцы их работали на одном заводе. И забор у них был общий. Правда, забор этот был высокий, плотный, из хорошо пригнанных досок и вдобавок покрашен зелёной масляной краской. Но ведь через самый высокий забор можно перелезть, если за ним ждёт тебя друг… На следующее после ссоры…

— С кем ты? — спросила меня Лёлька, она тоже из моего класса, нас трое в оркестре из нашего. — Что?! С Никитосом?! Ну, ты попал! И я вдруг обиделся. Во-первых — почему это я попал. А во-вторых — за «Никитоса». Потому что мне нравилось слово «Никита». Простое и крепкое. Говоришь — будто орех перекатываешь за щекой: Ни-ки-та. Согласные, как сухие полешки. Как ксилофон. Ему подходит, он ударник. Никита Кукушкин, па-парам, там-тирам. Будто барабан и тарелочка. А у меня вот дурацкое имя. Будто вообще…

Откуда же берет писательница интересные события для своих книг? Берет из жизни: из своей и друзей-ребят. Она любит детей, и они платят ей тем же: делятся всеми своими тайнами, мечтами. Лябиба Ихсанова долгие годы работала редактором пионерского журнала «Ялкын» («Пламя»), дни и ночи проводила среди школьников в пионерских лагерях и походах. Поэтому в ее книгах зеленые палатки и жаркие костры, юные путешественники и романтики-мечтатели — одним словом, дети с беспокойными сердцами и большой мечтой.…

Девочка не отрываясь, смотрит из окна вагона… — Куколка моя, — снова с неизъяснимою нежностью шепчет девочка маме на ушко свое любимое ласкательное слово. — Ангелочек мой! — так же тихо и нежно отвечает мама и, опять обращаясь к соседке, продолжает рассказывать: — Да вот, представьте себе, m-elle, жила я всю свою жизнь безвыездно в Париже. Была, как и вы, учительницей, давала уроки музыки, а муж мой служил в большом торговом доме. Жили мы скромно, но безбедно… Но вот умирает внезапно муж, —…

Хальвдан Черный — славный мурманский [1] князь, или, по-здешнему, конунг. Он правит Вестфольдом, Рингерике, Ромерике, Хедемаркеном и некоторыми другими землями. Конунг Хальвдан мудрый и справедливый правитель, в его владениях царит мир, во всех делах конунгу сопутствует удача, урожаи при нем хорошие, и народ любит его. Обширное хозяйство у Хальвдана Черного, чего только не понастроено у него на усадьбе! Вот просторный скотный двор, конунг большое внимание уделяет разведению быков, их немало…

— Историю о том. как тебя пытались наградить десять лет тому назад, я помню хорошо: я приехал к тебе прямо от Алексина, который обещал помимо государственной премии и орден, и — главное — квартиру. И ты бы это получил, как пить дать…. — Но там же были условия, забыл? Чтобы я не трогал Михалкова и Алексина — ни публично, ни через «голоса», ни дома, ни за границей. Но я-то их презирал, и подачек их мне не надо. — Но сейчас-то другая власть, другое дело… — Да, все другое… Однако, когда…

Жерар посмотрел вдаль. Там, за сухим кленом, по снегу шел странный зверек. Он был очень похож на заводного кролика, которого несколько лет назад принес Жерару Дед Мороз: так же подпрыгивал, так же раскачивался из стороны в сторону и то и дело останавливался. А еще у него была серая шерсть, тоже как у кролика, и длинные уши, сходившиеся над головой. Это было так удивительно, что дети забыли про птичек. Разинув рот, они молча смотрели на странного зверька, у которого поблескивали глаза. Кролик…

Перевод Л. Брауде, и Е. Паклиной, 1986 г. ЭМИЛЬ ИЗ ЛЕННЕБЕРГИ Эмиль из Леннеберги. Так звали мальчика, который жил близ Леннеберги. Эмиль был маленький сорванец и упрямец, вовсе не такой славный, как ты. Хотя на вид неплохой парнишка – что правда, то правда. И то пока не начнет кричать. Глаза у него были круглые и голубые. Лицо тоже круглое и розовое, волосы светлые и вьющиеся. Посмотришь на него – ну просто ангелочек. Только не умиляйся раньше времени. Эмилю было пять лет от роду, но силой…

Дед Игнатий Савельевич говорил до того серьёзно, что не поверить ему было бы вроде невозможно, и Герка не знал, чего и делать: радоваться или огорчаться. Конечно, эх, как интересно и в музей попасть вместо школы, но ведь не самый же ленивый и не самый же избалованный он внук на всем нашем земном шаре? Конечно нет! И тут Герку охватывало другое сомнение: не поверишь деду — он обидится, и не видать тебе музея, вернее, никто тебя в музее не увидит. Или — ещё хуже: поверишь деду, а он расхохочется. …

Снова обо мне ВСЕ, ЧТО МНЕ НРАВИТСЯ Мое счастливое число 7. Почему же, когда мне было семь лет, меня не удочерила семья богачей? Мой любимый цвет кроваво-красный. Берегитесь!!! Ха-ха. Мой лучший друг Бывали и у меня друзья, но Луиза переметнулась к Жюстине, и теперь я одна. Мое любимое блюдо Все, и побольше. Вкуснее всего, конечно, именинный торт. Нет, любой торт. Конфеты, батончики «Марс», попкорн, мармелад, мороженое в вафельном стаканчике, биг-маки с картошкой фри и клубничным…

Сегодня побудка тихая: уже все знают, что Егор заболел. Ребята молча заправляют постели, дежурные стараются не греметь посудой, и не слышно обычного: «Плесни-ка еще чайку». Наташа и Тоня бесшумно разносят хлеб, кружки с чаем – все как всегда, только очень тихо. Трудно поверить, что в вагоне сорок человек. Мы набиты здесь, как сельди в бочке, и, если бы не наша многолетняя жизнь бок о бок, трудно было бы нам. Остальные ребята в соседней теплушке с Лючией Ринальдовной и Славой Сизовым. Дождь понемногу…

Последние слова Максим произнес угасшим голосом. Потому что взглянул на брата. Андрей стоял к Максиму спиной, но его отражение смотрело на младшего братца ехидно и выразительно. Сейчас скажет: "Оставьте в покое нашего солиста! Ему нельзя нервничать, а то он в самый важный момент вместо ноты "си" возьмет ноту "до". Ух, слава Богу, не сказал. Только хмыкнул. Максим торопливо объяснил родителям: – Сами же станете говорить, что неряха, если увидите на экране, что я мятый. – Не лишено логики, –…

– А чего сено не вывозят? – спросил Юрик. – Не успели, значит. И машины все на уборочной. Снова запылал стог. Если говорить по-честному, Юрику тоже нравилось смотреть, как они горят, но он ни за что бы не признался в этом, раз Борис недоволен. И со злостью сказал: – Какой-то дурак окурок бросил, вот и пошло… – И никакой не окурок, – своим протяжным голосом заговорила Валька. – Это все от метеорита загорелось. Мне рассказывали. – Кто тебе рассказывал? – огрызнулся Юрик. – Ну,…

– Не смейте! – завопил я. – Убирайтесь! Я… в милицию позвоню! – Звони, звони, – выдохнул он сквозь скрежетанье. Телефон был у моей постели. Я, отчаянно дергая колеса, ворвался в комнату, схватил трубку. Надо набрать «02», крикнуть, что ломятся в комнату, назвать адрес… Но в трубке – ни гудка, ни шороха. Этот тип оборвал провод! Но все же одного он не учел. Того, что с южной стороны дома у нас балкон. Я толкнул подножкой дверь. Обычно это была такая возня – протискиваться с креслом на балкон,…

Усатый внимательно оглядел Бабушкина и продиктовал: — Первое: припухлые, красноватые веки… «Так, — подумал Иван Васильевич. — И тут мне купеческое наследство подпортило». Да, с детства, с тех пор, как он чуть не ослеп, работая в лавке у купца, — слишком тяжелые ящики и бочки таскал на голове, они «на мозг давили», сказал врач, — с тех пор на всю жизнь сохранились у Бабушкина воспаленные веки. И очень мешали ему. Слишком уж заметно… Усатый тюремщик заставил Бабушкина открыть рот и продиктовал:…

И вот неожиданно случилось то «страшное», что на всю жизнь осталось памятным девочке. Из Питера, с завода, где работал Порфирий Прохоров, пришло нацарапанное каракулями письмо. А извещалось в том письме, что божией волею случилось с Прохоровым несчастье. Попал он под колесо машины и умер мученической смертью, раздробленный ею на сотню мелких кусков. Несмотря на свои восемь лет, Дуня плохо поняла, однако, весь ужасный смысл полученного известия. Зато бабушка Маремьяна, как дослушала конец…

А случай-то был вот какой. По младости, по мальчишеству тогдашнему своему, я все просился у дедушки: «Возьми да возьми меня с собой. А то я твоей работы еще ни разу и не видывал. Ты вот все говоришь да говоришь про нее, а какая она — так никогда и не показывал!» И, прямо скажу, неотступные просьбы мои дедушке нравились, он от них не отмахивался, и в один из осенних вечеров за ужином мне и объявил наконец: — Что ж, завтра по холодку поедем. Готовься. Ложись нынче пораньше, не проспи. И все,…

— Отстань! — хладнокровно ответил Володя, дорезывая булку. — Емельянов. Гладков, не волнуйтесь — вот что я вам советую. Невольно все рассмеялись. Хороший совет, только не всегда легко ему следовать! Борис Ключарев, высокий и тоненький, как прутик, подросток, комсорг 7-го «Б», озабоченно спросил: — Сегодняшнюю газету успели прочесть? Там как раз международный обзор. Неужели не успели? Из толпы вынырнул рыжеватый чубик Лени Пыжова: — В таком случае, прослушайте лекцию,…

— Ладно! — сказал отец и стукнул кулаком по столу. Стукнув, он лёг спать, а утром встал пораньше, приделал к калитке здоровый замок и пошёл на работу со спокойным сердцем. Попозже встал Чубо, увидел замок и увидел снег на дворе. Много-много снегу, а больше ничего на дворе не было. Даже смешно как-то. Смотришь и ничего не видишь — только снег и замок, замок и снег. А снегом замок не откроешь. А Чубо и не стал его открывать. Возле забора — а забор был высокий и весь каменный —…

Мисс Прайс в испуге обернулась, затем отвела взгляд. — Нога… — пробормотала она. Кэри опустилась на колени во влажную траву. Щиколотка мисс Прайс действительно была какой-то странной формы. — Бедная мисс Прайс! — опять воскликнула девочка, и слезы выступили у нее на глазах. — Вам, наверное, очень больно. — Немного, — произнесла мисс Прайс. — Сбегай-ка домой, Чарлз, и попроси взрослых вызвать доктора, — распорядилась Кэри. При этих словах…