Классическая проза

Лишь одно поддерживает во мне веру и надежду: феерия. Под феерией я подразумеваю осуществление моей поэзии на практике, проведение ее в жизнь. Все изысканное, что можно встретить в неодушевленных предметах и у живых существ, рожденное сладострастием и, если возможно, нежностью (моей нежностью), — но нет, последнее было бы слишком уж прекрасно. Волшебство. И таинственность, которая неотделима от волшебства, — это давно поняли на Востоке. Три года я, позабыв обо всем остальном, стремился обрести…

Миссис Пенникуп, приятнейшая маленькая особа, положила на плечи мужу свои пухлые, все еще хорошенькие ручки. — Не думай, дорогой, что я не сочувствую тебе. Ты выносил все с таким достоинством. Порой я просто сама удивляюсь, какую выдержку ты проявлял в большинство случаев, а ведь чего только он тебе не говорил. Мистер Пенникуп невольно принял позу, олицетворяющую торжество добродетели, наконец-то удостоенной признания. — Что касается до нас, грешных, — заметил мистер Пенникуп смиренно-гордым…

— Я думаю, это будет возможно, — ответил он, — делайте, как вы найдете нужным. Я вернусь через час или около этого. Доктор начал надевать свое широкое пальто. Он посмотрел на женщину, лежавшую в кровати, на бедную комнату и на грязную улицу за окном. — Я иногда удивляюсь, почему женщины не бастуют в этом отношении. Чего они ждут хорошего? Эта мысль неоднократно приходила и в голову миссис Плумберри, так что она не была поражена настолько, насколько следовало бы. — Каждая…

Порт Архангельск. Борт «„СС-4188“„ июля 08 дня 1953 г.“ С автором этого секретного документа я и собираюсь познакомить вас ближе. 1 Все вышли в искпедицию (считая и меня), Сова, и Ру, и Кролик, И вся его семья. Винни-Пух «16 ИЮНЯ 1953 г. СССР. СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ. УПРАВЛЕНИЕ КАДРОВ. Тов. лейтенант, на Ваше письмо от 09.06.53 г. сообщаю, что оснований для перевода Вас на Тихоокеанский флот нет. В дальнейшем по вопросу прохождения службы прошу обращаться по команде в соответствии…

Тут надо еще заметить, что в нормальных, домашних условиях я никогда не вытряхиваю пепельницы в унитаз. Корень здесь в том, что окурки очень долго не тонут, сопротивляются судьбе со спартанским упорством, сражаются с унитазным водопадом насмерть: вертятся там, крутятся, вроде уже потонут, ан — нет! -опять всплывут. И я за такое жизнелюбие и упорство окурки уважаю. Они, на мой взгляд, как и римские гладиаторы, заслуживают пальца, поднятого вверх. Но и сам я не могу уступить окуркам последнего слова.…

В ближайшем будущем ноги должны были покрыться стойким загаром — Фома Фомич загорал на курортных пляжах густо. И только змей-горыныч на правой ляжке неприятно кольнул хозяина напоминанием, что нынче он едет в Институт красоты, где ему придется навеки расстаться: 1. С когтистым орлом (правый бицепс). 2. Со спасательным кругом, на котором в весьма неприличной позе висела головой вниз и задом вперед то ли нимфа, то ли русалка (грудная клетка — от соска до соска и от сосков до пупка). 3.…

Гений Фома Фомич Фомичев! Гений, гипнотизер, парапсихолог, телекинет, наркотизатор, западнонемецкий колдун! Он выработал спецманеру говоренья с разной степенью слышимости. Например, периодически переходит на едва слышное произнесение набора слов, попурри слов, вариацию слов, которые якобы имеют отношение к предмету разговора. Это как бы музыкальные темы, которые сплетаются в симфонию удушения любого нормального человеческого мозга. Живой мозг под действием разнотонового бормотания Фомича теряет упругость,…

— Стой! Терпенья нет выносить такую порку!.. Шофер и сам понял: никакая «раскачка» уже не могла помочь — грузовик осел в грунт по самый дифер. Попытки ребят вытолкнуть машину на собственных плечах тоже оказались тщетными. Взялись за лопаты. Но в жидкой грязи торчали крепкие корни березы, задевали за дифер, и не так-то просто было их перерубить под машиной. Рубили и топором и лопатами, «вывешивали», как это называется у шоферов, то одну, то другую ось домкратом, подкладывали под скаты сушняк.…

— Ну что ты все глазеешь на Сульбаккен? — бывало, говорил Семунд, шлепком выводя сына из оцепенения. — Здесь всем надо хорошенько трудиться, и большим и маленьким, а не то насидимся голодными. Когда Торбьорну было лет семь-восемь, Семунд взял нового работника. Его звали Аслак, и, хотя он был еще совсем мальчиком, ему пришлось немало постранствовать по белу свету. В тот вечер, когда Аслак впервые пришел к ним, Торбьорн уже спал. На следующий день он сидел за столом и читал, как вдруг…

Сойдясь и обменявшись мнениями, эти четверо молодых людей обнаружили, что в целом ряде случаев им не только нравится одно и то же, но и решительно не нравится одно и то же, и постановили, что все вместе и каждый по отдельности попытаются выработать принципы, которые кажутся им здравыми, и, руководствуясь этими принципами, реформировать живопись и скульптуру тогдашней Англии. Среди того, что всем им безусловно нравилось, была убедительная простота раннеитальянского искусства, царивший в нем дух благоговения…

И он пожимал плечами, точно хотел сказать мне: мы и слишком велики и слишком ничтожны! Страсть Луи к чтению могла быть полностью удовлетворена. У кюре Мера имелось две-три тысячи томов. Это сокровище он приобрел во время революции, когда громили соседние замки и монастыри. В качестве присягнувшего революции священника [7] добряк мог выбрать лучшие произведения из драгоценных собраний, продававшихся на вес. В течение трех лет Луи Ламбер освоил все наиболее существенное в заслуживающих прочтения…

Красильщик же, заприметив при свете луны какого-то человека возле двери своего дома, выплеснул на него из окна ведро холодной воды и закричал: «Держи вора!», — так что горбуну не оставалось ничего иного, как пуститься в бегство. Но с перепугу он весьма неловко перепрыгнул через цепь, протянутую в конце улицы, и свалился в смрадную канаву, каковую градоправители наши не удосужились еще в ту пору заменить желобом для стока нечистот в Луару. От нечаянного купания механик наш чуть было тут же не испустил…

Глава первая КТО БЫЛА ВЕДЬМА In nomine Pairi , et Filii et Spiritu Sancti. Amen [1] . В год тысяча двести семьдесят первый от рождества Христова нам, Жерому Корнилю, главному пенитенциарию [2] и судье по делам духовным, к сему призванному членами капитула при соборе св. Маврикия в городе Туре, надлежало представить на рассмотрение нашего владыки архиепископа Жеана де Монсоро жалобы и пени горожан, прошения коих будут к сему приложены. Некоторые знатные особы, а также горожане…

Герцогиня де Монсорель . Тетя, умерший ребенок навеки похоронен в сердце матери; но ребенок, которого у нее похитили, вечно живет в ее сердце! Де Водре . Тише, нас могут услышать! Герцогиня де Монсорель . Ах, мне все равно! Я начинаю новую жизнь и чувствую себя достаточно сильной, чтобы противиться тирании герцога. Де Водре . Но почему, проплакав целых двадцать лет, вы вдруг обрели надежду? Герцогиня де Монсорель . Это больше чем надежда. Когда кончился прием у короля, я поехала к…

— Все так и делают. — Бэзил не забыл, что сегодня рядом с ними все время отсвечивали какие-то важные дамы; просто он не мог представить, что мама будет неотступно стоять над душой. За ужином эта тема возникла вновь. — Расскажи папе, чем вы занимались у Гилрэев, — сказала мама. — А то потом забудешь. — Ничего я не забуду, просто… — Сдается мне, играли на поцелуйчики, — как ни в чем не бывало предположил мистер Ли. — Да ну, они там начали глупую игру какую-то, называется «угадай кто», — необдуманно…

— Вечер добрый, мистер Рейнард! Это обращение по имени неожиданно доставило ему наивное удовольствие, напомнив о том, что он, служащий банка, принадлежит к этой сельской местности и, более того, воедино связан с ней остатками тех отношений, которые можно было бы назвать почти феодальными. Лэнгриши веками владели здесь землей, а его двоюродный дед (от которого он унаследовал имя Рейнард) жил в особняке; за два поколения семья рассеялась: землю распродали, сыновья пошли в коммерцию или на службу…

Когда мы с нашими сумками прибыли на крикетное поле психиатрической лечебницы, главный врач — мы познакомились с ним в доме моих друзей, у которых я гостил, — подошел к нам поздороваться. Я сказал ему, что буду только вести счет за лэмптоновскую команду — неделю назад я сломал себе палец, защищая ворота на кочковатом поле. — Ну, в таком случае, — сказал он, — вы попадете в интересную компанию. — Вы имеете в виду второго судью? — спросил я. — Кроссли самый…

Время шло вперед, и беспрестанно прибывали все новые люди, новые дамы из большого света, новые дамы полусвета, публичные женщины — публичных женщин больше всего. Одна за другой появлялись они во входных дверях. Тут были женщины всех категорий — от существа с алчными глазами и печатью порока на лице, увлеченного погоней за счастливым игроком, у которого она высосет полегоньку и выигрыш и здоровье, как паук высасывает муху, до дерзкой и эффектной пожирательницы целых состояний, которая рискует на рулетке…

С массивной балки, проложенной под потолком, свисали трапеции, канат с узлами и кольца. Стены мастерской были, как обычно, мутно-красного цвета, но их оживляли белые гипсовые слепки рук и ног, маска Данте, горельеф «Леда и Лебедь» Микеланджело, кентавр с лапитом из коллекции мраморов Элджина, [3] — ни одна из этих вещей не успела еще покрыться пылью. Тут же висели этюды маслом с обнаженной натуры и копии картин Тициана, Рембрандта, Веласкеса, Рубенса, Тинторетто, Леонардо да Винчи, но школа Боттичелли,…

— Ты поистине — мой создатель. Ты вылепил меня из бесчувственной глины. И я, божество, созданное твоими руками, воздаю должное тебе — своему Создателю, ибо с начала времен было предопределено, что когда-нибудь в мир придет великий гончар и умелыми пальцами будет лепить невиданное. Этот гончар — ты. Прощай же. Гончар увидел, как прекрасная фигура распростерла крылья всех оттенков радуги, и комната заполнилась сиянием. Вдруг потолок исчез, с небес пролился ослепительный свет, окутав новорожденное…