Проза

Что происходило у меня дома, подробно сообщать, наверное, не следует. Ни одна нормальная женщина не станет радоваться, если муж с высокой должности добровольно уходит в пролетарии. Почему-то больше всего мою жену пугало, что я сопьюсь. Рассуждала она просто: все грузчики пьют, значит, я тоже стану пить. Пришлось дать клятву, что, пока я работаю грузчиком, пить я не буду ни при каких обстоятельствах. И действительно, эти два года я был полным абстинентом, Новый Год встречал без шампанского и на банкете…

— Со мной? — уточнила Грета. — Он позвонил мне и сказал: «Я слышал, у вас есть превосходный редактор». Он имел в виду вас. Грета никогда не редактировала ничего, кроме книг по кулинарии. — Вы не догадываетесь, почему он мог так сказать? — Может быть, он любит готовить? — предположила Грета. Мистер Гелб едва заметно улыбнулся: — Если обед пройдет на высоте, он готов сотрудничать с «Уоррен и Хоу». Если нет, потащит свою израненную душу куда-нибудь еще.…

Но я-то ведь тоже прочитал! — тут же уличил он сам себя и против воли улыбнулся. — Причем с интересом. Тоже схавал, можно сказать. Значит, получается, и я лох! Он снова усмехнулся, небрежно отодвинул в сторону плохо напечатанную, дешевенькую газетку и раскрыл ноутбук. Ладно, поработаем немного. Для разнообразия. Дел на завтра полно, а я дурью маюсь. Чепуху всякую читаю… *** Увидев, что сигнал светофора сменился на желтый, Кучумов остановился. Стоявшая же рядом с ним девушка, напротив,…

— Господа студенты! — начал Аристарх, жестом приглашая войти в мастерскую неземное создание с глазами цвета неба, — Алевтина с подготовительного курса любезно согласилась попозировать нам с вами для поясного портрета. Прошу любить и жаловать! — завершил он свою маленькую речь, помогая девушке подняться на подиум с таким видом, словно возводил на трон королеву. С нескрываемой улыбкой наблюдал Роб немую сцену: мужская половина группы застыла с открытыми ртами, а женская одарила вошедшую такими красноречивыми…

— Шкиц, шкиц, окаянные! Шкиц, шкиц! Стихали зверьки. Стихали ненадолго, но Саре тогда еще неуютней становилось, сердце сжималось, и краснела она в темноте, застыдившись, уже вроде как-то и некрасиво было разгонять эти ночные свадьбы, ведь любились зверюшки, и они ведь живые существа! Снова ложилась Сара, закрыв окно, снова согревала свою постель, закрывала глаза и старалась о прошлом думать, свою долгую жизнь вспоминала, ходила по пройденным тропам, ровным и ухабистым, чтобы забыться, чтобы не…

Хоть не знаю что, хоть бы умереть, лишь бы не встретиться, так не хочу встретиться с теми людьми, которые только что к дому подъехали, которые проверили, здесь ли, которые поднимаются по лестнице все ближе и ближе — здесь, здесь. Не плачу я, хотя лучше бы письмо, открытка или бумага какая, не плачу, ведь давно ждала, ведь знала, что так оно и будет, ведь если это бывает, если суждено, то почему обязательно не мне? Не плачу, но не встаю с места, еще минута, другая, зажмуриваюсь, дышу тихо, в глубокое…

И увидели в руке пацана неведомо откуда взявшийся — с земли, наверное, подхватил — массивный булыжник. Глаза мальца стали наглыми и решительными. Такой не боится ни крови, ни боли — ни своей, ни тем более чужой… — Не-а, — нахально пропел пацан, взвешивая булыжник в руке. — Не жмут. А шо?.. Босяки молча переглянулись и тихо отступили в тень забора… — В области зашевелились всякие недобитки… — Устав наконец расхаживать по кабинету, полковник Чусов уселся за стол, в глубокое кресло, крытое жесткой…

Да, свет, а не мрак видим мы, когда оглядываемся на прожитую жизнь. Солнечные лучи не оставляют теней на прошлом. Пройденный путь расстилается за нами как прекрасная ровная дорога. Мы не видим острых камней. Наш взгляд останавливают одни лишь розы, растущие по краям дороги, а острые шипы, которые ранили нас, кажутся нам из прекрасного далека нежными былинками, колеблемыми ветром. И благодарение богу, что это так — что все удлиняющаяся цепь памяти сохраняет одни лишь светлые звенья, а сегодняшняя…

Покачивая ведрами, ступаешь, как во сне, чужими ногами идешь, проходишь, и теперь холодеет спина в ожидании — беззащитная спина. Но вот оказывается, сегодня к ручью ходить еще можно, и у тебя медленно теплеет кожа, ты замечаешь, что вдруг тебя отпустило, ты вздохнула, стала опять дышать. И с полными ведрами возвращаешься в дом и думаешь: значит, не сегодня; доживем до ночи, может быть, и ночь проживем до завтра, а завтра ты опять проходишь мимо автоматов и на улице встречаешься с людьми, которые…

Все трое существовали с невероятно древних времен. Первые их воспоминания относились еще к Двадцатому Веку. Алекс среди них претендовал на старшинство. По правде сказать, следовало предположить, что бронтозавр древнее, чем джип, но Наоми соглашалась с Алексом и поддерживала мнение, что она, Наоми, младше, чем он. Ни один из них всерьез не верил в те истории, которые они рассказывали друг другу. Похоже, все трое забыли, откуда пришли. Кроме того, они не понимали, где находятся сейчас. Пустыня, по…

Так или иначе, чепчик дает право на вздернутый носик, который в свою очередь требует приятно очерченного рта, а последнему нужны красивые зубы и — в качестве рамки — круглое личико. Круглому личику необходимы блестящие глаза; по возможности, цвет их должен быть черный, как и цвет бровей. Волосы могут быть ad libitum [1] , поскольку черные глаза все искупают. Как видите, всему этому еще очень далеко до красоты в обычном понимании. Получается то, что принято называть смазливым личиком, классическим…

Часы второго типа, — обыкновенные, то есть часы, которые всегда идут неправильно, — сравнительно безобидны. Вы заводите их в определенное время и раза два в неделю передвигаете стрелки, чтобы «отрегулировать» ход (с таким же успехом вы могли бы попытаться «регулировать» времяпрепровождение лондонской уличной кошки). Но все это вы проделываете не из эгоистических побуждений, а, так сказать, из чувства долга по отношению к самим часам, — из потребности сознавать, что, что бы ни случилось,…

Миссис Пенникуп, приятнейшая маленькая особа, положила на плечи мужу свои пухлые, все еще хорошенькие ручки. — Не думай, дорогой, что я не сочувствую тебе. Ты выносил все с таким достоинством. Порой я просто сама удивляюсь, какую выдержку ты проявлял в большинство случаев, а ведь чего только он тебе не говорил. Мистер Пенникуп невольно принял позу, олицетворяющую торжество добродетели, наконец-то удостоенной признания. — Что касается до нас, грешных, — заметил мистер Пенникуп смиренно-гордым…

Теперь вопрос, невольно представляющийся всякому мыслящему человеку: могут ли такие события остановиться в своем течении? Могут ли идеи такого размера подчиняться мелким, жидовствующим, третьестепенным соображениям? Можно ли отдалить их разрешение и полезно это или нет, наконец? Мудрость, без сомнения, должна хранить и ограждать нации и служить человеколюбию и человечеству, но иные идеи имеют свою косную, могучую и всеувлекающую силу. Оторвавшуюся и падающую вершину скалы не удержишь рукой. У нас,…

Тронутый негаданными воспоминаниями, захожу в попутную сауну, где есть бар с холодильником. Теперь имеются такие попутные сауны. Мне дают бутылку минеральной, я сажусь. Тихонько сгибаю растаявшие грузные ноги, чтобы не плюхнуться на скамью у входа, и пью, а ноздри мне щекочет миролюбивый дух сауны — горячее дерево, парок и припущенные листья, и, кажется, без кваса, брызнутого на камни, не обошлось. Рядом со мной сидит человек лет сорока пяти, в шортах и маечке без рукавов. На плече у него скучный…

Все это, однако, до поры до времени. Новые предметы и новые впечатления заслоняют первые, и новые — все сложнее. Уже не только от предметов, но и от людей, от способов и правил их общения — сколько тут надо усваивать полезных, реже приятных, чаще огорчительных открытий; и горе тому, кто, пасуя перед открывающимся миром условностей, запретов, приказов, обид, возвращается в свою младенческую первобытность, в прекрасный обман первых впечатлений, в этот ничем и никем не омраченный день рождения, где…

Что рассказывал мне Бибьяно о жилище Руиса-Тагле? Больше всего он говорил об обнаженности дома; создавалось впечатление, что дом к чему-то подготовлен. Всего раз он зашел туда один. Проходил мимо и решил (и в этом весь Бибьяно) пригласить Руиса-Тагле в кино. Вот так вздумал пригласить в кино почти незнакомого человека. Показывали что-то Бергмана, не помню, что именно. До этого Бибьяно пару раз заходил в дом в качестве сопровождающего одной из сестер Гармендия, но оба визита были – скажем – ожидаемыми.…

5. Индии я не знаю, если не считать нескольких часов пребывания в Бомбее. Зато две недели был на Цейлоне во время поездки в Австралию в 1914 году. (Я должен был этим похвалиться, потому что если и есть во мне какой снобизм, то только австралийский.) Сам не знаю, зачем я перенес некоторые события в Индию, опираясь при этом на виденное мною на Цейлоне. Также не слишком придерживался я и нашей географии. 6. В качестве эпиграфа помещаю отрывок из стихотворения одного из злейших моих «врагов», Антония…

Другие, сидящие и стоящие здесь, все — в шубах, в теплых охабнях и меховых кафтанах. Кто имеет право, тот не снимает горлатных шапок. Духовенство — в скуфьях и клобуках. На восточных царевичах и беках, которых немало проживает при московском князе, — их чалмы, тюбетейки и мурмолки. На стариках боярах тапочки, вроде ермолок, как они и дома ходят. Тепло одета и молодая жена умирающего Василия, красавица литвинка Елена Глинская. Подавляя рыдания, прислонилась она к изголовью больного. Старший…

Дженни вернулась, и после чая я ушла к себе в комнату писать письма. Я слышала, как Дженни сказала детям: — Ступайте играть подальше в сад и помните, шуметь нельзя. Сама она занялась хозяйством на кухне. Немного погодя кто-то позвонил с черного хода. Дженни пошла отворять, а дети тем временем вбежали из сада в дом. — Хлеб будете брать? — послышался мужской голос. — Да, разумеется, — ответила Дженни. — Сию минуту, я только принесу кошелек. Не отрываясь от письма, я краем уха слышала звяканье…