Проза

Уже упомянутая ученая дама, весьма уверенно чувствовавшая себя в роли эксперта, особенно упирала на то, что молодой человек слишком рано потерял родителей — они умерли, когда он еще учился в колледже. Родители, впрочем, полностью его обеспечили, так что он мог бы до скончания века ходить в студентах. Однако учился он вполне прилично, хотя и без особого интереса. Он по природе своей не был «заводилой» и всегда с готовностью принимал то, что предлагали другие. Короче, по своему характеру этот человек…

Несмотря на свой малый рост, барон обладал великой душой, и она пыжилась от удовольствия, сознавая, что в окружающем его крошечном мире ему принадлежит первое место. Он любил растекаться в длинных-предлинных рассказах о доблестных воинах доброго старого времени, чьи портреты хмуро глядели со стен, и нигде он не находил таких внимательных слушателей, как среди тех, кто кормился за его счет. Он всею душою тянулся к чудесному и безоговорочно верил бесконечным легендам и сагам, которыми в Германии славятся…

Вол, как и полагается всякой скотине, что-то промычал, а она мило улыбнулась мне. Склонила головку к левому плечу и улыбнулась. Тень улыбки скользнула и по моему лицу. Безнадежная любовь! Скот увлек ее за собой. И вдруг словно бомба разорвалась передо мной! Замелькали вспышки, застрекотали камеры, зажглись прожекторы, засуетились люди… Газель исчезла, и я остался один среди этого хаоса. Крошечная женщина с раскосыми глазами преподнесла мне букет роз, зимних парижских роз. Маленький человечек…

Мужчины старались не портить с Пожарским отношений, а женщины в открытую заигрывали с ним. Напротив Пожарского жила семья страховых агентов. У них была рыжеволосая дочь, такая же скромная, как и родители, хотя, по правде говоря, страховым агентам не рекомендуется проявлять особую скромность. Впрочем, их рыжеволосая дочь, обычно ходившая потупив очи долу, никогда не упускала случая поднять их, чтобы встретиться взглядом с проходившим мимо мужчиной, в особенности если этим мужчиной был Пожарский.…

И посмотрел на меня умоляющим взглядом. Я махнул рукой, в конце концов ему тут жить, а я всего лишь пообещал родным подыскать Августу жилье и работу. То, что он называл акварелью, на что взирал с таким умилением и о чем говорил с дрожью в голосе, то, что должно было чудесно смотреться в этом оберлихте, то есть свете, падающем с потолка, и могло вызвать мой гнев, оказалось куском картона, обильно намазанного фиолетово-синей краской. В центре композиции в тонкой паутине цвета резеды просматривалось…

Борис Витанов сразу стал человеком известным не только среди односельчан, но даже в районе. Он подкармливал проголодавшихся ребятишек, в плохую погоду развозил их на кобыле по домам, а когда старенький учитель отсутствовал, брал на себя его обязанности и учил уму-разуму любознательных питомцев. Педагогическая деятельность Бориса Витанова заслуживает особого разговора, сейчас же только отметим, что и ребятишки, и старики были довольны человеком, совместившим в одном лице должности воспитателя, заведующего…

Вы заметили, как несвязно я начинаю свой рассказ? Я просто хотел подчеркнуть, что человеческая суть, те, трудно доступные глубины человеческой души и ума… впрочем, дубленки членов семьи Колбаковых были действительно отменными, давайте-ка я расскажу вам историю их приобретения, а уж в следующий раз мы поговорим о живописи и музыке, об импрессионистах и автоматических машинах для мытья посуды, об автомобилях и противозачаточных таблетках, в другой раз мы потихоньку примемся заполнять квадратики этих…

— Где? — поинтересовался доктор и внимательно посмотрел на меня. — Где вы сказали? — Над Горна-Диканей, — подтвердил я, — они, как и вы, не поверили мне. Вы же знаете, доктор, люди стали недоверчивыми. Что поделаешь, все мы — жертвы отчуждения. Вот мне и пришлось показать им этот славный прыжок, но при отталкивании я поскользнулся на фаянсовой плитке, и потому сейчас одна рука у меня торчит вперед, другая назад, и я переступаю на цыпочках с вывернутой вправо головой. Доктор Антонов немного помолчал,…

Ее неудержимая фантазия ввергала знакомых и незнакомых нам героев в лабиринты филигранно увязанных взаимоотношений. Ее истории всегда были исполнены драматизма, всегда зиждились на описании двух крайне противоположных состояний души: предощущения немыслимого счастья или неотвратимой душевной, а может, и телесной катастрофы. Они были проникнуты страданием и восторгом, в них причудливо переплетались мерзость и благородство. Ах, как сияла Лиза Вронская, когда ведомые ею фигуры Начинали кружиться в бешеном…

Но нет худа без добра. Очевидно, братец тянул меня из последних сил, поэтому на выкрики его уже не хватало. А сам я не сказал ни слова, боясь его раззадорить. Пока я сидел и ломал голову, как мне от него отбиться, и подумывал уже поджечь его – у меня всегда при себе зажигалка, где огонь бьет столбом, в дело вмешалась редчайшая из случайностей – спасительная: произошла авария. Взвизгнули тормоза, потом послышался удар, я оглянулся через плечо и увидел опрокинутый мотоцикл и не подающего признаков…

– Хорошо, а если б это было правдой? Если б я был там в это время, тогда что? Они уперлись в него глазами, молча. – Разве закон запрещает находиться в Тойене в пол-одиннадцатого вечера? – Нет. Так вы там были? – Да не был я там! – Тогда не за чем так нервничать. Раз не были – значит, не были. Кто может подтвердить, что вы находились дома? – Вы только что сказали, что я – не подозреваемый. – Сказал. Вы не ответили на вопрос. – Я не собираюсь больше отвечать ни на какие вопросы. …

Спустя несколько недель, или месяцев, после того непродуманного опустошения комнаты меня внезапно навестил Карл, мой второй сын. Он бы хотел забрать – чтобы подарить жене – мамину шаль, она будет напоминать ему детство. Поняв, что шали ему не видать, он совершенно потерял контроль над собой. Он завопил: «Да есть для тебя хоть что-нибудь святое?» И это торгаш, живущий спекуляциями и перепродажей. Больше всего мне хотелось выставить его вон, но я сдержал себя, как-никак на мне лежит половина вины за…

Назавтра опять был раскаленный солнцем жаркий день. Я шел в лес, через парк, мимо Площади торжеств. Не думаю, чтоб у меня была четкая цель, хотя тропинка вела на пляж, куда я ходил купаться в одиночку, потому что не умел плавать, а не дошел я туда по той, видимо, причине, что чуть поодаль слева от дороги я напал на россыпь пивных бутылок, сперва я приметил одну, но потом еще, еще, целое богатство, унести домой все сразу мне было не под силу. Я припрятал их в заросшей канаве и помчался домой за сумкой…

На берег я вышел в двух шагах от небольшого летнего кафе и устроился за ближайшим к воде столиком. Я взопрел, но поостерегся снимать куртку – не хотел щеголять потными кругами под мышками. Посетителей кафе я не видел – я сидел к ним спиной, – а передо мной лежал фьорд, вдали бугрились лесистые склоны. От журчания голосов и обтекающей прибрежные камни воды я погрузился в дрему. Мысли растеклись своим собственным, мало упорядоченным, чередом, но это не раздражало, напротив, я был наверху блаженства,…

Только скучно что-то Марье Васильевне. Чувствует она, что аппетит потеряла. Ишь ты, думает, напасть какая! И как же это я без аппетита жить буду? Не иначе, как от однообразной пищи это. Совсем загрустила коза. Ходит, жует лениво, о недугах козьих своих печалится и до того ведь огорчилась, что не заметила, как вместо капусты березовую кору уписывать начала. Вот до чего аппетит потеряла! Побрехала Марья Васильевна с досады и прочь пошла. Только за дачу завернула, смотрит — еще грядка, маленькая…

Возле моря прошло детство Велги. Быстро прошло оно, и весело было ей в детстве! Зимой, когда море только под самым краем неба чернело волнами, а у берегов было покрыто белым снегом, Велга спала в мягком гагачьем пуху и, просыпаясь, видела перед собой живой свет очага среди темной и низкой хижины. Летом, когда светит солнце, дует теплый ветер и вода легко плещется в море, Велга искала на песках яички зуйков и плавунчиков или бегала к прибою, ложилась ничком на берег, а волны с шумом обдавали ее… Так…

— Виноват. Я вас не понимаю, товарищ, — оратор обидчиво скривил рот и побледнел. — В голове пузыри буль-буль, как под водой сидишь, — объяснил Чуфыркин. — Я не понимаю, — заволновался оратор. Председатель стал подниматься с кресла. — Вы, товарищ, вопрос имеете? Ну? — Имею, — подтвердил Чуфыркин, — объясни — «резюмирую». — То есть как это, товарищ? Я не понимаю, что объяснить?.. — Что означает — объясни! — Виноват, ах да. Вам не совсем понятно, что означает «резюмирую»? — Совершенно…

Вот так все у нас в провинции происходит по-удивительному. В Москве бы он, вероятно, не сгорел. Корреспондент Капорцев Корреспонденция вторая ЛЖЕДИМИТРИЙ ЛУНАЧАРСКИЙ [1] (Из провинции от Капорцева) ___________ В нашем славном Благодатском учреждении имеется выдающийся секретарь. Мы так и смотрим на него, что он на отлете. 1 Лжедимитрий Луначарский. — Публикация этого фельетона в «Красной газете» (вечерний выпуск) 26 мая 1925 г. была выпадом писателя против наркома…

— Не такой снимок. Вот горе в чем. — Пойди, потолкуй с бухгалтером. — Здрассте. — Стань от меня подальше. Чего? — Билет. За снимком. — Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю. — Здра... Тьфу. Кха. Рррр!.. — Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику. — Здравия жела... Кха... хр... — Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору! — Драсти... Не дают! — Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику. — Не пойду, помру... Урр... — А…

— Ничего интересного, граждане! Попрошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить... — Кого поймали, родные? — Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить... — Деникина словил месткомщик!.. — Дурында, это Савинков убег... А его залопали у нас! — Я обнаружил его по усам, — бормотал предместком человеку в фуражке, — глянул... Думаю, батюшки — он! Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец... Глянув на входящих,…