Проза

Я любил ее безумно. Почему мы любим? Разве не странно видеть в целом мире только одно существо, иметь в мозгу только одну мысль, в сердце только одно желание и на устах только одно имя — имя, которое непрестанно поднимается из недр души, поднимается, как вода в роднике, подступает к губам, которое твердишь, повторяешь, шепчешь всегда и всюду, словно молитву? Не стану рассказывать нашей повести. У любви только одна повесть, всегда одна и та же. Я встретил ее и полюбил. Вот и все. И целый год я жил…

Перед возвращением в школу Лю нужно было получить документ (вот еще новое словечко!) особой важности: председатель должен скрепить своею печатью справку о том, что задание по ликбезу Лю выполнил успешно. Вот для чего несколько дней подряд Нахо вызывал людей, которых обучал Лю, и спрашивал: —  Как пишется буква «а»? На что она похожа? Лучший из учеников Лю, старый Исхак, ответил на это: —  Буква «а» изображает крышу. Ясно, что он говорил о заглавной букве «А», но некоторые не соглашались, имея…

Расположенный в виде полумесяца городок Этрета, блистая белыми крутыми берегами, белой галькой пляжа и синим заливом, отдыхал под лучами яркого июльского солнца. На двух концах полумесяца две скалы с арками — маленькая справа, огромная слева — вытягивали в спокойное море одна — ногу карлика, другая — лапу великана; остроконечная колокольня почти такой же высоты, как прибрежные скалы, широкая у основания, тонкая вверху, вонзалась в небо своим шпилем. Вдоль берега, у самой воды, расселась толпа любопытных,…

Надеюсь, вам тоже понравится! Цуканов Андрей Олегович, он же Цуканбай Жомокчу [1] . Чей чочок [2]  больше Давно это было. В дальнем аиле, [3] в огромной, как гора и белой, как снег, юрте [4] жил почтенный бай [5]  Сарыбай. [6] Был он очень богат, коней, баранов и золота у него было много, как воды в озере Сары-Челек. [7] И была у Сарыбая единственная дочь, несравненная Чолпон, [8] которая своей красотой затмевала звёзды. Многие жигиты [9] и баатыры [10] из окрестных аилов сватались…

Г-жа Баскюль излагает свое дело: — Господин мировой судья, пятнадцать лет назад я взяла на воспитание этого юношу. Я его воспитывала и любила, как мать, я делала для него все возможное, я сделала из него настоящего мужчину. Он обещал, поклялся никогда не покидать меня и даже дал мне такую бумагу; на этом условии я подарила ему маленькое именьице, мою землю в Бек-де-Мортен, которая стоит не меньше шести тысяч франков. Но тут эта дрянь, это ничтожество, эта сопливая девчонка... Мировой судья . Выбирайте…

Са-Ира! Сколько воспоминаний внезапно пробудилось во мне: Буживаль, Лягушатня, Шату, ресторан Фурнез, целые дни в ялике, на воде, десять лет моей жизни, прошедших в этом уголке, на этих очаровательных берегах Сены. Мы составляли тогда банду человек в двенадцать, жили в доме Галупуа, в Шату, и вели довольно забавное существование — всегда полуголые и полупьяные. Нравы любителей гребного спорта с тех пор очень изменились. Теперь эти господа носят монокли. У нашей банды было около двадцати подруг,…

«С мальчишками дралась я во дворе…» С мальчишками дралась я во дворе И не боялась, что придёт расплата: Известно было местной детворе - Есть у меня два сильных старших брата. Когда влюблялись юноши в меня Была разборчива и жестковата - Два эталона были, как броня, Два умных и красивых старших брата. Когда пришла нежданная беда, Душа была отчаяньем объята, Со мною рядом встали, как всегда, Два верных и надёжных старших брата. Смотрю спокойно в будущие дни, Их добротой и мудростью…

— Ну, уж и погодку Бог дал! — глухим голосом произнес один из пешеходов. — Оно и лучше, по крайности безопасливее, — заметил другой. — Тсс! — остановил молодой разговорившихся было своих спутников. В этом сказанном им «тсс!» прозвучало нечто властное. Незнакомцы наши, той же неторопливой, крадущейся походкой шли вдоль кремлевской стены, мимо собора Богоматери, по направлению к лобному месту. Лобным местом называлась площадь, где казнили преступников, где они теряли головы (лоб); она находилась…

Как только в Пертюи-ле-Лонг приходил новый полк, она наводила справки обо всех офицерах в возрасте между тридцатью и сорока годами, ибо до тридцати лет мужчины еще слишком болтливы, а после сорока нередко слабеют. О! Весь офицерский состав был ей известен не хуже, чем самому командиру полка. Она знала все-все: интимнейшие привычки, образование, воспитание, физические качества, выносливость, характер — вспыльчивый или терпеливый, — доходы, наклонность к бережливости или мотовству. Затем она делала…

Приходят и другие завсегдатаи — все англичане. Только один из них толстый и красный, с белыми баками. У каждой женщины (а их четырнадцать) на голове взбитый белок. Я замечаю наконец, что это блюдо — головной убор, сделанный из белых кружев, а может быть, из легкого, как пена, тюля, хорошо не знаю. Он как будто не подсахарен. Впрочем, все эти дамы напоминают маринад, и хотя среди них имеется пять молодых девушек, не слишком некрасивых, но все они плоски, безнадежно плоски. Я вспоминаю стихи Буйле:…

— Так. Ну, пойдемте. Слева показалось причудливое строение, напоминавшее шале, а справа, почти напротив, но несколько ниже, высился главный дом. Это было необыкновенное здание, в котором соединилось решительно все — готическая крепость, замок, вилла, хижина, особняк, собор, мечеть, пирамида, торт, Восток и Запад. Это был стиль невероятно вычурный, который мог бы свести с ума архитектора-классика, нечто фантастическое и все же красивое, изобретенное самим художником и выполненное по его указаниям.…

— Вот как все обернулось! Мориссо простонал сокрушенно: — А погода какая! Нынче первый ясный денек с начала года. Небо и в самом деле сияло яркой голубизной. Они зашагали рядом, задумчивые и унылые. — А как мы, бывало, рыбку удили, а? Вспомнить — и то приятно! — нарушил молчание Мориссо. — Когда еще доведется нам вновь побывать в тех местах? — спросил Соваж. Они заглянули в маленькое кафе, выпили по рюмке абсента, потом опять побрели по тротуарам. Вдруг Мориссо остановился: — Может, еще…

Но как-то утром папашу Милона застали на соломе в конюшне с лицом, рассеченным саблей. А в трех километрах от фермы подобрали двух уланов с распоротыми животами. Один еще сжимал в руке окровавленный клинок. Он, несомненно, оказал сопротивление. Тут же во дворе дома собрался военный суд, куда и доставили старика. Ему стукнуло шестьдесят восемь. Это был низкорослый, тощий, сутулый человек с большими руками, похожими на клешни краба. Из-под волос, редких, выцветших и легких, как пух утенка, проглядывал…

Женщине позволительно быть пьяной, конечно, только от замороженного шампанского. Она выпила большой бокал еще прежде, чем мы сели за стол, и, когда дело дошло до устриц, язык у нее уже заплетался. У нас был холодный обед, заранее приготовленный и стоявший на столе у меня за спиной. Мне стоило протянуть руку, чтоб взять блюдо или тарелку, и я прислуживал, как умел, слушая ее болтовню. Преследуемая навязчивым желанием, она пила бокал за бокалом и уже пустилась в бессвязные и бесконечные откровенности…

— Ты никуда не собираешься? — Нет... Она вошла, как женщина, которая была здесь не раз. Пройдя в гостиную, она опустилась на диван и, закрыв лицо руками, горько расплакалась. Он встал перед ней на колени, силясь отвести ее руки от лица, увидеть ее глаза. — Ирен, Ирен, что с вами? — повторял он. — Умоляю вас, скажите мне, что с вами? Она прошептала сквозь слезы: — Я не могу так дольше жить... Он не понял. — Жить так?.. Но как? — Я не могу больше так жить... у себя... Ты не знаешь... я никогда…

Бабушка металась в кресле и твердила: — Какой ужас! Нет, какой это ужас! Найди мне что-нибудь другое, милочка. Берта просмотрела газету, потом стала снова читать из той же судебной хроники. — «Жуткая драма». Перезрелая добродетельная дева неожиданно решила броситься в объятия молодого человека, потом, чтобы отомстить любовнику, у которого оказалось легкомысленное сердце и недостаточная рента, в упор выпустила в него четыре пули. Две из них застряли в груди, одна — в ключице и еще одна — в бедре.…

Пюи-де-Дом — величайший из таких куполов, вершина Санси — величайшая из вершин, утес Канталь — величайший из утесов. Вечер был душный. Я прохаживался взад и вперед по тенистой аллее, слушая с холма, возвышавшегося над парком, первые звуки оркестра, которые доносились из казино. И я заметил, что ко мне медленным шагом направляются отец с дочерью. Я поклонился им, как кланяются на курортах соседям по гостинице. Отец, тотчас же остановившись, спросил меня: — Не можете ли вы, сударь, указать нам место…

Наконец он прибыл в Айн-Кетифу и два дня спустя расположился лагерем у Хаси-Тирсина, всего лишь в двадцати двух километрах от Сайды. Военные власти, почувствовав наконец беспокойство, предупредили вечером десятого июня Франко-Алжирскую компанию о необходимости ввиду волнения в стране отозвать всех своих агентов. Всю ночь напролет циркулировали поезда до конечной станции железнодорожного пути, но в течение нескольких часов невозможно было вывезти все конторы, рассеянные на площади в полтораста квадратных…

В купе, с глазу на глаз, мы сначала сидели неподвижно и молча. Потом она приподняла вуалетку и улыбнулась. И только. Улыбка хорошего тона. О, я опасался поцелуев, комедии нежности, неизбежной и пошлой игры кокотки, но нет, она воздержалась. Она с характером. Потом мы болтали, не то как молодожены, не то как чужие. Это было прелестно. Она часто улыбалась, глядя на меня. Теперь уже мне самому хотелось расцеловать ее. Но я сохранил спокойствие. На границе чиновник в галунах внезапно открыл дверцу…

— Я знавал одного человека, у которого потерялась дочь, вроде как у вас; он нашел ее в Париже. И они тут же решили отправиться в Париж. Добравшись до великого города, они были испуганы его грандиозностью и множеством народа на улицах. Им казалось, что их сын должен быть в этой толпе, но они не знали, как приняться за поиски. К тому же они боялись, что не узнают его: прошло ведь уже пятнадцать лет с тех пор, как он исчез. Они обходили все площади и улицы, смешивались с толпой, надеясь на предначертанную…