Проза

— У нее первый «блин» комом. И гриф улетел за ближайшей падалью. — Пусть возвращается, потому что ее и здесь навалом, прямо передо мной. Хватит болтовни! — Мой грустный товарищ, махая «блином», кровавую шишку набил, а потом сказал он: «Братаны, пора нам, пора!», но поздно — уже померла детвора! — Это вы-то, лошади, «детвора»? Каждая — выше меня на голову. Работать, работать! В борозду! За полтора часа Аркадий Иванович вынул из своих бегунов практически все силы: осталось ровно столько, чтобы…

Лучшим удовольствием, настоящим праздником, о котором он мечтал беспрестанно, было для него смотреть, как черная рука служаночки наливает ему вино в стакан, а зубы ее сверкают в улыбке ослепительнее, чем глаза. На третий месяц знакомства они совсем сдружились, и Буатель, к своему удивлению, узнал, что понятия негритянки во всем схожи с добрыми правилами девушек его родины, что она любит работу, уважает бережливость, религию и хорошее поведение; она стала ему еще дороже, и он так влюбился, что задумал…

Итак, мы поехали, трясло нас отчаянно. Стоял мороз, крепкий мороз. Мы были довольны. К пяти часам прибыли на место. Фермер, дядюшка Пико, ожидал нас на пороге. Это тоже замечательный тип: невысокого роста, но плотный, коренастый, сильный, как дог, хитрый, как лисица, он всегда улыбается, всегда доволен и умеет все что угодно превращать в деньги. Пора вальдшнепов и для него бывает большим праздником. Ферма – старое, обширное строение; она стоит посреди двора, обсаженного яблонями и окруженного…

Когда церемония окончилась, все семейство подождало у порога церкви, пока аббат снимет стихарь, затем отправилось в обратный путь. Теперь шли быстро, потому что у всех на уме был праздничный обед. Окрестные ребятишки следовали за ними, и всякий раз, как им бросали горсть конфет, поднималась отчаянная свалка, летели клочьями вырванные волосы; собака тоже бросалась в общую кучу, чтобы захватить лакомство, ее оттаскивали за хвост, за уши, за лапы, но она была упорнее детворы. Повивальная бабка, немного…

И вот уже мы в доме – в домике, таком крохотном, каких мне еще не доводилось видеть. Однако внутри царят чистота порядок и уют, и мне тут сразу очень нравится. В колыбели спит младенец, на кровати свернулся котенок. Лаппи укладывается под колыбелью, позевывает и притворяется спящим. Женщина не обращает на него никакого внимания. В углу, у дверей, стоит другая кровать. Там, говорит мне хозяйка, буду спать я. Не зная, что делать, я снимаю котомку и сажусь на кровать. Но женщина ведет меня на кухню…

Началом писательской карьеры Даля можно считать публикацию его повести «Цыганка» в журнале «Московский телеграф» в 1830 г. (№ 21–22). А в 1832 г. в Петербурге выходят в свет отдельным изданием «Русские сказки», «пяток первый», «разукрашенные Казаком Луганским». Как писал сам автор позднее, «не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — сказка послужила предлогом. Я задал себе задачу познакомить…

- Фу ты, чёрт меня попутал, - создатель чёртыхнулся во второй раз и, подостыв, сам себе приказал: - остановись, работай далее! А так, как ход четких изначальных мыслей был нарушен, то творил он не так старательно и вдохновенно. Дважды упомянутая мысль о несуществующем чёрте мешала работать. - Изыди! – Грозно приказал всевышний и тень «лукавого» покинула его. Правда, куда «изойти» указано не было и тень, по собственному усмотрению, шастнула на Землю и затаилась в её самых тёмных уголках. -…

Терпежу и правда как есть нету — и кого ни линчуй, а станет его еще меньше — только вот на Руси вовсе не так уж плохо жить, и об этом, верьте слову, все-все у Ерофеева, с первой до последней строчки. Мало того, есть мнение и возникает подозрение, что хорошо-то жить на Руси не иному кому, как самому Веничке, его-то и надо за ушко… «Мне, например, здесь очень нравится. Если что не нравится — так это запрет на скитальчество. И — неуважение к Слову. А во всем остальном…» — так говорит иудейскими устами…

Рекламный проспект Супруги из Зальцбурга, которые всю жизнь работали каждый сам по себе, а сейчас, к обоюдному удовольствию, получают удвоенную совместную пенсию, решили на исходе зимы поехать в Целль-ам-Зее, что в Пинцгау, для чего приобрели рекламный проспект этого достохвального места, дабы изучить его и таким образом подобрать подходящую для их цели гостиницу и провести в ней две или три недели. Супруги, любившие путешествовать, и в самом деле нашли в проспекте гостиницу, которая, как им…

Он молчал, но во взгляде появился вопрос. - Я тебя любила, а тебе просто нравилось заниматься со мной сексом. Так что ты мне должен! - Я любил тебя, что ты говоришь?! - Да ладно, брось. Это давно неважно. Ты едешь со мной, чтобы я умерла не одна, ну и привезти мое тело на Родину, естественно. И даже не думай заикаться о своей работе. - И не думал, - на автомате ответил он, продолжая на меня таращиться. - Что с тобой? Когда ты узнала? Почему раньше не сказала? - Это для тебя сейчас…

Осень. 1982 года — это же двадцать лет назад! Попытки прокрутить ленту воспоминаний в обратном направлении, до конца, так и не удаются. Фигурки не двигаются задом наперед, как в кино, если пустить ленту воспоминаний не с того конца. Прошлое, в лучшем случае, оказывается разорванным на куски, смонтированные в произвольном порядке. Но внутри каждого отрезка еще можно сохранить нормальную последовательность событий. Время в этих «фильмах о прошлом» всегда идет вперед, и никогда в обратном направлении,…

— Ах, вот как, Яхек, — говорит вошедший. — Так ты, значит, стоишь себе и вытираешь руки? Яхек кивает, в глотке у него пересохло: что подумает о нем этот человек? — Так-так, — говорит тот, — руки, значит, вытираешь, ха-ха. Он открывает дверь одной из кабинок, насмешливо оглядывая Яхека. Яхек отвечает ему самым дружелюбным взглядом, на какой он способен, он не знает, что сказать, да, и не уверен, что тут вообще стоит что-то говорить. Он видит, как усмешка медленно сползает с лица сослуживца.…

Все это производит большое впечатление на слушателей. Ведь не каждый день случается выпить с профессиональным убийцей. Трактирщик сожалеет, что телефон так далеко от его места за стойкой. Ну, авось обойдется — и на нервной почве он угощает всех присутствующих бесплатной кружкой пива. Это создает заговорщицкую атмосферу, каждый чувствует себя немножечко гангстером. — За это время я застрелил довольно много людей. Конечно, мне всегда бывало неприятно, но чего не сделаешь  ради   хороших денег. Каждый…

Я опять уже находился в самом критическом положении. В чужой земле, среди пустыни, один без помощи, ночь на дворе -- а суруджу мой уже объявил мне, что ближе Ясс или Скулян, туда и сюда верст около десятка, кузнеца нет. Я бранил и клял судьбу-индейку -- досадовал, думал -- и наконец должен был решиться ночевать один у брички своей, а ямщика послать взад или вперед за пособием. Он уже собрался было ехать, стегал и собирал бичом коней своих, которые как раки расползлись во все стороны, путал и распутывал…

У двери курятника уже причитала тетушка Рохеле. И хоть ноги у нее едва ходили, и жила она в самом конце переулка, услышав шум, Рохеле через три минуты была во дворе Бернштейнов. Рохеле была невыносимо любопытна. Зина за это любопытство ее терпеть не могла. А еще за визгливый голос, мигрень, больные ноги, экзему и сгубленную жизнь сапожника Мордхеле, Зининого брата, чье долготерпение Рохеле пользовала, по мнению Зины, последние сорок пять лет. — Давид, за что мучаешь свою бедную жену, — жалобно…

С шумом пеня воду, черный корабль промчался мимо. На корме в великолепной позе лихого морехода стоял «капитана» — сухощавый китаец, обнаженный до пояса, в традиционных ватных штанах из синей материи «дабы». Судном он управлял одной рукой, поигрывая мускулами бронзового тела, между пальцами другой — держал дымящуюся трубку с полуметровым мундштуком и крошечной чашечкой. Китаец нарочно провел джонку совсем рядом с нами. Когда поравнялись, крикнул: «Дластвуй, капитана!» Потом, мотнув головой на тревожный…

Если же остановят… «Если» разрушало весь план. Более того — в этом случае вряд ли удалось бы повторить попытку в других обстоятельствах, по другому плану, служба безопасности насторожилась бы и приняла бы все соответствующие меры. Служба эта с первых дней существования «банды» была предметом самых серьезных забот высшего начальства, принимали исключительно бывших офицеров ГБ, причем начальник службы подбирал всю компанию из тех, кого хорошо знал лично. Только однажды, в тот безумный год, когда…

— Скажем, что мы добровольцы! Нам простят… Я на все согласен, только бы он оставил меня в покое и дал хоть часок соснуть. Наступает утро, и Саша, увлеченный делом, неистово лупит молотком по полированной головке зубила, пилит, сверлит, поражая всех своей энергией. Должно быть, он забыл о вчерашней «идее», так как убеждает меня быстрей закончить ремонт подводной лодки — тогда нас тут же вернут в экипаж. Спорить с Сашей невозможно, а верить ему хочется, хотя работы в мастерской с каждым днем…

— Зачем вам столько трусов? — спросят на таможне. — Геморрой, лейтенант. Пепел развеивали по ночам с балкона. Еще мы ели деруны с колбасой. О, колбаса, русское мерило эмиграции: в 70-х нас увещевали: Куда едете? Одной колбасы вокруг шесть сортов! Уезжавших через двадцать лет, при пустых прилавках, попрекали: «За колбасой поехали!» Мы ели, выпивали, говорили о том, что Бойко получил разрешение, а Серверы — опять музыкальный отказ: «Не видим мотивов», пока кто-нибудь не заявлял: «Ну, давайте…

Петр отвел глаза от Толстого, и лицо царя — нездоровое, с набрякшими мешками под глазами, с желтизной — переменилось, как ежели бы он вышел из тесных палат и, стоя на высоком месте, заглянул вдаль. Да, Петр и впрямь в эту минуту мысленно разглядывал, что там для России, за пеленой лет. Редкие люди вперед заглядывают. Оно ведь так говорят: ехал бы далече, да болят плечи. Вперед заглянуть — труд велик, и лица у тех, кто дальнее видит, особым светом налиты. В лице Петра угадывались отблески пожара.…