Проза

Лекар быў яшчэ не стары. Прыемны інтэлігентны твар, высокі белы лоб, іранічны выгін броваў і асаблівая, даверліва-датклівая, складка вуснаў… З якой шалёнай надзеяй пазіралі на яго вочы скалечаных людзей! Але побач пільна пазіралі іншыя вочы – так званых “калегаў”. І лекар, “аскалёпак старога рэжыму”, прывучыўся глядзець на сваіх пацыентаў, як колісь ягоныя сярэднявечныя субрацці па цэху на пракажоных. Падлеглыя смерці, праклятыя, амаль што не людзі… І яшчэ горш – часам яго самога змушалі быць катам.…

…У адмірала Ахотнікава была фенаменальная памяць на абліччы, імёны, факты жыцця падначаленых. У многіх і многіх соцень камандзіраў, старшынь, матросаў ён памятаў нават імёны па бацьку жонак, і колькі дзяцей, і калі праштрафіўся, і калі, наадварот, быў адзначаны. Дый хто ўрэшце не ведаў яго, Сцяпана Дубаўца, які са сваіх амаль сарака год дваццаць восем на караблях, з таго самага дня, як узялі яго, беспрытульнага, на тральшчык юнгам, "сынком". І вось ён аднойчы выпадкова пачуў, як Ахотнікаў у канфідэнцыяльнай…

Георг, аднак, куды болей ахвотна пісаў яму пра гэткія справы, чым захацеў бы прызнацца, што месяц таму сам заручыўся з нейкай паннаю Фрыдай Брандэнфэльд, дзяўчынай з заможнай сям'і. Ён часцяком размаўляў са сваёю нявестай пра таго сябра і пра тыя асаблівыя стасункі, якія ён з ім падтрымліваў праз перапіску. “Значыць, ён не прыедзе на нашае вяселле, – казала яна, – але ж я маю права пазнаёміцца з усімі тваімі сябрамі”. – “Я не хачу парушаць ягонага спакою, – адказваў Георг, – зразумей мяне добра:…

«Божа мой, божа мой!.. - міжвольна застагнаў стары. - Якая ганьба, якая ганьба!.. Маё дзіця; маё дзіця, далікатнае, мілае дзіця з якімсьці мужчынам... А з кім?.. Хто б гэта мог быць?.. Усяго толькі тры дні, як мы сюды прыехалі, і раней яна не ведала нікога з гэтых выглянцаваных дурняў - ні графа Ўбальдзі з малюсенькаю галавою, ні італійскага афіцэра, ні гэтага мекленбургскага барона... толькі на другі дзень яны пазнаёміліся на танцах, і ўжо з адным з іх... Не, ён не мог быць у яе першы, не... гэта,…

– Гэта дзень між дзён, – сказала яна, калі я наблізіўся, – дзень між дзён, калі прыходзіць жыццё альбо смерць. Гэта дзень сыноў зямлі і жыцця – і таксама дзень дачок нябёсаў і смерці! Я пацалаваў ейны лоб, і яна працягвала: – Я паміраю, але ўсё ж буду жыць. – Марэла! – Не было дня, калі ты любіў мяне, – але калі ты жахаешся жывой, то памерлай будзеш захапляцца. – Марэла! – Кажу яшчэ раз, я паміраю. Але ўва мне спее плод тае прыязнасці – такой малой! – якую ты адчуваў да мяне, Марэлы.…

Ён збольшага сам кіраваў абстаўленьнем сямёх пакояў з нагоды гэтага вялікага фэсту, а ягоны ўладарны густ фармаваў вобразы ўдзельнікаў маскараду. Можна не сумнявацца, што яны былі вычварныя. Было ў іх вельмі шмат зіхценьня й бляску, пікантнасьці й прывіднасьці — шмат такога, што можна было пабачыць у «Эрнані». Былі тут постаці-арабэскі зь недарэчнымі часткамі цела й надобамі. Былі мройныя дзівосы, як прыкладам, уборы вар’ятаў. Было шмат прыгожага, шмат дзівацкага, шмат bizarre, трохі жахлівага й…

– Ага, – бормотала она в телефон. – Ага. Да, мы смотрим кино, – она утопила палец в мороженом, а затем сунула его в рот. – Давай, – крикнул ее Джереми из гостиной, где угрожающе подрагивало изображение маньяка, задержанное кнопкой «пауза». – Ты пропустишь самое интересное. – Ладно, мам, пока, – сказала она и повесила трубку. – Мороженого хочешь? – спросила она, облизывая палец. В ответ снова послышался голос Джереми – ни высокий, ни низкий, с приятной хрипотцой – голос красивого, очень красивого…

Отрывок из поэмы "Теркин на том свете" Тридцати неполных лет - Любо ли не любо - Прибыл Теркин На тот свет, А на этом убыл. Убыл-прибыл в поздний час Ночи новогодней. Осмотрелся в первый раз Теркин в преисподней… Так пойдет — строка в строку Вразворот картина. Но читатель начеку: — Что за чертовщина! — В век космических ракет, Мировых открытий — Странный, знаете, сюжет — Да, не говорите!.. — Ни в какие ворота. — Тут не без расчета… — Подоплека не проста.…

— Пероксид! — громко сказал хирург медсестрам, закатывая рукава халата. — Принесите, оботрите ему лицо. — Посмотрев на залитого кровью больного, он пробормотал какое-то ругательство и, обращаясь к его спутнику, спросил: — Кто это сделал с ним? — Я же говорил вам, доктор: еразы. Эти сукины беженцы, прибывшие из Армении. Мало того, что они разбили ему все лицо. Так еще и повалили его на землю, как дикие звери, стали бить по животу. Еще, доктор, хорошо, что я подоспел. Вышел…

Назаўтра я прыехаў на Парк-лэйн акурат у прызначаны час, але лёкай сказаў, што лэдзі Элрай толькі што сышла. Я пайшоў у клуб, няшчасны і заклапочаны, і пасля доўгіх ваганняў напісаў ёй ліст, у якім запытваў дазволу наведаць яе ў іншы дзень. Некалькі дзён адказу не было, але ўрэшце я атрымаў цыдулку, у якой лэдзі Элрай пісала, што будзе дома ў нядзелю а чацвертай гадзіне. Унізе быў нейкі дзіўны пастскрыптум: “Калі ласка, не пішыце мне больш на гэты адрас. Пры сустрэчы я Вам усё растлумачу”. У нядзелю…

Но самый главный вопрос на всем базаре — это вопрос, свежий товар или не свежий. Тут даже консервы из тунца и мыло должны быть свежими. Продавцы клянутся: свежий-свежий, а как ему быть не свежему, если только что привезли. Известно, что некая Ядя, которая сырами торгует, всегда старье в палатке держит, и, было дело, женщину одну, которая Ядькиных сыров отведала, на «скорой» увезли. Все видели. И поэтому разглядывают товар, в палатке с птицей тыкают пальцами в индюшачьи грудки. Продавцу такое не по…

Время от времени, до начала представления, появлялся какой-нибудь молодой аристократ, надушенный, украшенный перьями и драгоценными камнями, вооруженный шпагой с золотой рукояткой и вложенной в бархатные ножны; он высокомерно и презрительно поглядывая кругом, проходил в «комнату» лордов, т. е. в главную ложу, выходившую к сцене, или же отправлялся прямо на сцену, покрытую циновкой, и садился там на треножный стул, который он приносил сам, или ему подавал его паж, получивший этот стул у театрального…

Борьба с дефицитом заменяла конкуренцию. В обществе провозглашенного и относительного равенства способность человека преодолевать дефицит во многом определяла его положение в социальной иерархии. И не важно, выражалось это в том, что он мог достать импортный мебельный гарнитур, добыть кожаный пиджак а-ля Дом кино или умел пробить сквозь цензуру книгу о том, о чем другим писать не дозволялось… Пробить можно было талантом или дачными знакомствами с партийными иерархами. Чаще — и тем и другим совокупно.…

Героиня романа — бедная девушка, выросшая в приюте для подкидышей. За свои 17 лет она ни разу не переступала порог обыкновенного дома. Ей предстояло покинуть приют (подросшим детям подыскивали какую нибудь работу), как случилось нечто неожиданное. Один из самых богатых и влиятельных членов опекунского совета, прочитав ее сочинение по английской литературе, обнаружил у нее литературные способности и предложил послать ее учиться в колледж с тем, чтобы она стала писательницей. Условия были необычны.…

В то же время мужчины помоложе разыгрывали по домам народные драмы, вроде «Царя Максимилиана». По улицам (в Архангельске) бродило до полусотни таких трупп. Импровизация на таких представлениях обязательна. Скоморошество достигало апогея к новому году. В пинежских деревнях улицы загораживались громадными соломенными куклами, по-настоящему одетыми. Куклы эти представляли собою шаржи на местное начальство, кулака, духовенство. Близ деревни Карпова Гора (р. Пинега), на святках, незадолго до революции,…

Капризная и опасная, Империя ненавидела в настоящую минуту еще одного мужчину. То был кардинал Матусека делла Генга, который с самого открытия собора преследовал ее своими подношениями и хотел купить ее, как покупают борзую, не прибегая в своей непокорности ни к каким предварительным любезностям, этому платоническому предисловию, которого куртизанка требовала настоятельнее, чем любая герцогиня. Но Сальвиати не осмеливался приказать без церемоний убить кардинала. — Я потеряла то, что я больше всего…

Разумеется, я нашел, что эти изъявления детской радости весьма милы. — Ура, ура! Вот и папа! — вскричал, открывая дверь, толстощекий бутуз лет пяти — шести и, просунув голову между ног отца, таким образом прошествовал в гостиную. Затем настала моя очередь, и мальчик чуть не опрокинул меня, удостоив той же любезности как раз в тот момент, когда я почтительно приветствовал госпожу Дервиль. Заметив какого-то господина, который, как мне показалось, принадлежит к числу членов семьи, я спросил Дервиля,…

Вопреки уверениям адъютантов и превосходным ударам их сабель, бюсты покупали плохо, хотя каждые две недели торговец прибавлял к надписи новый титул или новую победу. Славные подвиги не вызывают восторгов, пока они совершаются; восхищение публики бурно проявляется лишь тогда, когда смерть или крушение героя узаконят его славу. Итак, торговец бюстами терпеливо ждал пятнадцать лет, пока для него пробьет час известности и богатства; он все удлинял надпись и увеличивал размеры бюста по мере того, как…

Он оглянулся на своего друга, читавшего письмо, и увидел на столе книги. Его глаза загорелись жадностью, как у голодного при виде пищи. Он невольно шагнул к столу, все так же вперевалку, и начал с волнением перебирать книги. Он глядел на заглавия и имена авторов, читал отдельные фразы в тексте, ласкал книги глазами и руками и вдруг узнал книгу, которую недавно читал. Но, кроме этой одной книги, все другие были ему совершенно неизвестны, так же как и их авторы. Ему попался томик Суинберна, и он стал…

Другим силачом был Сильная Рука. Он был одним из лучших рыболовов. Но однажды, вскарабкавшись на скалу за яйцами чайки, он сорвался и упал, и с тех пор уже не был сильным. Он все время кашлял, и плечи его сузились. Тогда мой отец отнял у него жену, а когда тот подходил к нашему дереву и звал ее, отец смеялся над ним и кидал в него камнями. Таков был наш обычай. Тогда мы еще не знали, как соединить свои силы, чтобы стать могучими. — Что же, и брат отнимал жену у брата? — спросил Быстрый Олень. …