Рассказ

– Диво творится! – с некоторым даже ужасом объявил мне Семен, тяжело отдуваясь и отряхаясь от снега. – Зги божией не видно в поле! – добавил он, отдохнувши, и, влезая на лежанку, с сокрушением произнес: – Упаси господи злого татарина… Я сел за книгу, но читать мне не хотелось. Я встал и стал ходить по комнате. Что-то смутно волновало меня, повергая не то в тоску, не то в какую-то нервную тревогу. Слабое пламя свечи, печально бросавшее круглый отсвет на белый потолок, треск половиц под моими ногами,…

Видя, что ночь приближается, а онъ еще ничего не рѣшилъ, Сенто отправился за совѣтомъ къ ближайшему сосѣду, старику, который годился только на то, чтобы подбирать хворостъ съ дороги, но, судя по толкамъ, уложилъ въ молодости гнить въ землю двоихъ или троихъ человѣкъ. Старикъ выслушалъ его, уставившись на толстую сигару, которую онъ свертывалъ своими дрожащими руками съ шелушившеюся кожею. Сенто былъ правъ, не желая разставаться съ деньгами. Пусть грабятъ на большихъ дорогахъ,…

И она побежала за платком. Ну что ты будешь делать? Нелепейшее положение. Сначала затеял какую-то никому не нужную кретинскую лекцию про тычинки, про которые сам, кстати, ничего не знаю. Да еще с козявкой «в носе». Представляю себе: выхожу я на лекцию по культурологии и стою перед студентами с козявкой… Это же… кошмар. Они, шкоды, потом такое на сайте МГУ напишут. Весь факультет будет обзывать меня Профессором Козявкой. Ужас! Представить страшно! Дальше… как папуас, полез при ребёнке за козявкой…

— Помню, — сказал я. Ни фига, помню, не делали. Васька про Толю Клюквина год книжку мурыжил. А потом, не дочитав, потерял. Библиотечную. И его выпороли. После школы мы, помню, по восемь часов на улице торчали. На пустыре или на катке — в зависимости от времени года. — То-то же, — продолжал назидательно вещать папа Вася. — Зубрили ведь! Зубрили как проклятые — и математику, и родную нашу русскую речь, и это… общество… как его?.. ч-ч-чёрт!.. Где про центральный демократизм… — Демократический…

Ну так вот. Купил я дом на Цыганском Конце в Чёрных Дырах. Кому скажешь — или ржут, или смотрят на тебя как на озабоченного маразматика. Мол, одни дыры и концы на уме. Но я здесь не виноват. Дыры, конечно, дырами, концы — концами, но благодать вокруг несусветная. Жемчужная кисея туманных далей. Берёзки, птички щебечут, не знаю, как называются. В ста метрах от дома — речка. Местные ласково зовут её, пардон, Зассыхой, а официального названия мне пока так и не удалось выяснить. Сеном вокруг пахнет,…

Молодой человек пригласил потенциального клиента присесть. Клиент уговаривать себя не заставил. Юноша сделал чародею чаю и сел напротив. Алхимик ждал. Маг вглядывался в лицо юноши и забавлялся с домашним любимцем. Чай стыл… – Так вот, – гаркнул Насмешник, резко подаваясь вперед, заставив Кьерга вздрогнуть от неожиданности и откинуться в кресле. – Думаю, стоит сразу перейти к делу. Молодой человек лишь кивнул в ответ. – Моя племянница, моя бедная девочка, моя любимая малышка… –…

– У тебя есть Мелисанда, – отвечал я обычно. – Она еще маленькая! – стандартно возражала мама. – А у тебя такая фактура, Авенс! У меня светлые волосы, темные глаза и брови. Как и многие ребята, я занимался телостроительством, но без фанатизма. Однако тренировки и спелеотуризм, которым я увлекся лет с двенадцати, не прошли даром. – О да. Всю жизнь играть злодеев, маньяков и странных ученых, – кивал я. – Отстань, мама. Я не буду торговать своим телом. – Но продавать себя все равно придется! …

Макс идет по улице. Серая куртка с красными вставками развевается по ветру. На шее здоровенные наушники, из которых играет тяжелый электродэнс. В руке держит смартфон, помахивает им в воздухе. Он проходит белую колоннаду и сбегает по лестнице на небольшую площадь. Его обступают молодые вишни в нежно-розовых цветках. У клумбы стоит девушка. Ветер играет двумя хвостиками и подолом легкого платья, торчащим из-под куртки. Она очень похожа на своего персонажа. – Привет, Шейла! – Привет, Макс! «Смайл…

«Да, – мрачно подумал Семен Егорыч. – Видели бы меня сейчас ученики. Полный тупец». – Чем желаете развлечься, масса Сэм? – тарахтела между тем Чунга-Чанга. – Могу поставить музыку. Есть новые калейдоскопы. Может быть, подключить порноканал? – Порноканал засунь сама знаешь куда, – скривился Семен Егорыч. – Порнуха – развлечение для даунов. Это тоже было частью игры. Чунга-Чанга прекрасно знала, что Атутин не любил и не смотрел порно (разве когда в юности или за компанию). Семен Егорыч предпочитал…

«Дорогой друг! (так начиналась тетрадь). По приезде моем в Петербург со мной случилось нечто необычайное, и ты напрасно радовался тому благополучию, которое, по твоим соображениям, меня ожидало здесь! Умные и энергичные провинциальные ребята вроде тебя вообще давно уже привыкли считать Петербург какою-то обетованного страною, кипящею млеком и медом, и отсюда происходит бездна смертельных ошибок. Я в этом имел тысячи случаев убедиться еще до знакомства с тобою, о чем тысячи раз и говорил тебе, в видах…

– Что вы, полноте, вам еще с внучатами нянчиться придется, – уговаривали ее… – Ах, подите вы! Уж не даром же Анисьюшка… – И тихие рыдания заглушали слова. – Что же такое Анисьюшка? – Такое говорила, что волосы дыбом становятся. – Что же такое? – Ох, не спрашивайте! Вижу я – конец мой близок. И действительно, здоровая, никогда прежде не хворавшая женщина начала чахнуть. Она беспрестанно повторяла: «Умру я скоро, умру, детки мои милые!» Плакала, молилась, постилась и, наконец, слегла в…

– Пойдём в сад, дядя, – сказал Дим. – А ты не устанешь? Он устанет?! Дим за руку с дядей спустился с лестницы и пошёл по дорожкам сада. В саду немного сыро, но солнце горячо греет, ароматно пахнет тополем, пахнет распаренной травой, где-то в листьях звонко щёлкает какая-то птичка. Как хорошо, только кружится голова, и Дим просительно говорит: – Не так скоро, дядя. – Прости, мой мальчик, – хочешь, сядем на скамейку? – Хочу, – говорит Дим. И они садятся на скамейку. Вот теперь хорошо. Дим…

Не сосчитать, сколько сделано ее руками посуды, игрушек, которые красуются в домах ее односельчан, да и в других местах, где есть поклонники мастеров селения Каспи. Анбар-апа не знает, сколько стоит ее игрушка на базаре. Самая главная награда для нее — радость детей, улыбки взрослых и почтение односельчан. Глина не такой уж стойкий материал, да еще в руках детишек. Пусть бьют. Важно, чтобы игрушка оставила свой яркий, добрый след. Прекрасен человек, пока есть в жизни стремление приносить людям…

– Тогда скажи мне: что ты видишь перед собой? – Кончай, Макс, выколупываться! – Я серьезно. Перед нами сопка, крутой таежный перевал, за которым торчит голец, известный в туристических кругах под названием «Южный Череп». – Здорово! Он действительно по форме напоминает череп. – Мы склонны к готической романтике? Макс подошел вплотную к Ольге, обхватил ее за плечи. – Попались, голубчики! К костру, обогнув крайнюю палатку, вышел Петр. – Суп не готов, а они обнимаются! – Мы лишь созерцаем…

– Бригадир шабашников, а для друзей просто Гоча. Я привстал и пожал его квадратную, изрядно намозоленную ладонь – газета у меня на коленях шумно смялась. Крякнув, он развернулся на месте, отыскал глазами Виктора и, покачиваясь, двинулся на него. Виктор предусмотрительно отложил в сторону транзистор и шагнул навстречу. – Ребята, я в этом номере всегда останавливаюсь. Тетя Маша уважает и мою койку всегда для меня держит… Прищелкнул языком. – Не бесплатно, конечно! Знакомство состоялось.…

Если бы ко мне, как к редактору и издателю, пришел молодой автор со своими рассказами, собранными в этой книге, я, конечно же, остался бы в рамках корректности, но, скорее всего, не смог бы удержаться от толики яда при разборе произведений. «Молодой человек, — сказал бы я, — уж если вы описываете Китай, где вы никогда не были, й тем более Древний Китай, я имею в виду рассказ «Испытание Куна», то будьте любезны наряжать китайцев в свойственную им одежду. Кимоно и оби носят японки, а вовсе…

Кабинет доктора Клагфартена находится в старом административном здании – угловатой постройке из влажного бетона с квадратными зелеными окнами, выдающимися наружу – как если бы оно распухало изнутри, медленно раздувалось. Проходя по парковке, я оглядываюсь. Доктор Клагфартен смотрит на меня из окна кабинета. Он поднимает руку и осторожно вращает ею у запястья – легкий намек на прощание. И в этот же момент сгусток химической вони, вроде освежителя воздуха, возникает у меня в глотке. Я давлюсь, отворачиваюсь,…

Горничная принесла свечи и чай. – Батюшки, как уже поздно! – спохватился мой хозяин, – а мы еще ровно ни до чего не договорились. Но, я думаю, вы уже понимаете, в чем дело!.. Я понимал это довольно смутно. Антон Петрович Куницын, тот самый, который "направил дело на путь" и вывел моего патрона из беспомощного состояния, сказал мне просто, что есть работа и что у этой работы есть два преимущества перед всеми другими: первое – она отлично оплачивается, второе – она ни к чему не приведет и, вероятно,…

– Г. судебный пристав, пригласите свидетеля Налимова! Старик не переменил позы. Свидетель Налимов – человек лет тридцати, красавец, с короткими белокурыми кудрями, одет очень изысканно, смотрит весело, почти радостно, и только в тот момент, когда взор его как бы случайно упал на старика, на лице его выразилась жалость. Свидетель Налимов звучным, приятным баритоном сообщает, что он в семействе Холодова с давних пор был принят как свой человек. Еще когда старик Холодов был учителем в гимназии,…

Дата: 10.05.1978 Подпись: Спицын Д. К. – Ну и что будем делать? – Потапов выбил из пачки сигарету, прикурил и обернулся к напарнику. Худощавый вихрастый опер Степа Огурцов дочитал копию докладной, отпечатанной под фиолетовую копирку, и пожал плечами. – Лечить. Горячка белая, к доктору не ходи. Жаль парня, молодой совсем. – Ты это про кого? – подозрительно спросил Потапов. – Про Димку Спицына. Или… что? – опер озадаченно посмотрел на Потапова. – Володь, ты веришь в ахинею про ходячих…