Современная проза

На конечную станцию пионерский поезд прибыл, когда солнце уже клонилось к закату. Ребята, просидевшие два дня в душных и горячих вагонах, охрипшие от песен, обессилевшие от споров, высыпали из вагонов и, как отроившиеся пчелы, облепили своих пионервожатых. А потом, построившись в ряд, растянулись по яркой, еще не успевшей пожухнуть степи. Низко над степью проплыл самолет, похожий на любопытного зеленого кузнечика с задранным кверху хвостом. И летчику показалось, что в степи расцвела широкая и…

Самый сильный спусковой крючок на глупости. Психологически у любого взрослого мужика любовь к женщине – это прокрутка второй раз своей детской любви к матери. А тут из-за дешёвой материнской ревности такой болезненный удар в одно и тоже место. Решил Рыжик всех наказать. Возлюбленную свою и мамочку в первую очередь, ну и себя тоже. Да и вообще весь мир, за то что он такое говно и Рыжика не оценил. Решил Рыжик показушно сдохнуть, и чтоб все вокруг него бегали да жалели. Абсолютно детское желание «несправедливо»…

Ну хорошо, пусть у него взгляды дикие, пусть глупые, но он придерживался их добрых семь десятков лет (ему исполнялось семьдесят три четвертого июля), и не дождутся, чтобы он теперь от них отказался. Конечно, он не мастер рассуждать, где ему до нее, она кому хочешь голову оттараторит, но кое-что он знает, кое-какие существенные факты, да, да, кое-какие истины… – объяснял он внуку, грозно тыча в него крючковатым, растресканным пальцем, – кое-какие истины, ради которых еще стоит по утрам подниматься…

На широком дворе дряхлого первосвященника Анны, что почти в самом центре Иерусалима, придверница Руфь чистила большой бронзовый котел, тщательно натирая его песком. Неподалеку горел костер, жадными языками облизывая подступающую тьму, бликами танцуя на серых лицах рабов, окруживших его со всех сторон, придавая им странное, зловещее выражение. Всполохи костра искорками вспыхивали на боках пузатого котла, загорались в больших, как у газели, глазах Руфи, и в её задорном девичьем смехе. — Малх, возьмешь…

Эсамов принадлежал к одному из влиятельных чеченских тейпов; кроме того, он был известным в республике поэтом, так что к его отлучкам, к тому, что он может, никого не предупредив, надолго уехать из Грозного, относились спокойно. Помогало и то, что у Эсамова был подчиненный — разумный, практичный человек с той же фамилией, — если возникала необходимость, он легко замещал начальника. Берг, да и не он один, по сему поводу подсмеивался над Нафтали, говорил, что и когда Эсамов в городе, делами заправляет…

Эти «философы» различным образом объясняли людям то, что люди и так всегда знали. Многознание мудрости не научает. Овладение профессиональным жаргоном «философов» еще никого не сделало Экклезиастом. Мы познаем мир через себя и посредством себя. Через свои чувства и мышление, посредством своей центральной нервной системы. Мы имеем дело не с миром, а со своими представлениями о нем. Любая честная философия идеалистична, справедливо сказал Шопенгауэр. Сейчас умру – и разрушу Вселенную, сказал Воннегут.…

…Прошел еще час. Каляев переминался на позванивавшей куче. От его топтания то и дело какая-нибудь штука, гремя, скатывалась вниз. Каляев провожал ее взглядом. Наконец закат опустился на верхушку кучи. Собаки нет. Определенно, пес опередил его и ушел на Марьяновские. Или с Цезарем что-то приключилось? Может быть, он угодил под машину и сломан колесами и его надо искать в городе? Снова взгляд Каляева прошел от теней города к взблескивающим плоскостям оставшихся болотных луж. Теперь, когда…

И еще требовался новый цвет. В этот раз мне захотелось чего-нибудь очень короткого и очень рыжего. Словом, хотелось измениться. И над этим следовало изрядно поработать — вдруг наткнусь где-нибудь на улице на Дэна. Или на Дэна с другой женщиной. Господи… Сама мысль встретить его с другой… Вот что в расставаниях самое гнусное. Поразительная легкость, с какой представляешь, как человек, с кем еще пару недель назад ты гуляла под ручку, касается языком губ твоей преемницы. Честно говоря, мне совсем…

— Это вы?.. Я только что получил телеграмму о том, что Штольц проверил и подтверждает всё, он успел уже на три дня раньше… Я не особенно доверяю Штольцу… Да, да… Я имею на это основание и всё-таки еду сам… Он вышел, на ходу поцеловал в щеку Веру и вскочил в машину. Шофёр вовремя нажал рукой рычаг, отпуская тормоз, и машина, загудев, понеслась к пристани. Это было ровно в девять часов вечера, 25 июня 1925 года [1] . В половине девятого, в тот же вечер, с запада прилетел двухместный аэроплан,…

Он замечает, что его утренняя клиентка сидит в Центральном Парке. Он срывает маску с известного анархиста, пытающегося сойти за няньку с коляской. Проворно он пересекает улицу, дуя в полицейский свисток и одновременно повергая анархиста наземь одним ударом своей мощной руки. ― Воздержитесь, сэр, кричит полицейский, прибывая на место происшествия. Не полагается бить уважаемых нянек на проспектах Нью-Йорка! ― Дурак! отвечает ему Нат Пинкертон. Неужели вы не видите, что это ―…

— Скоро ты прекратишь это? — рявкнул отец. — Пусть мальчик поиграет, — заступилась бабушка. Моя мать лишь улыбнулась. — Этот карапуз, — поведала всем бабушка, — когда я попыталась вытянуть его из кроватки, чтобы поцеловать, ударил меня по носу! Они снова заговорили о своем, а я продолжил играть на пианино. — Почему ты не настроишь инструмент? — нервничал отец. Потом меня позвали навестить моего дедушку. Он не жил с бабушкой. Мне говорили, что дедушка плохой человек и от него дурно пахнет. …

Я сразу догадался, что именно она, мисс Миг, на протяжении всего вечера разыгрывала исчезновение. Малобюджетный иллюзион, отметил я про себя, каждый артист работает в нескольких номерах. И эта особа ничем не лучше прочих. — Что-что? — переспросила жена. — Опять я бормотал? Честно признаться, мисс Миг произвела на меня отталкивающее впечатление. Она выглядела так, будто успела сойти со сцены, переоделась за кулисами в мешковатый, не глаженый твидовый костюм с пятнами соуса и травы, растрепала…

Левой рукой он легонько натянул кожу у нее под грудью, чтобы удобнее было писать, и заметил, что от его прикосновения у нее удивленно приподнялись брови, а губы дрогнули в немного растерянной улыбке. Какие все-таки люди жалкие и беззащитные! Он почувствовал, что в нем просыпается неуверенная радость - давно уже ему не работалось так легко, собственно, со времени его первого и, бесспорно, лучшего романа, который написался как будто сам собой и сразу же сделал ему имя. С ним происходило то, чего не…

Я даже слышал, как двое взрослых за моей спиной сказали про меня: «Это замов сын». Сначала я не понял, а потом догадался: мой отец заместитель, сокращенно — зам, а я его, значит, замов, сын. Вот так. И зря мама сердится, обзывает его Несчастным Скитальцем, потому что те двое взрослых слово «замов» сказали очень уважительно. Получилось даже, что они сказали уважительно обо мне, хотя я обыкновенный четвероклассник и, ясное дело, ничего такого пока не заслужил. Просто уважение к папе как бы на меня…

Ира в истерике. Я тогда еще не окончательно поселился у нее, жил на два дома (а у жены отдельная квартира, да и у моих родителей отдельная, так что коммунального опыта у меня никакого…) и все не мог понять: в чем дело? Я его даже, какмужчина мужчину, просил, угрожал, даже встряхнул пару раз - ничего не помогает. И в какой-то момент я понял, что надо что-то предпринимать, потому что дело может кончиться плохо. Ира (и откуда столько сил в хрупкой женщине…) после очередного случая вдруг не выдержала,…

– Чтоб вас черти сожрали, хулиганов! И дверь тихонько прикрыла. *** Дверь отворилась, и в большую синюю комнату, весь в волосах и бороде, вошел человек. Следом за ним – девушка с круглым румяным лицом. Волосатый уселся в глубокое кожаное кресло, а девушка, подойдя к письменному столу, достала из ящика пачку листов машинописного текста, вложила их в папочку и робко протянула волосатому. Он благосклонно принял. *** Серая шляпа беспокойно замелькала над оживленной толпой, осаждавшей…

Однажды ночью я проснулся от пронзительного воя, который потряс меня до глубины души. Отчаянье, тоска, боль - сколько чувств было в этой одинокой песне. Леденящий душу страх наполнил мое жилище: в этой песне была часть меня, о которой я не знал и которой я жутко боялся. Но вой сломал лед, сковавший время вокруг меня, тем самым предзнаменуя конец периода, который я назвал Зимой. Время... Алистер Кроули говорил: «Когда-то я тратил время - теперь время тратит меня». Скоро рисунки на окне поднялись…

Теперь он не страшится одиночества. Ему больше не одиного с собой. Закурив сигарету, он смотрит в монитор. Говорят, если очень внимательно посмотреть в его глаза, то можно увидеть глубоко внутри осколки разбитого стекла. Романтичные доброжелатели говорят, что это его сердце. А он знает, что это. Всего лишь битое стекло, которое не нужно трогать, чтобы не было больно. ------------------------------------------------------------------------ С тех пор, как он ушел. Теперь он знает ответ…

– А ты, значит, понял, что к девочке едешь, и принарядился? – Куда уж мне! В кавалеры я ей по годам не подхожу – если возьмусь разыгрывать подобную роль, только все дело испорчу. Запишет меня в категорию приставучих самцов-перестарков и относиться будет с презрением. Никакого контакта не жди. Было б ей лет тридцать, тогда – да: не прояви я к ней мужского внимания, она моментально пришла бы к выводу, что либо она плохо выглядит, либо я импотент, и дальше только об этом бы и думала. А к Вашей проблеме…