Современная проза

– Приехали, – донесся до меня сквозь сон голос водителя. Открываю глаза и вижу в автобусном окне свое помятое отражение вместе со всей обычной вокзальной живностью вокруг. – Спасибо! – выходя из тесного салона, крикнул я. Встал на отполированную за много лет ногами пассажиров и атмосферными осадками гладь кирпичной мостовой. Главная площадь еще не успела обрасти мелкими вредителями-торгашами, а все официальные магазины в это время были закрыты. Вокруг никого не было, только вдалеке мельтешили…

Время шло, и как не странно, с возрастом наше отношение с братом поменялось друг к другу, и даже я смогла доверять ему свои тайны… Может это ещё связанно с тем, что он начал встречаться как раз с моей Пулькой, а она мне как моё второе я, как сестрёнка! Вполне уместно вставить шутку: «Инцест дело семейное!», но, пожалуй, забудем об этом! С юмором у меня всегда было плохо… Пулька всего на год младше меня, но дружим мы с ней с детского сада. Вот уже там мы начали чудить… Я всегда поддерживала её безумные…

– Не в этот раз. Выходи и гуляй. – Ересь какая-то, он нормальный вообще. Он вообще он? – История умалчивает. – Ладно, давай поразмыслим. – В этот раз, повторюсь, придется самим. – Значит, точно он. Придурок. Родитель хренов. Что, не дают ему? – Случается. – По ночам рыдает? – Пытается. – Мечтает? – Да. – Говорю, о чем? – С сороками дружить. – Уже не смешно. А мы-то зачем: не чувствую в себе орнитолога. – Мы сами со себе. – Как это "сами по себе". Где тут баба какая-нибудь…

Мостафа поднял глаза верх, уже немного опьянев от выкуренного утром хэша и сделанных ранее нескольких глотков чанги, мысленно возвращаясь туда, где когда-то был счастлив; где, его приемные родители, каждый год, в сентябре, чистили водосточные желоба на крыше, и он, крутился около хлебных прилавков, вдыхая сладкий аромат свежеиспеченных булок, в которых, по сути, не было ничего, кроме воздуха; и его желудок, тут-же, стал совсем ситцевым, и голова закружилась от этих воспоминаний, и китайские фейерверки,…

Сергей Никанорович, никогда и виду Ей не показал, что влюблён. Другие судачат, мол, пьяница. Что ж, пусть мелят. Главное, чтобы Она не знала. От Неё, и только от Неё, Сергей Никанорович чувства свои скрывал, пламень груди своей не показывал… Прекрасная Ребекка Она лежала, глядя в потолок. В углу копошился большой рыжий паук. Бессмысленный и одинокий. Казалось, будто она отдыхает, уставившись бессмысленным взглядом в одну точку. Мы зашли вместе со старшими женщинами вслед за толстым…

– Ничего, скоро отпустит. Когда становилось легче, поднималась, начинала ширкать тапочками по комнатам, по двору. Обеды варила, кур кормила, посуду мыла, стирала в тазу их с Мишкой и свои вещички худенькими, коричневыми от старости ручками. Просила внучку: – Выжми, Галенька, а то у меня в руках силы не осталось. Быстро уставала, и шла к своей кровати – отдохнуть. Кровать эта, стоило Мишке пробежать мимо, звенела пружинами. Прямо музыкальный инструмент, наподобие папиной гитары, что висела в…

А потом, снизу вверх, смотрел смирно на неё… ну и, понятно, ждал… Она была во всём тёмно-цветастом, старушечьем, – как я, родом деревенский, и привык видеть таких старых-старых. Полная, тяжёлая; но на сцене, с первого проигрыша гармони, сделалась поворотливой, размашистой. Спела немного, но уж – и «Валенки». …Разумелось само собою: где-то вокруг, на отдалении, рукоплещет и радуется весь стадион, весь, пожалуй, тот, где я служил, город… да и родители мои, хоть вдалеке, вся Родина моя… её-то!..…

В классе воцаряется тишина, начинается занятие. – Итак, все выучили произведение? Кто хочет ответить? – привычно интересуется Лидия Петровна. Она поправляет очки, оглядывает класс. – Как всегда, лес рук, – констатирует она. – Что же, первым добровольцем у нас будет…  Ширяева.  Ну, смелее, Агата. Агата выходит к доске и начинает: – Я помню… Я помню… Я помню. В классе раздаются редкие тихие смешки. Но кто-то шелестит страницами и шепчет подсказку: «чудное мгновенье». Рябова замечает предсказывающего:…

Однако многие любовные лодки разбиваются о прошлое, которое мы ежедневно тащим в своё настоящее. К тому же частенько из меня, например, активно лезет правда. И тогда я перестаю себя контролировать, начинаю её говорить, говорить, говорить, иногда – орать. Потом к этому добавляется алкоголь, и правда становится гипертрофированной, как циррозная печень. И не такой уж правдивой, но достаточно удобной, чтобы колоть ей… в незаживающие раны… Мне сносит крышу. И я становлюсь главным героем дурацкого спектакля,…

Дай сигарету. Ага. Скоро, блин, придется самосад выращивать, как дед мой, Царствие Небесное. На днях комиссия заявилась, по поводу Родьки. Три бабы: Львиха из сельсовета, еще какая-то тётка и сучка легавская. Ничё такая, хоть и по форме. На каком, говорят, основании вы удерживаете малолетнего Карпова Родиона. В связи с тем, что по факту он остался сирота, то надо его в детский дом определять. Тем более, что у вас условия не соответствуют. Там эта дура полицейская всё стервозилась, брови нарисованные.…

Налюбовавшись родной для себя идиллией, Саша, не боясь наступить или разбудить кого-то, быстро слез по ступенькам с кровати и также быстро подошёл к шкафу, в котором весела и лежала одежда. Стоит сказать, что у Саши не было брата или сестры, спал он на втором ярусе кровати потому, что так ему нравилось больше. Ему раньше казалось, я что он словно «Сокол тысячелетия» парит над комнатой, как над мирами, что потолок-это небо, до которого рукой дотянуться. Сейчас это просто сделалось привычкой. …

Перед Ухтой в купе было свободно два нижних места. На них и разместились вновь прибывшие модераторы, зачинщики дискуссии. – Опять отходим с задержкой, нет у нас в России западного порядка, – дежурно, без ноты осуждения, скорее утвердительно заметил «европеец». На что круглолицый, до этого успевший деловито разместить на столике свою посуду – объемные кружку и чашку из фарфора, пластиковые боксы с едой, минералку в стеклянной бутылке, округлив карамельно-коричневые глазки-пуговки, живо отреагировал:…

По периметру площади, пропуская горловины разбегающихся в гору улиц, толпились двух- трехэтажные строения, чудом уцелевшие во время минувшей войны. Такова она – трогательная безмятежность провинции с непременными Соки-Воды, парикмахерской, вареничной, Домом одежды с полутемным коридором и запахом пыли, от которого становилось беспокойно в носу и наворачивались на глаза сладкие слезы. Еще Дом учителя с широкой мраморной лестницей под красной дорожкой, ведущей к подножью бронзовотелого вождя, к потокам…

Теперь нужна только искренность. Неприглядные откровения. Честность без убогих попыток анализа, попыток оправдаться и подведения случившегося под общий знаменатель Великого Вопроса или Великого Смысла. Нужна мерзкая, грязная, тошнотворная, постыдная правда. Самый желанный деликатес. * * * «Заткнись, заткнись, заткнись, я больше не могу слышать музыку». Он играл на гитаре часами. Перебирал струны, пытался что-то сочинить или просто тренировался, я не знаю. Эти монотонные, однотипные мелодии,…

– Фригг, дорогая, не волнуйся так, – сказал он мягким примирительным голосом. – Ты ведь впервые остаёшься в Асгарде на зиму. Я уже дежурил, и Сигне в прошлом году… А Хёд – даже дважды. Скучновато, но потом даже интересно. По-своему. – Это напоминало мне о маяке, – отозвался Хёд, который сидел с Эйр у дальнего конца стола. – Маяк – Асгард, а кругом замёрзшее море, запорошенное снегом… – Никто не хочет поменяться?.. Или остаться со мной? – со смутной надеждой спросила Фригг. – Ты ведь знаешь,…

Платье, в котором мне предстояло сегодня подняться на сцену, спокойно струилось своими шелковыми складками с плечиков и ждало своего часа. Туфли…конечно же они тоже готовы. Атласные лодочки на высоком каблуке, как всегда, идеально подобранные к цвету и стилю наряда. Бриллианты (твой подарок перед нашим расставанием) сверкают в красной коробочке в форме сердечка. Через час приедет Вероник чтобы привести в порядок мою прическу. Ну, а с макияжем я справлюсь сама. Я, по-прежнему, не доверяю это никому.…

Тогда не жди — бегом переворачивай страницу и — добро пожаловать в мир мыслей, эмоций и чувств прекрасной половины человечества. Пристегнись… И удачного путешествия. Глава 1. Химия, или С чего начать? Так задолбало это всё! Этому подскажи, тому намекни. Как же сложно всё в отношениях! Хочется лёгкости, любви и гармонии. Вот бы существовала книга про нас — женщин. Чтобы отдать её почитать со словами: «Это инструкция к женщине. Интересно? Так изучи!» — Киса?! А давай напишем? —…

Ощущая себя смертником, как предсказал инфекционист, Роб мечтал об одном – передать свои гены в будущее. Но как это сделать, если любопытные американские бабенки, потенциальные невесты, всё готовы про тебя разнюхать! Полицейские сайты облазят, лишь бы компромат найти, если он там есть. А он на Роба был! Затянувшись ментоловой сигаретой, попивая колу с ромом, Роб размышлял, какая жена может стать для него лотерейным билетом. Супруга ему очень нужна: адекватная, здоровая и красивая мать его будущих…

– Стас, я ж не нянька. – Ей восемнадцать, нянька ей не нужна. Ей нужен контроль. И ты его обеспечишь. –Я не… – продолжить я не успеваю, мою речь перебивает женский смех. В дом, подобно тайфуну, врываются три девушки и замирают в дверном проёме прямо напротив меня. Та, что стоит по центру, медленно снимает солнцезащитные очки и надевает на каштановые волосы как ободок. Она улыбается, и я откровенно засматриваюсь на незнакомку, таких завораживающих улыбок я ещё не видел. Видимо, девушки пришли…

Ещё позднее, когда волей-неволей пришлось выяснять на собственной шкуре, что не существует такой обобщённо-однородной категории как народ, а есть лишь очень условная сумма индивидуальностей, из очень непростых взаимоотношений между которыми и складываются события, а уж из них то, что именуют историей, передо мной неожиданно высветилась парадоксальная истина. История – это всего лишь скелет, схема, на которую нанизываются коротенькие человеческие судьбы, и нет среди них лишних и ненужных. Эти судьбы…