Современная проза

– Будут адвокат Сунь, господин Огава и еще несколько приятелей, всего человек пятнадцать, – сообщил мне мистер Миллер. Господин Сунь – китаец. Огава – японец из префектуры Н. Вчетвером мы образуем группу по изучению китайского языка. «Изучение» – слишком громко сказано. Просто мы болтаем друг с другом по-китайски. И для меня, и для Агавы, и Суня было бы полезней разговаривать на английском языке. Почему же мы взялись за китайский? Наверно, потому, что нас приглашает мистер Миллер. Но в конце концов…

Нет. Попросту говоря, ему не терпелось выяснить, кто такая эта плачущая незнакомка. У него не было ни малейшего сомнения, что сегодня она вернется, стоит ему только заснуть. Он лег в одиннадцать и, проснувшись в три, расстроился, что проспал чудо. Может, соседний городок сгорел от удара молнии, может, землетрясение уничтожило половину земного шара — он спал как убитый! Недотепа! — упрекнул он сам себя. Откинул простыни, подскочил к окну — и убедился, что действительно проспал все на свете. …

Чувство юмора у него восхитительно. Однажды, выехав на своем «мерседесе», в шлеме авиатора, чтобы не рассыпалась прическа, он превысил скорость всего лишь на несколько миль, и полицейский на мотоцикле заставил его съехать на обочину. — Следуйте за мной, — сказал полицейский, — до Магистрата в следующем городке, где вам влетит. — Следуйте за ним, — велел он своему шоферу-капралу. Полицейский, видите ли, не узнал человека в «мерседесе», поскольку на нем был шлем авиатора, однако охранник Магистрата…

Жизнь на новом месте вначале удивляла, потом нравилась, позже раздражала, но через несколько лет стала привычной. Работа, дом, вылазки на природу, на Новый Год и летом поездки в Москву. Словом, ничто не предвещало скорых перемен... Но человек предполагает, а Вселенная располагает. 2. Вечер, предшествовавший поворотному моменту судьбы, ничем особенным не запомнился. Телефон на столе Шишкина не умолкал, а сам Степа невразумительно бурчал что-то в телефонную трубку, надеясь, что клиенты оставят его…

Но есть и другие примеры. Таков высокий пример Платона, утверждавшего, что книги подобны образам (должно быть, он имел в виду статуи и картины), которые кажутся живыми, но не ответят нам, если мы их о чем-то спросим. Чтобы исправить этот недостаток, Платон придумал диалог. В диалогах Платон реализуется во множестве персонажей: в Сократе, Горгии и других. Возможно также, что после смерти Сократа Платон хотел утешить себя мыслью, будто Сократ продолжает жить. Сталкиваясь с любой проблемой, он спрашивает…

В иных местах мать гораздо словоохотливей, правда, попадается много сокращений и туманных намеков. Кое-что мне удалось разгадать. Иные события почему-то нелепо переиначены. Встречается чистая выдумка, и ложь, и полная несуразность. Часто упираюсь в какую-нибудь бисером выведенную абракадабру, например — «Яни учохини нитъясобини, тенини лсини шельбоини чатьолмини». Иногда сверху или сбоку на странице написано всего одно слово — размашисто, без видимого смысла. На одной странице синими чернилами —…

Подумать только, письмо с Запада, пришедшее на Бетховен-штрасе, где время давно остановилось – лет сорок пять тому назад! Боже мой! У меня это даже в голове не укладывалось, я сидел на кухне, держа письмо в руках. Узор на кафельных плитках – три голубых бубенчика справа смотрят вверх, три голубых слева – вниз, тысячу раз я это видел, но теперь будто впервые разглядел. Чайник на плите, грузинская баночка со специальной чайной смесью на полке, но здесь же и новое для наших мест печенье с Запада – «Лейбниц».…

По возвращении домой я поняла, что американские представления о женском теле слишком далеки от культа йони и восточного мировоззрения. Даже сексуальная революция 1960-х привнесла в эту сферу только одно: женщины стали сексуально доступней для мужчин. «Нет» 1950-х просто сменилось на постоянное, готовое на все «да». Это продолжалось вплоть до расцвета феминизма в 1970-х, когда появились разнообразные альтернативы, от традиционных религий до фрейдизма, от двойных стандартов сексуального поведения до…

Я веду диалог со своим животом на протяжении трех лет. Я вошла в него, в его темный, влажный, скрытый мир, чтобы выведать все его секреты. Я говорила с женщинами в хирургических клиниках в Беверли Хиллз, на жарких пляжах Рио де Жанейро, в спортзалах Бомбея, Нью-Йорка, Москвы, в суетливых, переполненных салонах красоты в Стамбуле, на юге Африки, в Риме. За редким исключением встреченные мною женщины ненавидели как минимум одну часть собственного тела. Всегда находилось что-то, что они хотели бы поменять.…

И вскоре соперник объявился. На очередной литературной странице «Комсомолки» был опубликован рассказ Юрия Нагибина «Любовь». Повинюсь: это имя тогда мне мало что говорило. Ведь я с юных лет писал стихи, и в Литературный институт поступал как поэт, напутствуемый рекомендациями признанных мэтров — Владимира Луговского и Павла Антокольского. Посещал поэтический семинар, и лишь в самом конце учебы — когда вдруг ощутил потерю поэтического голоса, — решил попробовать себя в прозе. Диплом защитил несколькими…

Текст № 6. «Из глины он лепит человека…» Из глины он лепит человека. Потому что он отец ему. А для вас у нас приготовлены два предмета: цветная бумага и соль. Не из глины. Из муки мы печем печенье, и здесь все в порядке. У нас есть такая длинная проволока, что мы можем натянуть ее между странами. Один конец проволоки прикрепить к колесу обозрения в техасском парке, а другой к «чертову колесу» в Москве. Но из глины он лепит только человеков. Поэтому они умирают один за другим. Для вас у нас приготовлены…

У каждой истории есть предыстория, в которую она уходит корнями и без которой невозможно толком описать происходящие события. Так и здесь — чтобы стало понятно, почему мы вели себя так или иначе в этой ситуации, начать придется издалека. Семья наша состояла из трех человек: муж Иван, сын Лешка и я. Больше родных не было, кроме сестры мужа — Лешкиной тетки, все остальные умерли. Жили мы крайне бедно, настолько бедно, что ни перестройку, ни прокатившиеся по стране катком инфляции практически не заметили…

На раковине в ванной комнате до сих пор стоит пустой флакон из-под одеколона «Брут» и пузырек с капсулами витамина Е. (Спун считал, что без витаминов он не может нормально трахаться). Отчего-то я не могу выбросить этот хлам, не могу даже сунуть его в чемодан и запихнуть в стенной шкаф. Не говоря уж о том, чтобы вывалить в мусорное ведро… Когда Спун заявился ко мне, сбежав с морской базы в Йокосуке, в обеих руках у него было по тяжеленному чемодану со всем его барахлом, уложенным с педантичной аккуратностью.…

Милый, дорогой дед! Проводили его на пенсию односельчане с улыбкой, тронутые этой исповедью… А старик, воротясь домой, созвал соседей, тех, кто годами постарше, и прочел им свой «Последний завет старого банковского кассира», вот что в нем было сказано: «Другого никакого имущества у меня нету, а оставляю я в наследство внуку моему Аурелу этот стул с плетеной ивовой спинкой и предсмертным голосом своим завещаю помянуть меня вместе со всеми на третий день по переселении моем в горний мир и на. девятый…

Госпиталь Ночь, рассказывает «дед» Евсиков: – Короче, мужик пошел к одной бабе, ну, кинул палку, ну, дал ей в рот, нормально, да… А потом захотел ее в жопу выебать, ну, баба, типа, согласилась, ебет он, короче, ее в жопу, да, а баба вдруг перднула, и у мужика потом хуй отсох, вот… – Пиздец, – вздыхает кто-то. – Не повезло мужику. – Так что в жопу лучше не ебаться, – заключает Евсиков. – Опасно. Госпиталь переполнен. Находчивый полковник медицинской службы Вильченко приказал сдвинуть койки.…

Перек опубликовал более двадцать книг, но среди них нельзя было найти двух схожих по стилю. В «Заметках о том, что я ищу» Жорж Перек пишет: «Если я пытаюсь определить то, что нашел, понял, что нужно делать, с тех пор как начал писать, то первая мысль, которая приходит мне в голову, – это то, что я ни разу не написал двух похожих книг, что у меня никогда не возникло желания повторить в книге формулу, систему или манеру, разработанную в книге предыдущей». Писатель настолько непохож на себя прежнего…

Интересно, а чего этот хмырёнок тут забыл? Ну, я-то, - понятно. Я по этим залупинским хуторам топаю, потому что так безопасней. Хотя всё и утряслось, но привычка есть привычка. А он-то чего здесь посеял? Какая, на хуй в жопу, разница… Хм, колесо у него как живое покатилось. Если оно живое, то любви между ними нет, это очевидно. Однозначно, как сказал бы некий, всем такой знакомый персонаж… Ну чего ты его катишь, как Сизиф свой камень? Да… А ведь он, наверное, хотел попросить меня, чтобы я ему помог.…

- Со мной скучно? - Без него скучно. - Полно же тут твоих сверстников, - лето, полгорода в Абзаково сейчас. Ё-моё, бритва совсем тупая… - Новую возьми. Сверстники! У нас в посёлке одни мажоры. А в лагерь меня не пускают. - Мажоры, значит? А ты кто? - А я не мажор! «Мажор», - это не только папины деньги, это папины деньги, плюс образ мыслей. А образ мыслей у меня, не как у мажоров. Я отрываюсь от бритья, восхищённо смотрю на Пашку. Да. Это мой старший сын, и ещё это мой лучший друг, - так тоже…

Сам же говорил: либо — либо. Ну вот! Он деловито смотрит на часы, будто куда-то спешит, но… неужто не вспыхнет в нем хоть одна крошечная искорка? До чего же он сам себе противен. 2 И вот ранней весной и еще более ранним утром он прибывает в Управление лесохозяйства. Контора залита солнцем. Ходят люди. Женщина, мужчина. Еще женщины. Он медленно переступает порог, ощущая в кармане приятную тяжесть пачки блестящих рекомендательных писем. Телефоны встречают визитера веселыми трелями. Управляющий…

– Я и забыла, какой ты прекрасный любовник. Он приподнял было голову, чтобы ответить: «Потому что ты не любила меня», но вместо этого вытянулся на смятой постели и прошептал одними губами, будто оправдываясь: – Я давно научился… что ж ты хочешь… Глава 2 На следующее утро он предложил ей пойти куда-нибудь позавтракать, ибо прекрасно помнил – хотя это немного смахивало на мазохизм, – как любила Беатрис выставлять себя напоказ: именно это, как он думал, заставило ее порвать с ним пять лет назад…