Современная проза

Я усмехнулась. - Хммм… Он рассмеялся и обнял меня крепко, целуя в макушку. - Тогда Вегас, завтра же. Я сонно приподняла голову. - Не думаю, что мои родители будут довольны. Он прочертил кончиками своих пальцев вниз и вверх по моей голой спине, нежно лаская меня. - Чего хочешь ты, Анастейша? Вегас? Большую свадьбу со всей помпезностью? Скажи мне. - Не большую… Только…

«Греки все гордые, прямые, у них, должно быть, надменные лица? — подумал Владимир Королев. — Даже в самом слове «эллины» есть тугой звук тетивы». И наблюдал. Странно, но к некрасивым людям Володя проникался симпатией. Некрасавцы и некрасавицы делают сами себя. Они, как правило, независимые люди. Среди них мало журналистов. Вот переводчица Галя — смуглая, горбоносая, глаза навыкате. Что-то есть в этом возбуждающее. «А может, я извращенец? — равнодушно подумал Королев. — Или болезнь совсем доконала?»…

как Лю выглядит. Я не помнил ни цвет волос, ни форму губ… Я поспешно нырнул под одеяло, накрутил на спираль фотобачка пленку, проявил, высушил вентилятором. С ее изображением в розоватой от лабораторного света ванночке можно было делать все, что хочешь. Можно недопроявить. И тогда Лю остановится в прозрачном и почти пустом мире. Можно подольше подержать, и она станет темной, томной красавицей с мерцающими зрачками. Но на нее хищно надвинутся вот эти деревья и насядут облака. Все в моей воле,…

« Завтра утром доставим вас на место». — Ага, к черту на рога. Они нашли бар и пили пиво до вечера. Джек рассказывал Эннису о грозе, которая год назад убила на горе сорок две овцы, про то, как от них странно воняло и как они распухли, про то, что виски там наверху понадобится немало. Он говорил, что подстрелил орла, покрутил головой — показать перо из орлиного хвоста у себя на шляпе. Кудрявый и смешливый Джек на первый взгляд казался довольно симпатичным, но для невысокого человека у него были толстоватые…

Разгулялась зелень, вынырнула из небытия, из ничего, из корявой ветки, из мертвого сна. Вынырнула, выплеснулась, вымахала и пошла. Пошла хлестать, темнить-хлестать, теснить-хлестать. По головам, по душам, по изумленным растопыренным взорам, дворам, подворотням. Сказано — сделано, сделано — сказано. А поверх всего, поверх голов и дворов, и дерев, и заборов, и лиц — сетчатая поволока белых дурманящих бутонов. Бутончиков-бубенчиков. Бубенцов. Звенящее семя, томящее семя, семя выброшенное в свет,…

Мы жили в большом старом дворе, состоявшем из нескольких двориков, которые обычно называли небесными колодцами. Как знак детства остался в памяти высокий порожек, через него приходилось перешагивать, выходя из низкой дверцы. За порожком начинался задний дворик, где и жила ты. Там росла старая ива, которую однажды раскололо во время грозы от верхушки до самых корней. Падая, она ободрала черепицу с крыши и вытянулась во всю длину двора. Говорили, не иначе как в ней поселился дух змеи, оттого и поразил…

Заинтригованный, он быстро пристрастился носиться рядом, выписывая в пустом пространстве над бездною красивые замысловатые фигуры. Он давно размножился до первоначального размера, но всё равно оставался безмерно одинок и, даже чувствуя стимулирующую вибрацию мириадов своих составных частиц, тосковал, что сам уже не является частью чего-то большего. Он маялся отсутствием цели и, как сказали бы мы, коротал время в смутной надежде, что весёлая ватага товарищей вернётся, и подберёт его, и унесёт прочь…

Банально, да, и не он первый, не он последний. А всё ж таки влюбился до одури и хотел поступить по-честному, не стал врать жене, но та, в фанатичной решимости удержать его, была абсолютно безжалостна в абсолютном перед ним унижении, и… Короче, уйти не получилось, и, следовательно, разлучить их с Галей и освободить его могла только смерть, которой он, — как выясняется, если не кривить душой, — ждал, ни разу за много лет не позволив преступной мысли оформиться… Его недолгий и неуместный восторг сменился…

Гирокомпас не был запущен, посему шли мы как в библейские времена, ведомые лишь святым духом. Ну и амбрэ было от этого духа...! Поначалу ориентировались по береговой полосе, чтобы в берег не въехать, а вот когда стемнело... я очень живо припомнил песенку нам бы, нам бы всем на дно.... Ну, думаю, так вот и погибают корабли!, и очень-очень захотелось до ветру, и как назло сменить некому(!), второй трезвый приводил в чувство штурмана (было очень хорошо слышно как его тело бьется о переборку). На капитана…

В сущности говоря, ей ведь было очень плохо. В самом деле: она глубоко переживала разрыв с этим человечком. Все у нее плакало внутри и не находило утешения; однако, как у настоящей поэтессы, в душе Аннушки, выражаясь по-научному, произошло замещение: настоящая печаль приняла форму нелепого стихотворного фантома. Аннушка выпросила у сестры ключ — сестра уезжала в отпуск — и осталась в ее квартире на ночь одна. Стояло лето, ночь была белой. Всю ночь поэтесса старательно курила (она не очень заядлой…

Приехав на место, Василий Петрович обнаружил: во-первых, огромное спокойное озеро стального цвета, по которому то тут, то там разбросаны были островки-кочки в елях, соснах да березах; озеро было первым, что заняло его внимание. Во-вторых, конечно, деревня. Большая, богатая, светлая Сюрьга, вся растянувшаяся вдоль озера; и дома — не по-русски высокие, двухэтажные, все как один смотрели туда, где на дальнем горизонте чернел лесок противоположного берега. Сотни — так показалось Василию — черных остроносых…

Итак, нам оставалось обратиться в Эффиди или в Заабат. В деревне уже были женщины из Эффиди, и, признаться, они вполне нас устраивали. Зато наш опыт с женщинами Заабата оказался неудачным. Тем не менее мы не собирались вновь умолять жителей Эффиди осчастливить Эдду какой-нибудь девушкой. У природы свои законы: не следует постоянно брать жен из одной и той же деревни. Вот и пришлось нам обратиться к жителям Заабата. Они мне совсем не нравились, но, если б я только посмел воспротивиться почти единогласному…

Европейские торговцы обвиняли левантинцев в том, что они, не закрывая своих лавок в установленные часы, нарушают законы о труде. Инструктор по вопросам труда, «занимавшийся проблемой», разрешал спор, заявляя, что торговые предприятия левантинцев носят семейный характер. Однако злые языки позволили себе усомниться в порядочности высокопоставленного чиновника, разнося по городу слухи о том, что сам эксперт давно уже «в кармане» у одной левантинской акулы, потерявшей все зубы оттого, что не одна рыба…

На озере двое гребцов скользили в маленькой лодке. На цементе набережной, болтая босыми ногами над грязно-серой водой, сидели зеваки и наблюдали за гребцами, перекидываясь обрывками фраз. Изо дня в день одно и то же: те же гребцы в лодках, те же зеваки на берегу, которые довольствуются созерцанием, раз уже самим кататься не по карману. Пруд с рыбками неподалеку от озера зарос водорослями, подернулся бесцветной тиной, на фоне которой желтели, синели и алели разноцветные водяные лилии. Воды в пруду…

Он вышел из дому, сел в машину. Фары разметали темноту. Он не знал, куда едет, отдав себя во власть дороги. То и дело высвечивалось знакомое дерево или указательный столб, и снова сплошная темень, езда вслепую. Держа руки на руле, он клевал носом, встряхивался, разговаривал сам с собой и умудрялся при этом замечать крутые повороты, чудом не сталкивался с редкими встречными машинами. «Что я делаю? Совсем спятил!» — пробормотал он, когда, свернув с дороги, чуть не налетел на железнодорожный состав…

Но не успел. Оцепененье настигло всё — глухое, обморочное, и старик уже не задышкой — им зашёлся, воздуха лишившим, онеменьем этим, в какое-то мгновенье охватившим и его, человека, и всё живое вокруг и неживое, все звуки, движенья, даже осокорёк молоденький, незнамо как занесённый сюда и вылезший за штакетником, только что шевеливший изреженными своими, в чём душа держится, листками, но замолкший враз, даже чёрный этот кривой, вразнобой глядящий штакетник… На миг долгий оцепенило, неизвестно сколько…

Сергей шёл в середине колонны. В экспедиции он оказался впервые. Сегодня пошли уже вторые сутки пути, но всё происходящее вокруг представлялось пока только игрой. Игрой во что-то неизвестное, и чрезвычайно интересное. Возглавлял шествие Александрыч, таёжник опытный и много повидавший на своём веку. На вид ему лет сорок. Сам родом откуда-то из-под Екатеринбурга, из далёкой глухой деревеньки. Среди людей, Александрыч слыл человеком честным, прямым, но в то же время угрюмым и неразговорчивым. На все…

Взглянув на лежащую рядом на животе и призывно посматривающую на него Анну, он деликатно пояснил: – Она несколько возбуждена… Анна возмущенно ущипнула его, но он не смущаясь, чмокнул ее в оголенную ягодицу и добавил: – Ты же не хочешь, Кать, чтобы твои ученики ходили в приподнятом настроении после встречи с ней… – Не хочу, – опять рассмеялась Катерина. – Так что, давайте, успокойте там друг друга… Евгений хмыкнул и, поблагодарив за такое напутствие, положил трубку. – Благословение…

Обедали мы с Надей на проспекте Революции в ресторане «Бристоль». Все предвоенные годы я видел огромные окна этого ресторана из окон нашей квартиры или с балкона – мы жили как раз напротив. За кремовыми сборчатыми шторами там звучала музыка по вечерам, шла своя неведомая жизнь, а в поздний час швейцар, похожий на адмирала, распахивал двери и выталкивал пьяного, тот сразу начинал рваться обратно. Под рестораном были магазины, их разделяла арка во двор, и там, во дворе, жила Надя. А в эти магазины…

В порту Макапа была небольшая русская колония, очень бедная и совсем невлиятельная. Там-то и встретил ту, которая помогла ему пережить весь тот ад, что выпало увидеть и через который довелось пройти. Да! Она была типичной девицей из романов Тургенева. Она и выглядела как типичная тургеневская барышня, белокурая, с томным взглядом голубых очей. Правда, барышня вовсе не кисейная, так как работать приходилось и посудомойкой, и официанткой, и кассиршей. Нужда научила делать все. Звали ее – Елена. По…