Юмор

- Мутная Вода, ты не можешь… Белая кошка отвлеклась от разговора старейшин, обернувшись на группу котов, которая появилась у входа, стряхивая снег с шерсти. Кто-то уже бежал к ним навстречу. - Вы поймали что-нибудь? – выкрикнул один из них с нетерпением. - Да, где добыча? – потребовала ответа еще одна кошка. Глава патруля печально покачал головой. - Извините. У нас ничего не получилось. Надежда, которая витала в воздухе пещеры, стала таять, словно туман при солнечном свете. Коты взглянули…

  На секунду я задумалась, представив себя в груде золота, камней, в красивом наряде... Это мне нравилось. Ровно до того момента, как суровое воображение не дорисовало среди этих ведьминских благ еще и скалящегося в желтозубой улыбке гнома!   - Любить тебя буду газ в неделю и по пгаздникам тоже; вегным буду, Сонечка! - воспрял духом гном, что-то подсчитывая на толстых пальцах.   Я поползла на карачках к спасительному выходу у лестницы. Каждое движение болью отзывалось глубоко под турнюрами,…

— Это неприкрытый акт агрессии против России! Срочно соедините меня с американским президентом Бараком Обамой! — по привычке воскликнул Владимир Владимирович. И вдруг опомнился: стоп! Да ведь нет же больше никакой Америки и никакого Обамы тоже нет! Теплая волна тихой радости охватила и обогрела первое лицо единственного теперь на всей планете государства. В мире больше не было Австралии с ее брисбенскими коалами. Исчез Шенген, a вместе с ним развеялись в прах визы для всех — и тех, кого еще пускали…

ЭМИ : Сама не знаю, как я в это ввязалась. ЧАК (когда она снова легонько бьет по мячу): Чпок! Ииииииииииииии… Ай. ЭМИ (промазав) : Оххххххххххххх… ЧАК : Отскок хороший. Но не сигара. ЭМИ : Удар был неплох . ЧАК : Как бы там ни было, именно за этим я и прихожу сюда, на Лилли-Путь. Ощутить космическую связь с древней антропологией игры. ЭМИ : Ага. И девчонок соблазнять. ЧАК : Чего?! ЭМИ : Ох, да ладно тебе, Чак. ЧАК : Ну кому из парней в здравом уме может прийти…

Послышался тихий смех и одобрительный возглас. — Вот, Джон, маленький, грубый рисунок участка, который я сделал на клочке бумаги. Вот сюда сверху, в левый угол, мы свалили покойников, вырыв их со старого кладбища, и поместили их в ряд одного за другим, без всякого плана, как попало, с дедушкой Джонсом во главе, так уж оно пришлось, и несколько загнутыми кверху близнецами Сета. К концу немножко тесновато, но мы рассудили, что не будет лучше, если мы разъединим близнецов. Ну, а дальше идут живые.…

Марта — потрясающая молодая особа. Ей двадцать четыре года, но больше двадцати трех ей не дашь, что не так уж плохо. Она замужем, и ей такая роль нравится, но еще больше ей нравится роль в этой пьесе. Энрике — потрясающий мужчина. Красив в гневе, воспитан и образован, как никто другой, и тонок, точно лайковая перчатка. Обладает необычайным достоинством — очаровывать всех подряд. До такой степени, что всем хочется сразу же взять его к себе в дом, раз и навсегда. Адела — у, нее парализованы…

Приезжаю как то вечером в свою контору, а меня вызывают на ковер к шефу, и шеф грозно вопрошает, чегой-то я при ремонте употребляю нестандартные детали, неужели с целью заныкаь стандартные, выданные со склада, с целью пропить оные. Я естественно делаю огромные (от отроческой невинности) глаза и требую доказательств своей вины. Выясняется что шефу звонил клиент, и жалобу подала на меня бухгалтерша, под контролем которой, я чинил и заправлял принтер марки Hewlett-Packard, именуемый в просторечии…

И тогда я сказал: – Серега. А давай мы просто с Еней и его друзьями-офицерами до Евпатории доедем, там разбухаемся и дальше, через Севастополь – в Гурзуф вырвемся. Серега сказал: – Нет, Яша. Мы лучше с друзьями-офицерами до Джанкоя доедем, и уже из Джанкоя – в Гурзуф вырвемся. А Еня Алини пусть сам на детском курорте с лолитами на трамваях катается. И еще одно условие: я буду с вами не по билету до Джанкоя ехать, а стюпом. Сказано – сделано. Хотя, конечно, сделать стюб евпаторийскому поезду…

Как Манюськина семью сохранила Это случилось, еще когда Манюськины жили в ухе у Ивана Иваныча. Стал Манюськин от рук отбиваться. Раз пришел вечером навеселе, второй раз да еще вдобавок от него французскими духами попахивало. И в третий раз — опять! Ну, Манюськина поплакала, поплакала, собралась, уже было, уходить от Манюськина, да не хотелось так сразу, с бухты-барахты семью разрушать. И решила она сначала пожаловаться на него, куда следует и может быть даже найти управу. А она слышала, что обращаться…

II. Утомившись, после длинного дневного перехода под свирепыми лучами центрального африканского солнца, я, вместе со своими проводниками, остановился на ночлег в тропическом лесу, сплошь состоявшем из лиан, змей и голодных назойливых львов. Не прошло и часу беспокойного, тяжелого сна, как я услышал крики, беготню, возню и, очнувшись, увидел себя схваченным дюжими черными руками нескольких неизвестных мне людей, очевидно, тех самых, которые так страдали от отсутствия вечерних газет. Не теряя…

— А мы потом этих собак кипятком обливали, — попытался оправдаться Декадент. — Тоже нехорошо. нет в вас меры. То вы хотите козу осчастливить предложением руки и сердца, то собаку кипятком шпарите. Ведь собака вам ничего дурного не сделала? Декадент подумал. — Ничего. — Так зачем же вы ее кипятком обливаете? — Да, теперь я и сам вижу, господин судья, что это было лишнее. — Вот видите. А зачем кошек давить? Существо она чистенькое, никому вреда не приносит, а, наоборот, в хозяйстве полезное…

— Нет ли у вас крючка для застегивания ботинок? Я не могу найти свой. Целый час ищем!.. Почему вы не носите с собой крючка? — Хорошо, — кротко отвечал я. — Теперь я буду носить его с собой. Во избежание задержек на будущее время, я буду также теперь захватывать с собой щипцы для завивки волос, ротонду и головные шпильки. Если вам нужно еще что-нибудь — вы предупредите. Она, очевидно, не поняла меня, потому что отвечала: — Нет, щипцы у меня есть. А вот головные шпильки, если бы вы носили —…

— Не без этого, — неопределенно отвечал я, делая вид, что с аппетитом доедаю соломинку. — Прекрасно. Значит, мы можем непреложно установить, что я именно и есть сивый мерин? — Ошибка тут едва ли возможна. И опрокинувшись на спину и скрестив ноги на груди в порыве возмущения, спросила лошадь с нечеловеческой иронией в голосе: — Значить, по-вашему, я идеал вранья? Значит, смысл и цель моей жизни только в том, чтобы врать?! — Тебе не хорошо, — попытался я деликатно замять разговор. — Вредно…

— Ты чего же это, а? Штрафу захотел? Вот я замечу твой подлецовский номер, тебя тремя рублями штрафа и огреют… — Господин городовой! Нешто я как — по своей воле? Овес-то почем теперь, слыхали? Хозяину я сколько должен привезти — слыхали? 7 рублев. А вы — штрах. Штрах с меня возьмете, а я на других седоках отворачивать его должен. Городовой-то не всегда поблизу. — Ну, ты, разговорился! Дайте ему, господин, полтину — предовольно с него! Езжай, анафема! * * * — Послушайте, господин банкир.…

— И замок в дверях не запирается. — Испорчен, потому и не запирается. Будь бы не испорчен, так запирался бы. — Однако, не могу же я жить в незапертой комнате. — А вы столик к двери приставьте, да и все. Чемодан можно сверху положить для тяжести. — Однако, когда я выхожу из дому… — А зачем выходить? Сидите дома, слава Богу, никто не гонит. Хучь целый день сидите, мы слова не скажем. — А мне лечебные ванны принимать нужно. Доктор прописал. — А вы в прошлом году записывались? — На…

— Еще как, — подхватил я. — Ничто так не связывает человека, как краски. Никакого от них толку, а связывают. Я знал одного человека, которого краски так связали, что он должен был в другой город переехать… — То-есть, как? — Да очень просто. Мильдяевым его звали. Где же ваша картина? — А вот висит. Оригинально, не правда ли. II Нужно отдать справедливость юному маэстро с розовой сыпью — красок он избегнул самым положительным образом: на стене висел металлический черный поднос, посредине…

Труппа состоит всего из трех артистов: 1) Палата депутатов, юная дебютантка, чьи первые шаги по канату еще очень неуверенны. Она опирается то на левую ногу, то на правую, то не опирается ни на одну ногу и тогда впадает в золотую середину. Ее несогласованные движения весьма непривлекательны. Мы советуем ей склоняться только влево: такая поза более грациозна, более пристойна и во время дальнейших представлений может снискать ей заслуженные аплодисменты; а хлопки грубых, мозолистых рук — это лучшее…

И они убивали. К несчастью, по окончательному счету ими были убиты всего пятьдесят два республиканца, из них двадцать пять женщин, тринадцать детей и двенадцать стариков. Суше и Арман действовали получше. Они показали в три раза больше преданности существующему порядку. За это им предоставили место, но не дали трех франков. Единственная выгода, извлеченная Рипопеттом и Маклу из их патриотизма, заключалась в серой шляпе и сюртуке, которые были отняты у вечных врагов общественного спокойствия и…

Тогда двор переезжал то в Сен-Жермен, то в Фонтенебло, то в Блуа; Лувр не являлся постоянным местопребыванием королей. Когда Людовик XIV остановил свой выбор на Версале, Новый мост стал главной артерией, по которой весь город переправлялся с одного берега на другой. В 1800 году не стало уже никакого центра, искали развлечений всюду, где только можно было; парижские театры тогда помещались на бульваре Тампль, он стал средоточием города. Дезожье прославил его своей знаменитой песнью. Бульвары тогда…

Всякий нотариус дважды побывал писцом, более или менее долгое время изучал судопроизводство; чтобы научиться предупреждать судебную тяжбу, не следует ли знать, как они зарождаются? Кто послужит года два писцом у стряпчего и притом не разочаруется в человеке, тот, наверно, не сделается ни судейским, ни нотариусом, ни стряпчим; он становится акционером. Из конторы стряпчего писец бросается в контору нотариуса. Понаблюдав, как играют договорами, он изучит, как их составляют. А если будущий нотариус…