Книги из серии "Рассказы"

В очередной раз перебрав в голове волков, которые могли бы напялить на себя овечью шкуру представителя английского среднего класса, Ник только тяжело вздохнул и полез за сигаретами. Черт! Зажигалку-то отдал. Можно, конечно, воспользоваться автомобильным прикуривателем, но в ритуале с бензиновой зажигалкой заключалась добрая половина получаемого от курения удовольствия. Яркая вспышка пламени ударила по нервам одновременно с ввинтившимся в ночь диким криком сгоравшего заживо человека, и от неожиданности…

– Как ты сумела? Просто не понимаю, как тебе все это удалось. А Нонаине, словно открывая большую тайну, доверительно сообщила: консервы. Все это консервы. Заграничные. – Но какие вкусные! – Только, к сожалению, быстро приедаются. Все они с каким-то майорановым привкусом. Я хотела даже извиниться, чтобы не судили строго мою старомодную кухню. – Прошу прощения! – Снова он в одно время с Кати потянулся за вином, и их плечи соприкоснулись. – Здесь так тесно сидеть! – смущенно промолвила девушка.…

Я бы не хотел оставить эти страницы без двух историй, вполне на мой взгляд, здесь уместных. Первую расскажу не без задней мысли, или вернее, в укор слишком изощренным музыковедам. Итак, в одном из ресторанов на улице Монмартр между порциями мидий «а ла маринер» я вдруг затеял разговор с Джейн Батори о моей любви к Гарделю. И вот что услышал в ответ. Оказывается, она волей случая познакомилась с ним в самолете. «Ну и как вам Гардель?» Голос Батори, этот голос, пропустивший через себя все глубинные…

Утром – было воскресенье и шел дождь – они завтракали в постели и все решили всерьез, надо лишь обсудить заранее последние детали, чтобы это не стало еще одним тусклым путешествием и, главное, еще одним возвращением к прежнему. Они перечислили все пункты, загибая пальцы. Поедут отдельно – это раз. Поселятся порознь, но в одном отеле, где и постараются получить все блага от летнего отпуска – это два. Никаких упреков и осуждающих взглядов, так хорошо знакомых им обоим – три. Встречи наедине, но лишь…

На станции Исабель немножко перетрухнула. А что, если линейка… Но линейка была на месте, возле нее стоял цветущий, почтительный дон Никанор: не хотите ли это, сеньорита, не хотите то… как вы доехали, интересно, донья Элиса все такая же красавица, да-да, конечно, тут шел дождь… О, эта линейка, вытряхнувшая из нее всю душу, пока они доехали до Лос-Орнерос! Все вокруг уменьшилось, стало более хрупким и розовым, чем три года назад, когда еще не было ягуара, и дон Никанор был не таким седым… Нино-лягушка,…

С каким злорадством я представляла себе, что будет в доме, когда мама с тетей узнают наконец о нашей главной игре. Обмороки и визгливый си-бемоль тетушки Руфи – это всенепременно. Затем пойдут стенания о загубленной жизни и напрасных жертвах, затем попреки в неблагодарности, ну и весь список наказаний, которые мы, разумеется, вполне заслужили. И конечно, раздастся знакомое: «Мерзавки! Вы кончите улицей!» А чем плоха улица, что в ней страшного – нам невдомек. Перед началом игры Летисия заставляла…

Наконец на сцену выходит какой-то господин и приближается к микрофону, явно намереваясь произнести вступительное слово, но поскольку публика ждет не дождется Луи, а этот тип ей вовсе ни к чему, хронопы приходят в неистовство, орут истошно, заглушая его голос, и лишь видно, как тот открывает и закрывает рот, уморительно напоминая рыбу в аквариуме. А Луи – величайший хроноп – ему, наверно, жаль пропавшей речи, и он вдруг появляется на сцене из маленькой боковой дверцы. Первое, что видишь, – большой…

И томительно-сладко щекочет где-то внутри с той самой минуты, когда они свернули в Киндберг и оставили машину в огромном старом ангаре, старуха освещает им дорогу каким-то допотопным фонарем, Марсело – чемодан и портфель, Лина – рюкзак и хлюпающие кеды, приглашение на ужин принято еще в машине, посидим – поболтаем; дождь, как из пулемета, какой смысл ехать на ночь глядя, давай остановимся в этом Киндберге, поужинаем, – о, спасибо, ну просто здорово! ты пообсохнешь, и лучше остаться здесь до утра,…

– Никакая я не маленькая! – обиделась Ванда, выпуская дым через нос. – Брось, не обижайся. Правда, жарко до ужаса. Давай разденемся и выпьем вина со льдом. Знаешь, что я тебе скажу? Это все из-за папиного альбома, ты насмотрелась – вот и снится. И это вовсе не искусственная рука, ну а во сне, там чего хочешь. Видишь уже какие! Под блузкой не очень заметно, зато так – да, сразу – взрослая, даже лицо другое. А Ванде совестно раздеваться, ну где там грудь, так, чуть-чуть. Одна туфля Тересы летит к…

Мы дали телу дойти п'oтом, затем Володя плеснул горячей воды на раскалённую каменку. Кипяток радостно зачавкал, зашипел, превращаясь в пар. Здоровый дух заполнил парилку. – На одном только нашем факультете четырнадцать заморских студентов учатся, но их не видно и не слышно. Порой создаётся впечатление, что университет посещает один Баян. Его соплеменники сами руками разводят, изумляются. Не случайно у него имя такое. Ведь на Руси «баяном» называют «разновидность большой гармоники со сложной системой…

Сижу раздетый, в темноте, кровать разложена, постель тёплая; потрогаю деревянную спинку кровати, этот лак на фанере, эту родную щербинку. И когда ненавистный день пройдёт, коснусь снова. Впереди уже будет только желанная ночь. (Он говорил это, забыв обо мне. Я мысленно вторил ему.) Пусть между прикосновениями быстро пролетит день. Чтобы не видеть ничего. Чтобы не слышать никого. Чтобы скорее окутал сон – мой рай. Чтобы, как свободный будто бы. За этим прикосновением темнота… Хорошо. Это –…

Стараясь не тревожить склонившуюся над заводью тишину, неторопливо оттолкнул лодку от берега. Сколько хватает глаз – мелководные просторы, поросшие островками тростника, листьями кувшинки и белыми лилиями. Это настоящее щучье царство. Метрах в десяти, у кромки камышей, – мощный всплеск. Пирует разбойница! Думаю, не будь рыба немой, висел бы сейчас над озером дикий ор и проклятия. Поймал двух щурят. На глаз боюсь вес занизить, но явно «дошколята». Руки, отвыкшие за зиму, постепенно вспоминают…

– Отца так звали, и от него это прозвище перешло ко мне. Здесь никого по имени не зовут. У самого Савки прозвище Капитан. Отчаливать мы решили в момент, когда силы прилива и отлива уравновешиваются, – матёра вода «стоит». В это время Луна, ровно сказочный гигант, после выдоха ненадолго замирает перед тем, как вновь глубоко вдохнуть морем. Но до этого у Саввы Никитича было ещё одно важное дело. Василий Шумов, сосед, попросил у него накануне мотоцикл. Он в ответ: «Я тебе дам, но токо верни не по…

– Отдыхай, Орфейка, отдыхай… – со вздохом промолвил Николай. Другой гончак, с белыми отметинами на груди, тихонько взлаивал во сне, продолжая гон. Передними лапами он время от времени беспокойно перебирал в воздухе, силясь добрать зверя. Влажную верхнюю тужурку я повесил, как было предложено, ближе к плите – пусть сохнет. Снял шерстяной, с глухим воротом, свитер, освободил ноги от резиновых сапог и, оставшись босиком, в нательной рубахе, почувствовал, как истома стала овладевать мной. Достал…

– Я ведь с твоим дедкой на танцы ходила. Мне так интересно: я ни деда, ни бабку не застал, а она с ним на танцы… – Твой дедка был жмо-о-от – жадный, скупой-скупой. Выпить любил. Как-то раз решил доказать, что он щедрый и богатый. В чайной при всех трёхрублёвую бумажку скрутил и закурил. (Три рубля были деньги больши-ие.) Все только обсмеяли и осудили его. Жмот, так жмот и есть. Чего добился? Потом, небось, месяц говно ел и экономил на всём. Сказанное не развеселило меня. Не только деда, русские…

Учительница по домоводству сначала рассказала нам о своём предмете, поясняя при необходимости на карельском, а затем пустила по партам оформленные альбомы с лучшими образцами детских работ. Там были шитые и вязаные носочки, рукавички, шапочки, шарфики, платьица, брючки. Всё это кукольного размера, даже новорождённому младенцу было бы мало. Я не раз видел, как мать за швейной машинкой зимними вечерами ладила нам обнову, но это было совсем не то… Мы, нетерпеливо перегибаясь через чужую голову, разглядывали…

Всё. Еду. Нельзя в такую пору дома сидеть. Уже тепло и комаров ещё нет. Длится этот период рыбацкого счастья не больше недели. Поехали втроём на стареньком «Москвиче»: Ефим, Слава Кочнев и я. Едем мимо Сяпси. Голосуют две девицы: «Довезите до Курмойлы». Мы их берём. По дороге одна спрашивает, Таня: – Вы куда едете? – На рыбалку. – Возьмите нас с собой. – Поехали. Едем, едем. Доезжаем до отворотки на Курмойлу. Танина подружка встрепенулась: – Остановите. Мне ни на какую рыбалку не надо.…

Наковальня рассмеялась, чуть откинув назад голову: – Ну, здоров ты, Хохол, байки травить! А как он сам-то к дереву попал, если тропы не было? – А на лопате подъехал, вот на такой, – и охранник продемонстрировал лопату для уборки снега. Это развеселило хозяйку еще сильнее, она даже на перила облокотилась, корчась от смеха, а Хохол невозмутимо докурил, щелчком отправил окурок в урну и заорал, обращаясь к охране: – Ну, вы там пристыли, что ли? Долго еще стоять будем? Марина Викторовна мерзнет!…