А с платформы говорят…

Район в Ленинграде, где располагалась наша школа, продолжал активно застраиваться, но пустырей все еще было вдоволь… Этакая бесконечная стройка с вечным запахом гудрона, торчащей из земли стальной арматурой, словом — излюбленное место для развлечений советской ребятни. Прогулки по стройплощадкам, прыжки вниз со стопки бетонных блоков, хождение по разрытым пустырям были обычным делом… Стройка завершилась только в середине восьмидесятых, и мне, маленькой Гале, тоже довелось погулять по ней. Помнится, я даже как-то залезла по пожарной лестнице на крышу какого-то здания вместе с мальчишками. Бабуля, возвращавшаяся из булочной, увидев внучку на крыше здания, едва не лишилась чувств от страха.

В семидесятых, как выяснилось, тоже не обходилось без приключений. Так, например, сегодняшнее утро понедельника началось с сообщения о происшествии: пятиклассник Илья Морозов пришел на урок босиком в дырявых носках — решил перед занятиями побегать по стройке и едва совсем не увяз в глине, пришлось убегать без ботинок.

— Полюбуйтесь на него, Дарья Ивановна! — втолкнула перепуганного и грязного по пояс мальчишку в класс Вилена Марковна, преподавательница химии и — по совместительству — школьная сплетница и доносчица. Я хорошо ее помнила. Когда я училась в школе, именно Вилена Марковна любезно докладывала начальству, кто когда опоздал на урок, разбил стекло мячом в спортзале или пропустил дежурство. Ябедничала она и на учеников, и на учителей. Соответственно, ненавидели ее обе категории. На моей памяти кто-то из сорванцов даже налепил ей на спину записку с популярным детским стишком: «Ябеда-корябеда, соленый огурец, по полу катается, никто его не ест». Хотя, если бы я узнала, что это сделал кто-то из учителей, я бы ничуть не удивилась. В нашей школе Вилена Марковна трудилась до самого начала девяностых, а потом, как только приоткрылся железный занавес, моментально свалила «за бугор».

— Здравствуйте, — кивнула я обоим вошедшим, пытаясь сохранять серьезность. — А на что, собственно, Вы мне предлагаете полюбоваться? Ушко-то отпустите, не ровен час, оторвете, потом как будете родителям объяснять, что ухо их сына — теперь не парный орган?

— Ну так… форму ж измазал, без ботинок пришел… — бодро начала Вилена Марковна, выпустив Илью, который сразу же, аки сайгак, отпрыгнул от нее на пару метров, чтобы сохранить уши в целости и сохранности.

Я сразу же ее перебила, не дав окончить публичную порку.

— А Вы, Вилена Марковна, ежели в глине увязнете по пояс, тоже будете туфли спасать? Или себя все же попытаетесь?

Ошарашенная Вилена Марковна захлопнула рот и уставилась на меня, красноречиво вращая глазами. «Мол, Дарья Ивановна, зачем Вы при учениках-то?». Однако я оставила эту пантомиму без внимания.

— У Вас, кажется, сейчас урок? — ледяным тоном поинтересовалась я. — Урок химии?

— Да, — ответила учительница, которая теперь своим видом напоминала ровесницу Ильи, прогулявшую урок.

— А почему класс сидит без учителя? — с нажимом спросила я. — Вам было мало разлитых в прошлый раз реактивов на уроке у восьмого «Б»? Идите на урок, а я сама проведу беседу.

Подождав, пока дверь за что-то недовольно бормочущей учительницей-ябедой закрылась, я обратилась к ершистому мальчишке в донельзя грязных носках.

— Присядь, — спокойно попросила я.

Пионер испуганно кинул на меня осторожный взгляд, но все же присел на деревянный стул, стоящий поодаль, и попытался спрятать под стул измазанные ноги. Я тем временем думала, что делать.

— У тебя следующие уроки какие?

— Природоведение и два труда, — уставившись в стену, пробормотал пионер.

— Знаешь что? Иди-ка приведи себя в порядок, — предложила я.

— Что? — изумленно уставился на меня парень.

— Умойся, говорю. И брюки почисти.

— В носках?

Я задумчиво вертела в руках шариковую ручку. Эти ручки наконец-то пришли на смену ненавистным перьям, и школьники облегченно вздохнули.

— Погоди-ка, — попросила я. — У тебя размер какой?

— Тридцать седьмой, а что?

— А то! — я встала и открыла дверцы шкафа, порадовавшись своей предусмотрительности. От моей предшественницы Даши мне во временное пользование (а может, и насовсем?) достались, кроме пары туфель и дорожной сумки с кое-каким скарбом, еще маленькие ботиночки, похожие на кроссовки, но с плотной подошвой, темно-коричневые и явно не производства «Совпаршив». «Унисекс», как сказали бы сейчас. Чуть поношенные, но мягкие и очень удобные. В них я проходила не меньше пятнадцати километров в выходные по своей любимой Москве семидесятых, сегодня пришла в школу и уже после — сменила на туфли. Если честно, ненавижу узкую и неудобную обувь. А мои «лодочки» именно такими и были. Поэтому надевала я их только для ходьбы по школе.

— Вот, возьмешь эти и походишь до завтра, — как уже о решенном деле, сказала я. А завтра вернешь. Не босиком же тебе идти. Октябрь уже начался. — Я посмотрела на большие часы, висящие на стене. — До конца урока еще двадцать минут, успеешь умыться в туалете и почистить брюки. Если по дороге кто из учителей спросит, скажи — я тебя отправила.

Паренек кивнул, все так же недоверчиво глядя на меня. Видимо, решил, что я его разыгрываю. И поделом мне, в общем-то. После общения с «Гитлером в юбке», как за глаза звали Вилену Марковну он вряд полагал, что от школьной учительницы можно ожидать чего-то хорошего… Да, видать, тут не со школотой нужно серьезную работу проводить, а с педсоставом.

— Они же… женские? — слабо попытался отказаться паренек.

— Не женские, а унисекс, — автоматически поправила я пионера.

— Чего?

— Их все носят, сейчас даже очень модно, — поправилась я, забыв, что разговариваю не со своим приятелем Максом, а с ребенком и мысленно обругав себя, что сказала лишнее. В СССР же секса не было. Еще подумает чего и родителям дома ляпнет… — Надевай, говорю.

Довольный мальчишка схватил ботинки и был таков. А я тем временем, заперев дверь и напустив на себя солидный вид, направилась в столовую. Есть хотелось ужасно. Авось успею запихать в себя хотя бы пару коржиков, пока не позвонит какая-нибудь очередная тетка из РОНО.

Глава 12

Спустившись на первый этаж в столовую, я нашарила мелочь в кармане, купила у улыбчивой дородной буфетчицы, стоящей за прилавком, коржик, треугольный пакет с молоком, стакан чаю и устроилась за ближайшим столом, радуясь тому, что могу перекусить в тишине и спокойствии. И правда было очень тихо. Только под потолком лениво жужжала фланирующая муха, да буфетчица звякала вилками и ложками, которые она усердно протирала полотенцем, и что-то тихонько напевала себе под нос: «Звенит январская вьюга».

Всего пару лет назад на экраны вышел фильм «Иван Васильевич меняет профессию», который впоследствии станет культовым. Цитаты из него моментально ушли в народ и стали, как это модно сейчас говорить, «мемами». Буквально сегодня утром, проходя по школе, я видела, как высокая эффектная старшеклассница недовольно бросила парню, вперившему в нее влюбленный взгляд:

— Что ты на меня смотришь? На мне узоров нет, и цветы не растут!

Где-то далеко в будущем, в 2025 году, тоже звенела январская вьюга, и мой любезный интеллигентный супруг, ругаясь на чем свет стоит, вызволял из снежного плена свой старенький «Солярис»… А сейчас на дворе — октябрь 1975 года. Минут через десять прозвенит звонок с урока, и скоро все этажи школы наводнит топот и гам, издаваемый тремя сотнями октябрят и пионеров.