А с платформы говорят…
Шрифт:
А теперь, получается, и Макс ко мне стал неравнодушен. И кажется, я поняла, откуда ноги растут. По собственной воле он вряд ли додумался бы обратить на меня внимание — развеселая холостяцкая жизнь его вполне устраивала. Видимо, добрейшей души соседка, души не чающая в великовозрастном холостяке, вознамерилась устроить его личную жизнь и сказала, чтобы он принарядился и пригласил куда-нибудь свою симпатичную гостью. То-то она меня на оладушки зазывала! Наверное, хотела завести извечную беседу о том, что «нехорошо женщине оставаться одной»…
Макс, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, продолжал ждать моего ответа. Я все так же продолжала стоять, в задумчивости закусив губу. Нет, лучше все-таки не наступать на прежние грабли. По себе знаю, что нет ничего более унизительного
— Слушай, я бы с радостью, но не могу — в Москву уезжаю, прямо сейчас, — сказала я наконец, принимая букет. — А за цветочки спасибо, очень красивые, правда-правда!
— Ясно, — помрачнел Макс. — Ну хотя бы на Московский-то тебя проводить можно? А потом я в «Сайгон» двину, оттуда пешком совсем недалеко…
— Проводить можно, по-дружески, — подчеркнула я, чтобы не давать хорошему мужчине ложных надежд. — Если очень хочешь. Ты подожди, я цветы в вазу поставлю, окей?
— Окей, — также мрачно ответил Макс. — По-дружески, так по-дружески. Эх, видимо, судьба мне ходить в холостяках. Ты собирайся, а я пока покурю!
И он чиркнул зажигалкой.
Глава 10
— Заходи, Дашка! Елки-моталки, сколько же мы не виделись! Ты даже не представляешь, сколько всего было! Словами не передать, как я рада тебя видеть! Тапок нет, уж извини, Тимоха щенка притащил, он сгрыз последние. Я покричала, конечно, поругалась знатно, но не выкидывать же бедолагу на холод! У нас живет теперь. Смешной такой, ушки торчком стоят. И канарейку нашу боится до жути! У нас чисто, можешь просто разуться! Мой руки, проходи на кухню! Парни, парни! Але! Я с кем разговариваю? Да оставьте Вы мяч в покое! Хватит стучать! Я Вам сейчас Тасю на прогулку соберу! А мы с Дашей пообщаемся! И по дороге домой в молочную кухню зайдите обязательно! Артем, завтра можешь приглашать свою ненаглядную в гости! А сегодня матери поможешь.
— Хорошо, мам! — пробасил Артем и добавил, обращаясь к брату: — Тимоха, собирайся! Давай, в темпе вальса! Шевели батонами!
— Понял, не дурак! Одеваюсь, — раздался из комнаты голос второго брата.
Улыбнувшись и вдыхая запах свежеиспеченной шарлотки, я стянула плащ и разулась в прихожей квартиры, откуда когда-то зимой ушла в подавленном и очень расстроенном состоянии. Расстраиваться было из-за чего: вмиг постаревший Лидин муж Андрей тогда рассказал мне очень нехорошую новость — мать семейства исчезла без следа. А их дети — коренастый, веснушчатый Тимоша и высоченный, весь в мать, черноглазый красавец Артем — как-то сразу посерьезнели и повзрослели… Теперь некому было о них заботиться, приходилось все делать самим. А любимая супруга и мама, которую они так безуспешно пытались разыскать, показывая всем на улице ее фотографию, бродяжничала по холодному Ленинграду со странным свертком из тряпок в руках… Не помогла тогда даже доблестная советская милиция…
Однако теперь все вокруг выглядело так, будто бы и не было никогда тех печальных событий. Квартира сияла чистотой и ухоженностью, в прихожей стояла коляска, на стене комнаты — Тимошины грамоты «За успехи в учебе» и медали Артема — тот всерьез занимался хоккеем и влегкую обыгрывал отца, тоже заядлого хоккеиста.
— Дорогу молодым! — ничуть не обидевшись, говорил Андрей после каждого проигрыша в «коробке» у дома. Хоть и он и поругивал иногда старшего сына за незначительные проступки, однако втайне очень им гордился.
Радуясь, что все вернулось на круги своя, и не без моего скромного участия, я прошла на кухню. Она сильно преобразилась с
тех пор, когда я была там в последний раз. Вместо скромного обеденного стола с клеенкой стоял другой, новехонький, круглый, покрытый цветастой скатертью. Обои тоже были новыми. На полу лежал симпатичный половичок, а в углу тарахтел холодильник, правда, тот же самый. Ничего особенного — обычная кухня советской семьи. Но если раньше там было едва ли теплее, чем в холодильнике «Саратов», то теперь от всей обстановки так и веяло уютом и расслабленностью. Она будто говорила: «Все у нас хорошо, мы любим друг друга и рады гостям!».Тем временем Лида уже вынесла мне малышку познакомиться. Хоть у меня и не было своих детей, но я, как и всякая женщина, невольно умилилась, разглядывая эти крошечные ручки-пальчики. Трудно, конечно, было сказать, на кого больше она похожа, но, судя по проницательному и строгому взгляду ее иссиня-черных маленьких глазок, кажется, эта красотка лет через восемнадцать-двадцать сведет с ума большинство московских парней…
— Моя копия, правда? — проследив мой взгляд, сказала Лида. Она отдала уже одетую в комбинезончик дочку сыновьям и, нарезая шарлотку и заваривая чай, добавила: — Скатерть классная, да? Верунчик мне прислала из Ленинграда. ДЛТ у Вас там какой-то вроде есть, там, говорит, купила. Отличная вещица, и в интерьер вписывается! Вера, кстати, уже названивала тут, поделилась радостной новостью. Значит, вы теперь снова соседки?
— Ага, — радостно подтвердила я, протягивая Лидe подарки — мягкие пинетки для новорожденной и конверт с небольшой суммой денег. Что дарить новорожденной в семидесятых, я не имела ни малейшего понятия. Не помешала бы, конечно, огромная пачка памперсов, но где я их сейчас достану? Советские женщины о них и не слыхивали. Так что придется Лиде еще какое-то время провести за стиркой пеленок… А вот деньги в хозяйстве многодетной семьи никогда не бывают лишними.
Поначалу я хотела было зайти в Москве в «Детский мир» на Арбате и выбрать что-нибудь подходящее случаю, но потом отказалась от этой идеи. На хождения по магазинам у меня ушло бы полдня, а выходные — не резиновые, к тому же мне хотелось пообщаться с Лидой подольше. А еще моя хозяйственная подружка наверняка уже запаслась всем, что нужно, вплоть до трехлетия своей дочери. А если чего не хватает — сошьет сама. Швейная машинка тогда имелась почти в каждом доме. Для детских вещей покупались натуральные ткани: для лета — недорогой практичный ситец, штапель, поплин, лен, для зимы — шерсть, фланель. Украшали вещи ручной вышивкой, пуговицами, кружевом и аппликацией. Вот и Лида моя наверняка найдет, что сообразить. Ну а подрастет малышка — тоже не останется без обновок. Тогдашние советские женщины были хитры на выдумку: малышам перешивали платья, юбки, жилеты из взрослой одежды. Все шло в ход: мамино платье, бабушкин халат, папина рубашка…
Глядя на подружку, которая, напевая, суетилась на кухне, я с удовольствием заметила, что от той несчастной, умученной своим горем женщины, которую мы с Максом когда-то встретили у «Сайгона», не осталось и следа. Даже хлопоты молодой мамы ее, судя по всему, не особо напрягали. Несмотря на то, что Лида недавно родила, выглядела она безупречно: подтянутая, разве что совсем чуть-чуть пополневшая фигура, симпатичное домашнее платьице, уложенные короной волосы и в меру яркий макияж. Она будто снова вернулась туда, где когда-то, в канун далекого пятьдесят седьмого года, когда под бой новогодних курантов бросила в бокал с шампанским бумажку, на которой было написано заветное желание: «Хочу прожить всю свою жизнь с Андреем!». А все плохое было напрочь забыто.
— Гранд мерси! — продемонстрировала Лида знание французского языка, принимая подарки. — Ой, спасибо, Дашка! Как раз кстати! Андрюха с собакой к кинологу пошел, занимаются они там. Это надолго, часа три с дорогой, не меньше. Может, отучат там пса хотя бы обувь грызть. Пацаны с мелкой гулять уходят. А мы пока с тобой вволю пообщаемся! Столько новостей!
Спустя два часа я узнала практически все, что произошло за последние несколько лет.
— Артем школу закончил на «отлично», поступил в институт, — тараторила Лида.